Ю. н
УЧЕНЫЕ ЗАПИСКИ ПЕТРОЗАВОДСКОГО ГОСУДАРСТВЕННОГО УНИВЕРСИТЕТА
Февраль, № 1 Филология 2014
любовь муссаевна ахриева
начальник редакционно-издательского отдела Информационно-издательского управления, Московский государственный областной университет (Москва, Российская Федерация) l_ahrieva@mail. ru
концепция жанра в статьях ю. н. Тынянова «литературный факт»
и «о литературной эволюции»
Предпринята попытка проследить взгляды Ю. Н. Тынянова на проблему жанра в его теоретических работах 1920-х годов. Проанализированы термин «динамика», принцип смещения жанров на примере поэмы, повести, рассказа, величина произведения как признак жанра.
Ключевые слова: Тынянов, жанр, система, динамический, литературная эволюция, смещение, величина
Известно, что жанр - один из значимых аспектов теории литературы. В статьях «Литературный факт» (1924) и «О литературной эволюции» (1927) Ю. Н. Тынянов предпринимает попытку дать ему определение; выявляет такие специфические свойства, как изменчивость, смещение и рассматривает их на примерах различных жанров; анализирует величину произведения как жанровую характеристику. Несомненный интерес для нас представляют размышления ученого о романе, повести, рассказе - жанрах, в которых творил он сам. Понимание им идей о динамизации как основном принципе смещения жанров является одним из способов передачи исторических событий в его произведениях и служит методологической основой для рассмотрения творчества.
Ю. Н. Тынянов исследовал жанр в свете разработки им идеи литературной эволюции как естественного процесса сменяемости литературных явлений. Эта проблема, главенствующая в статье «Литературный факт» и развитая в работе «О литературной эволюции», продолжала занимать Тынянова в последующие годы, став магистральной в его теоретических исследованиях 1920-х годов.
Подход Тынянова к проблеме жанра Л. Я. Гинзбург именует динамическим , основанным на представлении ученого о непрерывных эволюционных процессах. «Динамика -базовая категория филологического мышления Тынянова, организующая его суждения всех уровней. Если приведенное определение располагается на высшем уровне, то низший займет утверждение о динамизации слова в стихе. <.. > На других уровнях: герой есть смысловой итог некоторого динамического процесса - движения от начала к концу произведения; фабулу можно представить как статическую схему, но сюжет -динамическая реальность произведения» . Также этот ряд продолжает литературная эволюция как трансформация динамического. Для Тынянова термин «динамика» обозначает
© Ахриева Л. М., 2014
движение и, главное, происходящие при этом изменения , смещения. В дневниковой записи Б. Эйхенбаум вспоминает беседу с Тыняновым: «Он (Тынянов. - Л. А.) предлагает - „динамика”, чтобы избегнуть статического элемента» .
Вопрос о литературных жанрах Тынянов начинает рассматривать с определения жанра. Он отмечает, что сделать это трудно по причине того, что жанр постоянно видоизменяется «эволюционирующим литературным фактом» . Причем это «не планомерная эволюция, а скачок, не развитие, а смещение» .
Ученый исследует это явление на примере поэмы и сразу отмечает, что дать ей единое «статическое» определение сложно, и русская литература в этом убеждает. Так, «революционная» суть поэмы1 А. С. Пушкина «Руслан и Людмила» в том, «что [это] “не-поэма” (то же и с “Кавказским пленником”); претендентом на место героической “поэмы” оказывалась легкая “сказка” XVIII века, однако за эту свою легкость не извиняющаяся; критика почувствовала, что это какой-то выпад из системы. На самом деле это. смещение системы» .
Далее Тынянов сужает область рассмотрения признаков жанра и ставит вопрос о том, «как колеблется понятие жанра» в случае отрывка, фрагмента. Свои рассуждения он начинает с того, что «отрывок поэмы может ощущаться как отрывок поэмы, стало быть, как поэма; но он может ощущаться и как отрывок, т. е. фрагмент может быть осознан как жанр» . Подобную понятийную омонимию автор объясняет тем, что это «ощущение жанра» зависит не от качеств воспринимающего, а от «преобладания или вообще наличия того или иного жанра: в XVIII веке отрывок будет фрагментом, во время Пушкина - поэмой» . Важно и то, что в зависимости от определения жанра реализуются функции всех стилистических средств и приемов: в поэме они будут иными, в отличие от отрывка.
Концепция жанра в статьях Ю. Н. Тынянова «Литературный факт» и «О литературной эволюции»
В статье «О литературной эволюции» Тынянов переходит к роману, который кажется единым цельным жанром, развивающимся на протяжении веков. Но роман оказывается «переменным» жанром с меняющимся в литературном процессе разных эпох материалом и модифицирующимся способом включения в литературу внелитературных речевых материалов. Отсюда следует вывод, что признаки жанра эволюционируют.
Далее ученый обращается к анализу рассказа и повести, сравнивая новые подходы к их определению с традицией первой половины XIX века, когда рассказ, повесть в 20-40-е годы определялись другими признаками, в отличие от современного критику литературного процесса. Тынянов констатирует, что, например, в XIX столетии слово «рассказ» часто употреблялось в значении «исполнение», «сказ» .
Из исследования Ю. Н. Тыняновым жанровых эволюционных процессов следует, что благодаря историческим смещениям в литературном процессе жанр как система меняется, «колеблется». Это предполагает переход от одного явления в жанре к другому и снова возврат к прежним признакам, как при движении маятника: «В эпоху разложения какого-нибудь жанра - он из центра перемещается в периферию, а на его место из мелочей литературы, из ее задворков и низин вплывает в центр новое явление» . Иными словами, жанр формируется в одних системах и убывает, перестав выполнять свои функции, в другие системы. Таким образом, представить жанр в виде статической системы невозможно, так как новый жанр возникает в результате соприкосновения с традиционным жанром. По мнению ученого, это происходит потому, что новое явление сменяет старое, занимает его место и в то же время является не развитием старого, а его заместителем. Если этого замещения нет, то жанр распадается.
Но жанр как система, считает Тынянов, не изменяется полностью, так как в нем сохраняется что-то достаточное для того, чтобы, например, «не-поэма» «Руслан и Людмила» была поэмой. И это заключается не в основных, «крупных» отличительных чертах жанра, а во «второстепенных». Они «как бы сами собою подразумеваются и как будто жанра вовсе не характеризуют» . В качестве примера Тынянов приводит величину произведения. По его мнению, это та отличительная черта, которая, например, в случае с поэмой необходима для сохранения жанра. Исследователь М. В. Умнова отмечает, что принцип выявления при анализе не основных (аксиологически окрашенных), а второстепенных (аксиологически безразличных) признаков, характеризующих систему (литературу, жанр и т. д.) , был выдвинут ученым ранее в работе 1924 года «Проблема стихотворного языка»:
«Конструктивный принцип познается не в максимуме условий, дающих его, а в минимуме» . Так как очевидно, что эти минимальные условия связаны с данной конструкцией и в них следует искать ответ на вопрос о специфическом характере конструкции.
Ориентация на поиск условий реализации конструкции выражена в том, что для Тынянова «величина» прежде всего понятие «энергетическое» . Ученый считает, что литературоведы называют большой формой ту, на создание которой необходимо больше энергии. Но большую форму можно дать в малом стихотворном объеме: «Пространственно “большая форма” бывает результатом энергетической [работы]» . Но и большая форма в некоторые периоды литературного процесса определяет закономерность конструкции. Роман отличается от новеллы тем, что он - большая форма. Поэма от стихотворения - тем же. Таким образом, Тынянов приходит к выводу, что большая форма требует иных сил, чем малая, в ней каждая деталь, стилистический прием, в зависимости от величины конструкции, имеет разную функцию.
Исследование вопроса об идентификации жанра произведения по его величине ученый продолжает в статье «О литературной эволюции», где вновь говорит о значении этого «формального элемента», называя его второстепенным результативным признаком. Иными словами, часто наименования рассказ, повесть, роман соответствуют «определению количества печатных листов» . Это доказывает не столько «автоматизованность» жанров для определенной литературной системы, а то, что жанры устанавливаются по другим признакам. Величина произведения, его речевое пространство - важный признак. Если произведение изолировано от системы, то жанр сложно определить, так как то, что именовали «одою в 20-е годы XIX века или, наконец, Фет, называлось одою не по тем признакам, что во время Ломоносова» . Таким образом, автор приходит к выводу, что изучение жанров невозможно вне признаков и характеристик жанровой системы, «с которой они соотносятся» . Так, исторический роман Л. Н. Толстого не сопоставим с историческим романом М. Н. Загоскина, так как соотносится с современной ему прозой. Автор заключает, что без сопоставления литературных явлений невозможно и их рассмотрение.
Исследуя проблему жанра в работах 1920-х годов, Ю. Н. Тынянов приходит к следующим выводам. Жанр как система не статичен, он склонен к изменению, смещению, что осложняет формулировку определения того или иного жанра. Понятие величины он называет одним из второстепенных признаков жанра, но достаточным для единства жанра в литературном про-
Л. М. Ахриева
цессе. Если сохраняется принцип конструкции изолированно от современной ему эпохи, вне (например, величина), то сохраняется «ощуще- литературного процесса невозможно, так как ние» жанра. По мнению ученого, изучать жанр жанр развивается и эволюционирует.
ПРИМЕЧАНИЕ
1 Позже в статье 1927 года «О литературной эволюции» Ю. Н. Тынянов поясняет, что вопрос о жанре поэмы А.С. Пушкина, очень сложный для критики 20-х годов, возник потому, что «пушкинский жанр явился комбинированным, смешанным, новым, без готового “названия”. Чем острее расхождения с тем или иным литературным рядом, тем более подчеркивается именно та система, с которой есть расхождение, дифференция» .
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Берестова О. Г. Статика и динамика в семантике состояния // Вестник Московского государственного областного университета. Сер. «Русская филология». 2012. № 6. С. 7-11.
2. Гинзбург Л. Я. Тынянов - литературовед // Гинзбург Л. Я. Записные книжки. Воспоминания. Эссе. СПб.: Искусство-СПБ, 2002. С. 446-466.
3. Тоддес Е. А., Чудаков А. П., Чудакова М. О. Комментарии // Тынянов Ю. Н. Поэтика. История литературы. Кино. М.: Наука, 1977. С. 397-572.
4. Т ы н я н о в Ю. Н. Литературный факт; О литературной эволюции // Тынянов Ю. Н. Поэтика. История литературы. Кино. М.: Наука, 1977. С. 255-281.
5. Тынянов Ю. Н. Проблема стихотворного языка. Л., 1924. 139 с.
6. Умнова М. В. Авангардные установки в теории литературы и критике ОПОЯЗа. М.: Прогресс-Традиция, 2013. 176 с.
Akhrieva L. М., Moscow State Regional University (Moscow, Russian Federation)
CONCEPT OF GENRE IN Y. TYNYANOV’S ARTICLES “LITERARY FACT”
AND “ON LITERARY EVOLUTION”
The author attempts to reveal Y. Tynyanov’s views on the problem of genre expressed in his theoretical studies of 1920s. Particular attention is paid to the term dynamics, as well as to the principle of genres’ shift, which is investigated on the example of a poem, a story, a short story. Besides, the author studies the size of a literary work considering it a sign of genre.
Key words: Tynyanov, genre, system, dynamic, literary evolution, shift, size
1. Berestova O. G. Statics and Dynamics in the Semantics of the State . Vestnik Moskovskogo gosudarstvennogo oblastnogo universiteta. Ser. "Russkayafilologiya" . 2012. № 6. P. 7-11.
2. Ginzburg L. Ya. Tynyanov, Expert in Literature . Ginzburg L. Ya. Zapisnye knizhki. Vospomi-naniya. Esse . St. Petersburg, Iskusstvo-SPB Publ., 2002. P. 446-466.
3. Toddes E. A., ChudakovA. P., Chudakova M. O. ^mments . Tynyanov Yu. N. Poetika. Istoriya literatury. Kino . Moscow, Nauka Publ., 1977. P. 397-572.
4. Tynyanov Yu. N. Literary F act; On Literary Evolution . Tynyanov Yu. N. Poetika. Istoriya literatury. Kino . Moscow, Nauka Publ., 1977. P. 255-281.
5. Tynyanov Yu. N. Problema stikhotvornogo yazyka . Leningrad, 1924. 139 p.
6. Umnova M. V Avangardnye ustanovki v teorii literatury i kritike OPOYAZa . Moscow, Progress-Traditsiya Publ., 2013. 176 p.
Юрий Николаевич (6(18).10.1894, Режица Витебской губернии, ныне г. Резекне, Латвия - 20.12.1943, Москва) - прозаик, литературовед, критик, переводчик.
Родился в семье врача. В 1904-12 учился в Псковской гимназии. В 1912 поступил на историко-филологический факультет Петербургского университета, где занимался в пушкинском семинаре С. Венгерова, слушал лекции А. Шахматова, И. Бодуэна де Куртене. Среди товарищей по университету были М. Азадовский, Ю. Оксман, Н. Яковлев и др. Первыми научными работами Тынянова стали доклад «Литературный источник ""Смерти поэта""» (впервые опубл.: Вопросы литературы. 1964. №10. С. 98-106) и доклад о пушкинском «Каменном госте». В студенческие годы была написана также большая работа о В. Кюхельбекере, рукопись которой не сохранилась. В 1916 Тынянов женился на сестре своего товарища по псковской гимназии Л. Зильбера - Елене.
По окончании университета в 1918 Тынянов был оставлен С. Венгеровым при кафедре русской литературы для продолжения научной работы. В том же году он познакомился с В. Шкловским и Б. Эйхенбаумом и вступил в Общество по изучению поэтического языка (ОПОЯЗ), участие в котором сыграло огромную роль в судьбе Тынянова как ученого. С 1921 и течение 10 лет преподавал в Институте истории искусств, читая лекции о русской поэзии. До 1924 совмещал научно-преподавательскую работу со службой в Коминтерне в качестве переводчика, затем в Госиздате корректором.
Первая опубликованная работа Тынянова - статья «Достоевский и Гоголь (к теории пародии)», написанная в 1919 и вышедшая в 1921 отдельным изданием в опоязовской серии «Сборники по теории поэтического языка». Тщательное сопоставление стилистических различий между двумя писателями привело ученого к выводу, что принцип «отталкивания» лежит в основе литературного развития и является объективным законом: «... всякая литературная преемственность есть прежде всего борьба, разрушение старого целого и новая стройка старых элементов» («Поэтика. История литературы. Кино» // Подгот. изд. и коммент. Е. Тоддеса, М. Чудаковой, А. Чудакова. М., 1977. С. 198). Это положение стало генеральной идеей всей дальнейшей научной работы Тынянова, фундаментом его теоретической и историко-литературной концепции.
В 1-й половине 20-х годов Тынянов написан ряд работ об А. Пушкине и литературной борьбе его эпохи: «Архаисты и Пушкин», «Пушкин и Тютчев», «Мнимый Пушкин».... В статье о Ф. Тютчеве и Н. Некрасове, А. Блоке и В. Брюсове даны историко-литературные характеристики поэтов... В 1923 году завершил свой главный теоретико-литературный труд - «Проблема стиховой семантики», изданный в 1924 отдельной книгой под названием «Проблема стихотворного языка». В этой книге раскрыто природное различие стиха и прозы, выявлен специфический смысл «стихового слова». В статье «Литературный факт» (1924) предложен ответ на вопрос «Что такое литература?» («динамическая речевая конструкция»), описана связь художественных явлений с житейскими, показана историческая диалектика взаимодействия «высоких» и «низких» жанров и стилей.
Выступая в периодике как литературный критик, Тынянов сочетал научно-исторический подход с острым ощущением современности, терминологическую лексику с метафоричностью и отточенной афористичностью. В статье «Литературное сегодня» (Русский современник. 1924. №1) проза начала 20-х годов показана как целостная система, в статье «Промежуток» (Там же. 1924. №4) представлена такая же убедительная панорама поэзии, даны выразительные и емкие характеристики творчества А. Ахматовой, Б. Пастернака, О. Мандельштама, В. Маяковского и других мастеров стиха. Критические оценки Тынянова основаны и на пророческой интуиции, и на точных научных критериях: творчество своих современников Тынянов рассматривал в единой системе литературной эволюции. Ряд заостренно-гиперболических, ироничных журнальных этюдов («Записки о западной литературе», «Кино - слово -музыка», «Сокращение штатов», «Журнал, критик, читатель и писатель»), подписанных при публикации псевдонимом Ю. Ван-Везен, носит экспериментальный характер: Тынянов разрабатывал здесь предельно лаконичную форму свободного, раскрепощенного критического высказывания.
В 1924 Тынянов получил заказ от издательствава «Кубуч» на написание популярной брошюры о Кюхельбекере. Взявшись за эту работу, Тынянов неожиданно написал за короткий срок роман «Кюхля» (1925), положивший начало писательской судьбе автора. Воскрешая для современников полузабытого поэта-декабриста, используя при этом обширный фактический материал, Тынянов достиг эмоциональной достоверности благодаря интуитивным догадкам. «Там, где кончается документ, там я начинаю», - определил он позднее в статье для сборника «Как мы пишем» (1930) свой способ творческого проникновения в историю. С этого момента Тынянов начинает сочетать научную работу с литературной, постепенно все более тяготея к творческой деятельности. Вопрос о соотношении науки и искусства в работе Тынянова - предмет продолжающихся и по сей день споров. Одни исследователи и мемуаристы говорили об «открытой антиномии» этих двух начал (Антокольский П. Г. Знание и вымысел//Воспоминания о Ю. Тынянове: Портреты и встречи. М., 1983. С. 253), другие отстаивали положение о неотделимости Тынянова-ученого от Тынянова-художника (Эйхенбаум Б. М. Творчество Ю. Тынянова//Там же. С. 210-223). Однако здесь возможен еще один ответ: Тынянов умел бывать и «чистым» ученым, не терпящим беллетризации идей и концепций, и изобретательным художником, свободным от пут жесткой логики, и плюс к этому всему умел еще и сопрягать науку с литературой - там, где это оправданно и эффективно.
В 1927 Тынянов закончил роман об А. Грибоедове «Смерть Вазир-Мухтара» - произведения, в котором художественные принципы автора, его взгляд на историю и современность отразились с наибольшей полнотой. Тынянов не ставил перед собой утилитарно-просветительской цели: история Вазир-Мухтара отнюдь не является элементарной «биографией» Грибоедова. Тынянов часто прибегает к художественной трансформации фактов, строит чисто творческие версии событий (например, описывая любовную интригу Грибоедова с женой Ф. Булгарина). Некоторые беллетристические догадки автора, впрочем, нашли впоследствии документальное подтверждение (участие русских дезертиров во главе с Самсон-Ханом в битвах с русскими войсками на стороне персов, подстрекательская роль английских дипломатов в разгроме русской миссии). Однако главное в «Смерти Вазир-Мухтара» - это последовательно развернутое художественное сравнение «века нынешнего» с «веком минувшим», раскрытие вечной ситуации «горя от ума», в которую с неизбежностью попадает в России мыслящий человек. Так, Грибоедов в изображении Тынянова оказывается в трагическом одиночестве, его проект преобразования Кавказа отвергается и правительственными чиновниками, и ссыльным декабристом И. Бурцевым. Власти видят в Грибоедове опасного вольнодумца, прогрессисты - благополучного дипломата в «позлащенном мундире». Эта драматическая ситуация, безусловно, проецировалась на судьбу самого Тынянова и его единомышленников: разочарование в революционных идеалах, распад опоязовского научного круга и невозможность дальнейшего продолжения коллективной работы в условиях идеологического контроля. В 1927 Тынянов писал В. Шкловскому: «Горе от ума у нас уже имеется. Смею это сказать о нас, о трех-четырех людях. Не хватает только кавычек, и в них все дело. Я, кажется, обойдусь без кавычек и поеду прямо в Персию».
Глубокий философский трагизм «Смерти Вазир-Мухтара» обусловил довольно прохладную реакцию критики. «В романе зазвучали ноты, для советской литературы неожиданные. Роман разошелся с одним из важнейших ее устоев советской литературы: с ее категорическим требованием исторического оптимизма» (Белинков А. В. Юрий Тынянов. 2-е изд. М., 1965. С. 303). Непривычным для советского литературного канона было и стилистическое решение романа, его экспрессивная гротескность и метафоричность, ритмизованность авторской речи, порой напоминающей свободный стих (таково, в частности, открывающее роман вступление). Композиция и синтаксис «Смерти Вазир-Мухтара» отчетливо «кинематографичны»: здесь несомненную роль сыграла работа Тынянова как теоретика кино (написанные в 1926-27 статьи «О сценарии», «О сюжете и фабуле в кино», «Об основах кино» и др.) и как киносценариста (сценарии к/ф «Шинель» по Н. Гоголю, 1926; фильма о декабристах «С. В. Д.« («Союз великого дела»), 1927, в соавторстве с Ю. Оксманом). С кинематографом был связан и замысел рассказа «Подпоручик Киже» (1927), первоначально задуманного как сценарий немого к/ф (экранизация рассказа была впоследствии осуществлена в 1934). Анекдотическая фабула гротескно разработана Тыняновым как универсальная модель служебной карьеры в условиях российского политического быта. Выражение «подпоручик Киже» стало крылатым.
Приобретая широкую известность как прозаик, Тынянов продолжает литературоведческую работу, стремясь обобщить свой исследовательский опыт, сформулировать методологические принципы науки будущего. В 1927 он публикует статью «О литературной эволюции», где намечает плодотворную методику изучения литетарурного и социального «рядов» в их взаимодействии. Осенью 1928 Тынянов выезжает в Берлин для лечения, затем встречается в Праге с Р. Якобсоном, планируя с ним возобновление ОПОЯЗа; итогом встречи стали совместные тезисы «Проблемы изучения литературы и языка». В 1929 выходит сборник статей Тынянова «Архаисты и новаторы» - результат его научной и критической работы за 9 лет. С 1931 Тынянов активно участвовал в работе над книжной серией «Библиотека поэта». В 30-е годы Тынянов продолжает заниматься биографиями Пушкина, Грибоедова, Кюхельбекера, однако на первый план в его работе отчетливо выходит художественная проза. Это отнюдь не было изменой науке: разработанная Тыняновым методологическая система была предназначена для многолетнего детализированного развития, для продолжения в обширных коллективных трудах. Рассчитывать на это в 30-е годы не приходилось, широкое обращение мировой науки к идеям Тынянова началось только в 60-70-е годы. Вместе с тем у Тынянова в 30-е годы появляется целый ряд перспективных прозаических замыслов, с реализацией которых ему приходится спешить (Тынянов знал о неизлечимости своей болезни) и многие из которых так и остались неосуществленными.
Важной частью многогранной творческой работы Тынянова был литературный перевод. В 1927 вышел сборник Г. Гейне «Сатиры», а в 1932 его же поэма «Германия. Зимняя сказка» в переводах Тынянова. В этих книгах раскрылся несомненный поэтический талант Тынянова (явленный также в стихотворных экспромтах и эпиграммах, представленных, в частности, в рукописном альманахе «Чукоккала»). Гейне был близок Тынянову аналитическим остроумием, колкой ироничностью в сочетании с затаенной серьезностью, мужественной готовностью к непониманию, свободой от пошлости и показного глубокомыслия. В судьбе Гейне, творившего несмотря на неизлечимую болезнь, Тынянов видел прообраз своей собственной судьбы. Все это дает основание считать немецкого лирика четвертым «вечным спутником» Тынянова - наряду с Пушкиным, Грибоедовым и Кюхельбекером.
Кульминацией трагических раздумий Тынянова о русской истории стала повесть «Восковая персона» (1931). Обратившись к петровской эпохе, писатель начал повествование со смерти императора, сосредоточивая затем свое внимание на жизни простых людей, судьба которых оказалась парадоксальным образом связана с одним из начинаний царя-реформатора: солдат Михаил сдает своего брата, урода Якова в кунсткамеру в качестве музейного «монстра». Б. Эйхенбаум справедливо увидел в сюжете повести «идейное и художественное присутствие пушкинского «Медного всадника» (Творчество Ю. Тынянова. С. 220). К этому надо добавить, что в повести Тынянова трагические краски сгущены, а в разработке образа Петра мотив призрака становится доминирующим. «Философия повести - философия скептическая, философия бессилия людей перед лицом исторического процесса» (Цырлин Л. Тынянов-беллетрист. Л., 1935. С. 303). «Восковая персона» - своего рода гипербола трагического взгляда на историю, взгляда, исключающего какую бы то ни было идеализацию и «верхов», и «низов», и власти, и народа. Мотив всеобщего предательства и доносительства, развернутый автором на материале событий 18 века, имеет определенное отношение и к эпохе создания повести. Утяжеленная стилистика «Восковой персоны», предельная насыщенность языка архаическими элементами соответствуют содержательной задаче: показать статичность истории, как бы вынося за скобки ее динамическую сторону. «Восковая персона» и сегодня являет собой своеобразное испытание для читателя - испытание глубочайшим сомнением, мастерски воплощенным ощущением ист. обреченности и безнадежности. Эта точка зрения не претендовала на то, чтобы быть единственной истиной, но, безусловно, нуждалась в художественном закреплении.
Иная художественная концепция явлена в рассказе «Малолетний Витушишников» (1933), где иронически заострен мотив случайности, нередко лежащей в основе крупных политических событий. Выведенный в рассказе Николай I предстает игрушкой в руках судьбы, а случайная встреча царя с верноподданным подростком по ходу сюжета обрастает множеством легендарных версий, полностью вытесняющих реальную суть происшедшего. Такой же иронией проникнуты многие прозаические миниатюры Тынянова, которые он намеревался объединить в цикл «Моральные рассказы».
В начале 30-х годов Тынянов задумывает большое художественное произведение о Пушкине, которое он сам определял как «эпос о рождении, развитии, гибели национального поэта» (Каверин В., Новиков Вл. Новое зрение//Книга о Юрии Тынянове. М., 1988. С. 234). В 1932 он начинает работу над повествованием о предках Пушкина - «Ганнибалы», успевает написать вступление и 1-ю главу. Но такой исторический разбег оказался, по-видимому, слишком велик, и Тынянов начал писать роман о Пушкине заново, сделав его началом 1800. 1-я часть романа («Детство») опубликована в 1935, 2-я («Лицей») - в 1936-37. Над 3-й частью («Юность») Тынянов работал уже очень больным - сначала в Ленинграде, а потом в эвакуации в Перми. В 1943 она была опубликована в журнале «Знамя». Повествование о судьбе Пушкина доведено до 1820. «Работа оборвалась, вероятно, на первой трети» (Шкловский В. Б. Город нашей юности//Воспоминания о Ю. Тынянове. С. 36).
Несмотря на незавершенность романа, он воспринимается как целостное произв. о детстве и юности поэта, являясь составной частью трилогии Тынянова о Кюхельбекере, Грибоедове и Пушкине. Духовное формирование Пушкина изображено Тыняновым в эпически широком контексте, в соотнесении с судьбами многих исторических и литературных деятелей. Строя многоплановую панорамную композицию, Тынянов не прибегает ни к пространно-детальным описаниям, ни к длинным синтаксическим периодам. Роман писался в лаконичной и динамичной манере, близкой к прозе Пушкина. В отличие от желчной иронии «Смерти Вазир-Мухтара», здесь преобладает светлый юмор. В юном Пушкине автор подчеркивает жизнелюбие, страстность, пылкое творческое вдохновение. В последней части романа Тынянов художественно разрабатывал высказанную им в историко-биографической статье «Безыменная любовь» (1939) гипотезу о прошедшей через всю жизнь Пушкина любви к Е. Карамзиной. Пафос романа созвучен блоковской формуле «веселое имя - Пушкин», и его оптимистический настрой отнюдь не был уступкой «требованиям эпохи»: при рассказе о дальнейшей судьбе героя автору, по-видимому, было не миновать трагических тонов.
В эвакуации Тынянов написал также 2 рассказа об Отечественной войне 1812 - «Генерал Дорохов» и «Красная шапка» (о полководце Я. Кульневе). В 1943 он был перевезен в Москву, где умер в Кремлевской больнице. Похоронен на Ваганьковском кладбище.
Путь Тынянова как писателя и литературоведа - уникальный в русской и мировой культуре опыт плодотворного соединения художественности и научности.
Для глубокого понимания научной парадигмы Ю. Н. Тынянова в сфере лингвистической поэтики необходимо прежде всего внимательное прочтение «Тезисов современного изучения языка и литературы», предложенных Романом Якобсоном и Юрием Тыняновым в «Новом Лефе» (1928, № 12, 5-37). В данной работе выражена почти полностью научная идеология оригинального ученого. Во-первых, здесь речь идет об интеграции поэтики со всем комплексом филологических наук (наук о языке и литературе), во-вторых, здесь говорится о приобретении филологическими науками статуса социальных, или социологических, в связи с вводом в филологическую парадигму в качестве ведущего функционального фактора . Эта концептуальная схема развития наук о языке и литературе во многом предопределила научную филогическую идеологию нового времени (начала XX века); в современный период под знаменем активной интеграции человеческих знаний происходит образование нового содружества гуманитарных наук.Через научную актуализацию функционально-динамической (социологической) парадигмы Ю. Н. Тынянов показывает особенности словесного эстетического освоения действительности автором-творцом, устанавливает связи между динамикой жизни и процессом словотворчества. Как отмечает В. Каверин, «призвав на помощь нелегкую, но будящую теоретическую мысль терминологию» (Каверин, 1977, 91) Тынянов пытался активно решать заявленные выше проблемы. Опорными при построении оригинальной филологической (лингвопоэтической) концепции Тынянова были понятия система, функция. доминанта, установка, литературная личность, литературный факт, литературная эволюция .Актуализируя этимологическое значение слова-понятия система , Тынянов предлагает считать отдельное литературное произведение, литературу в целом системой. «Только при этой основной договоренности и возможно построение литературной науки, не рассматривающей хаос разнообразных явлений и рядов, а их изучающей. Вопрос о роли соседних рядов в литературной эволюции этим не отметается, а, напротив, ставится» (Тынянов, 1977, 272). И все элементы литературного произведения, литературы в целом как «динамической речевои конструкции» соотнесены между собой , находятся во взаимодействии. Ю. Н. Тынянов не любил слова статика , одно из самых ных слов в научном лексиконе ученого — динамика . И под литературной эволюцией он понимал «не планомерную эволюцию, а скачок, не развитие, а смещение» (Тынянов, 1977, 256). В комментариях к статье «Литературный факт» говорится: «В отличие от закрепившегося под влиянием определенных направлений биологии XIX в. представлений об эволюции как области закономерностей, плавного и обусловленного перетекания из одного состояния в другое — в противовес резкой и радикальной смене качества, Тынянов вводил такое ее понимание, которое coвмeщaлo в себе оба признака (ср. в «Промежутке»: взрыв, планомерно проведенный»). Двигателем эволюции оказывались смещение, сдвиг, мутация, скачок. Два звена эволюционной цепи могли не быть существенно, а тем не менее необходимо связаны, новое качество могло являться сбоку» (Комментарии…, 1977, 510).Своеобразное истолкование понятия эволюция у Ю.Н. Тынянова приводит и к необычному определению другого опорного научного концепта — функция . Слово-понятие функция в разбираемой концепции не имеет телеологического значения (об этом говорят все исследователи научного наследия Тынянова), оно получает научную актуализацию для обозначения внутрисистемных отношений между элементами литературного произведения или литературы. Ю. Н. Тынянов таким образом определяет данное понятие: «Соотнесенность каждого элемента литературного произведения как системы с другими и, стало быть, со всей системой я называю конструктивной функцией данного элемента. При ближайшем рассмотрении оказывается что такая функция — понятие сложное. Элемент соотносится сразу: с одной стороны, по ряду подобных элементов других произведений — систем, и даже других рядов, а, с другой стороны, с другими элементами данной системы (автофункция и синфункция)» (Тынянов 1977, 272-273). Речь, на наш взгляд, идет об органическом единстве, целостности художественного произведения, в котором все компоненты конструктивно соположены, функционально неразрывны, т.е. идея о словесном эстетическом целом получает здесь самое плодотворное развитие, особенно через актуализацию концепта синфункция . И в этом случае понятными становятся следующие комментарии: «Сказать, что элемент (произведения — или произведение как элемент «всей литературы») выступает в некоторой функции — не значит определить, с какой целью он употреблен (даже если цель понимается не как субъективно творимая, а как заданная объективно); это значит, прежде всего, определить область корреляций элемента, провести линию соотнесенности — одну из множества линий, образующих схему данной литературной системы. Абстрактная схема функций-соотнесенностей и есть начало, организующее эмпирическую совокупность форм, непрерывное возникновение которых образует реальную жизнь литературы. Любой формальный элемент (или целостная «форма») представляет собой реализацию некоторого отношения и в этом плане мыслится зависимым от функции» (Комментарии…, 1977, 521).Что такое установка ? Это опорное для научной концепции Ю. Н. Тынянова понятие имеет следующие развернутые определения:»Литературная система соотносится с ближайшим внелитературным рядом — речью, с материалом соседних речевых искусств и бытовой речи. Как соотносится? Другими словами, где ближайшая социальная функция литературного ряда? Здесь получает свое значение термин установка . Установка есть не только доминанта произведения (или жанра) функционально окрашивающая подчиненные факторы, но вместе и функция произведениями (или жанра) по отношению к ближафшему внелитературному — речевому ряду. Отсюда огромная важность речевой установки в литературе» (Тынянов, 1977, 228).2) «У нас есть слово «установка». Оно означает примерно «творческое намерение автора». Но ведь бывает, «что намерение благое, да исполнение плохое». Прибавим: авторское намерение может быть только ферментом. Орудуя специфическим литературным материалом, автор отходит, подчиняясь ему, от своего намерения.Конструктивная функция, соотнесенность элементов внутри произведения обращает «авторское намерение» в фермент, но не более. «Творческая свобода» оказывается лозунгом оптимистическим, но не соответствует действительности и уступает место «творческой необходимости». Литературная функция, соотнесенность произведения с литературными рядами довершает дело.Вычеркнем телеологический, целевой оттенок, намерение из слова установка . Что получится? «Установка» литературного произведения (ряда) окажется его речевой функцией , его соотнесенностью с бытом» (Тынянов, 1977, 278).Если из термина установка устранить целевой, телеологический оттенок, вычеркнуть из определения слово намерение , то становится ясным, что, в соответствии с особенностями научной парадигмы Тынянова, актуализация данного концепта связана с характеристикой способа лингвоэстетической познавательной деятельности человека , суть которой — в специфическом моделировании литературной личностью особого словесного мира, или «конструкции», порождаемой автором-творцом. Таким образом, установка Тынянова есть эстетически мотивированная словесная парадигма (понятие парадигма имеет здесь известное философско-социологическое значение — модель, исходная концептуальная схема), определяющая в принципе функциональную направленность художественной речевой деятельности. Динамика художественного речетворчества, или процесс порождения словесного эстетического целого, начинается с установки (исходной концептуальной схемы) и завершается реальным продуктом — одним произведением или рядом произведений. Именно такая интерпретация понятия установка позволяет однозначно истолковать как первое определение Тыняновым данного концепта, так и второе.Во-первых, когда говорится о том, что установка — это господствующий компонент произведения, который функционально отличает его (произведение) от других смежных по структурным характеристикам «конструкций», определяется в общем виде доминантно-функциональная модель процесса самовыражения в литературе (например. установка на создание индивидуальной эстетической модели действительности); во-вторых, когда прямо декларируется, что установка оказывается «речевой функцией» литературного произведения, открыто выражается мысль о вербализации анализируемого концепта.Из разбираемых научных понятий Ю. Н. Тынянова наиболее прозрачную семантику имеет одно — доминанта . О данном научном факте говорится так: «Совершенно ясно, что каждая литературная система образуется не мирным взаимодействием всех факторов, но главенством, выдвинутостыо одного (или группы), функционально подчиняющего и окрашивающего остальные. Такой фактор носит уже привившееся в русской научной литературе название доминанты (Христиансен, Эйхенбаум). Это не значит, однако, что подчиненные факторы неважны и их можно оставить без внимания. Напротив, этой подчиненностью, этим преображением всех факторов со стороны главного и сказывается действие главного фактора, доминанты» (Тынянов, 1977, 227).Сопоставление понятий доминанта, функция и установка позволяет говорить о взаимосвязи этих концептов, что, по мнению исследователей научного наследия Тынянова, отличает его истолкование доминанты от интерпретации ее у Христиансена, Эйхенбаума.Объективное содержание понятия доминанта (главенствующая идея, основной признак или важнейшая часть чего-либо) делает продуктивным его использование во многих науках, и, естественно, этот концепт занимает свое конструктивное место в науке, называемой лингвистической поэтикой. Анализируя структуру словесного эстетического целого, любой исследователь должен определять его господствующие факторы и компоненты с целью их последующей функциональной характеристики.Истолкование основного содержания научного концепта литературная личность может быть достигнуто после осмысления такого заявления ученого: «Вообще, личность не резервуар с эманациями в виде литературы и т. п., а поперечный разрез деятельностей, с комбинаторной эволюцией рядов» (Комментарии…, 1977). Литературная личность — не субъект художественной речи, а научная абстракция по аналогии к лирическому герою , т.е. это семиотический концепт, близкий к образу автора В. В. Виноградова, сигнализирующий о творческой деятельности мастера слова. Таким образом, если воспользоваться терминологией самого Тынянова, то литературная личность — не «литературная конкретность». И поэтому ученый определяет литературную личность как творческое явление, а не как субъект речи: «И еще одно характерное явление, тоже представленное как конструктивный принцип, которому тесно на чисто литературном материале, переходит на бытовые явления. Я говорю о «литературной личности» (Тынянов, 1977, 268). Более того, литературная личность так же, как авторская личность , герой , в интерпретации Ю. Тынянова может быть речевой установкой литературы , т.е. своеобразной словесной моделью действительности, определяющей направление творческой деятельности писателя (Тынянов, 1977). И справедливо в этом случае мнение, высказанное в комментариях к статье «Литературный факт»: «… в отличие от лирического героя , который мог, по-видимому, связываться и с представлением об одном каком-нибудь тексте, литературная личность — категория более широкая, преимущественно межтекстовая, относящаяся ко многим или ко всем текстам писателя (Комментарии…, 1977).И, наконец, определение концепта литературный факт . Основной признак литературного факта разносоставность . Об этом прямо говорит сам Тынянов: «… разный состав литературного факта должен быть учтен каждый раз, когда говорят о «литературе».Литературный факт — разносоставен, и в этом смысле литература есть [не]прерывно эволюционирующий ряд» (Тынянов, 1977, 270). Иными словами, под литературным фактом понимаются самые разные явления абстрактного или конкретного характера из сферы словесной эстетической деятельности человека, начинающиеся, например, с литературной конкретности , определяемой как данное художественное произведение, и завершающиеся литературной эволюцией , понимаемой как описание абстрагированного научного процесса. Таким образом, в зависимости от научных установок исследователя функционально-динамического многообразия художественного слова литературный факт в качестве объекта толкования может быть и конкретным и абстрактным.В целом »будящая теоретическую мысль терминология» Ю. Н. Тынянова, точнее, его оригинальная филологическая концепция явилась мощным научным стимулом, научным катализатором, научным ферментом в русской поэтике и стилистике XX века, имела огромное междунарожное значение, послужила научной базой для многих таких же оригинальгных и продуктивных по своим результатам научных трудов. Функционально-динамическая парадигма Ю. Н. Тынянова приобретает особую значимость в наше время, когда доминантой любого филологического исследования становится человек в творческом словесном самовыражении и самопознании, т. е. оригинальная лингвопоэтическая концепция Тынянова, несмотря на внешнюю технологичность , изначально антропоцентрична, так как все опорные научные концепты данной теории активно репрезентируют теоретическую словесную деятельность автора-творца, показывают функционально-динамическую картину жизни художественного слова.
Примечания
Каверин В.А. Предисловие // Тынянов Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино. М., 1977.