«Предромантическая» историческая повесть. «Славенские вечера» В

Писателем, поставившим себе целью «оживить» русское прошлое, найти в нем, подобно декабристам, необыкновенные, героические характеры, которым нет равных в современности, проследить их драматическую, подчас роковую, но прекрасную своей исключительностью судьбу, был Н. А. Полевой. Таким героем у него является Святослав («Пир Святослава Игоревича, князя Киевского») – великий воин, воспринявший слова князя Олега из Велесовой песни о том времени, когда к воротам Цареградским «придет молодец» его, Олега, «удалее, возьмет, полонит он Царьгород», для себя пророческими.

Святослав решает продолжить начатое Олегом Вещим – «зачерпнуть шеломами воды Дуная широкого», отомстить за убитых товарищей. Поэтому никакие преграды не могут ему стать помехами в достижении судьбоносной цели. Когда-то Олег прошел море, «обернув свои ладьи цаплями долгоносыми», сушу – поставив ладьи на колеса, воинов «оборотил» «чайками белокрылыми», управляя «облаками небесными», «водой дождевой», погасил греков «огонь неугасимый». Подобно Олегу, Святослав – «исполин», «непобедимый» вождь – сможет достойно пройти путь своей судьбы.

Под стать русскому князю верный сын Новгорода Василий Буслаев. Подобно Святославу, которого воодушевляет, придает силы и уверенность в правоте выбора живущий в нем дух предков, Василия направляет звук вечевого колокола – «голос вольности Новгорода».

Делая личность героя содержательным центром повествования, Полевой вместе с тем считает, что в исторической повести первостепенную роль играют, говоря словами писателя, «условия всеобщего бытия» – обстоятельства общезначимого характера, отношение к которым является определяющим в авторской оценке героя. Так, например, Симеон («Повесть о Симеоне, Суздальском князе») пытается восстановить право своего княжения в Новгороде в то время, когда разобщенная княжескими междоусобицами Русь оказалась перед угрозой нашествия Тимура и когда все личное должно быть подчинено общественному. Новгородец Буслай, не желающий разобраться в намерениях московского князя, становится невольным противником идеи централизованного русского государства, необходимого для борьбы с ордынскими завоевателями. Не отвечают надеждам Царьграда на приход великодушного, мудрого и справедливого правителя действия Иоанна Цимисхия – героя одноименной повести Полевого, пытающегося пробить себе дорогу к престолу мечом и обманом, «сметая» на пути всех, ему неугодных. Писатель осуждает «частные» воли героев, вступающих в противоречие с исторической необходимостью.

Погруженный в личные проблемы и интересы, суздальский князь Симеон не видит надвигающейся беды на Русь в лице Тимура. Для него главную опасность представляет Василий Дмитриевич, московский князь – главный противник его княжения в Суздале. Продолжая вести борьбу с Москвой, Симеон не только не способствует прекращению междоусобной войны, столь необходимому в обстоятельствах угрозы Тимурова нападения, а, напротив, разжигает эту войну, что, по мысли Полевого, и обрекает князя на роковую участь, о которой повествуют древние летописи: «добиваясь своей отчины. много труд подъя, и много напастей и бед потерпе, пристанища не имея, и не обретая покоя ногама своима, и не успе ничтожа, но яко всуе труждаясь».

В «Повести о Буслае Новгородце» герой, влюбленный в новгородскую вольницу, не желая склонить головы перед боярами московскими, почитая это за личное оскорбление, не оставляет тем самым для себя ни малейшей возможности осмыслить истинное положение дел на Руси. Духовная гордыня приводит Буслая к непредвиденным поступкам. Когда вече «определило» покориться Москве, он сжигает и грабит Ярославль, «за новгородцев» «жег», «опустошал» другие «селения и города» и «не каялся, что запятнал руки кровию христианскою», ибо, как говорит сам Буслай, «честным боем сражался я».

Однако у Полевого историческая правда оказывается на стороне московских князей Василия Дмитриевича и Димитрия Ивановича, которые стремятся, не исключая пути интриг («Мы видели, как посланник московского князя в Суздале Белевут успел усыпить князя Бориса, умел найти изменников в окружавших его вельможах и между тем узнал тайных сообщников Симеона»), грозя «огнем и мечом», «собрать воедино рассыпанное и совокупить разделенное». Именно они выступают защитниками общенациональных интересов, выразителями исторической неизбежности установления единодержавной власти как залога будущего величия России.

Изображая эпоху княжеских междоусобиц, страну, «сжигаемую пожарами», разграбленную и иссеченную «вражескими мечами», Полевой стремился к исторической точности событий, фактов, деталей. Тексты исторических повестей (особенно «Повесть о Симеоне…») свидетельствуют о серьезной, глубокой осведомленности автора в том, о чем он пишет. Например, изложение событий, связанных с нашествием «Тохтамыша окаянного», во многом опирается на летописные повести XV в. о Темир-Аксаке. В них Полевой почерпнул и сказание об иконе Владимирской Богоматери, которую писатель вслед за древнерусским автором расценивает как «благодать Божию», спасшую Москву «от гибели».

Установка на правдивое воспроизведение эпохи, следование историческим фактам, логике истории не помешала повествованию Полевого быть предельно личностным. Объяснение этому заключается в способе показа автором исторических событий: через отношение к ним героев, их личной точки зрения на происходящее, которая часто закрепляется у Полевого в эмоционально окрашенном слове, проливающем свет на характер героя. Так, например, Василий Дмитриевич, ощущая свою миссию на земле как избранническую, нацеленную на воплощение «великих идей», заложенных Богом, соответственно выстраивает и собственное поведение в решении вопроса централизации русских земель: не уступать «частным» волям, включая Симеона с его претензиями на княжение в Нижнем. Отсюда слова великого князя, с одной стороны, приобретают императивный характер («Не говорите мне, ни ты, владыко, ни ты, князь Владимир, – я не отдам Нижнего!»), с другой, говорит «сын судьбы, посланник провидения», и потому слова, произносимые им, звучат, как прорицание, в торжественно-возвышенной тональности: «Не на того падет гнев Божий, кто хочет собрать воедино рассыпанное и совокупить разделенное! Симеон и Борис противятся мне., и меч правосудия тяготеет над главами их! Так я думаю, так должны все думать».

Совершенно иное отношение к происходящим событиям у Белевута. Он принимает сторону Василия Дмитриевича в спорах о судьбе Новгорода исключительно в целях извлечения личной выгоды. И, соответственно, речь Белевута «снижена» бытовым и «деловым» лексиконом: «уговорить», не «выпустить из рук», «попалось».

Несмотря на то, что Полевому удается создать выразительные бытовые характеры, писателя более привлекают герои исключительные, выламывающиеся из своего окружения, наделенные драматической судьбой, страстные, решительные, не изменяющие собственных убеждений и идеалов, – подлинно романтические герои. Таков Симеон – сильный, благородный человек, убежденный в личной правоте, не смиряющийся с несправедливым к себе отношением московского князя. Ощущая несбыточность притязаний на княжение, он, тем не менее, не позволит Василию Дмитриевичу распорядиться своей жизнью. Предпочтение собственного удела, нередко исполненного глубокого трагизма, – «родовая» черта героев исторических повестей Полевого, что придает всему повествованию романтически-возвышенную приподнятость.

Сергей Петрович Алексеев

Исторические повести

Вступительная статья И. Мотяшова и И. Нагаева

Увлекательно – о важнейших событиях русской истории

Мастер исторической прозы Алексей Югов как-то воскликнул со страниц «Литературной газеты»:

«Смелый автор, смелое издательство! – подумалось мне, когда я раскрыл книжку Сергея Алексеева «Небывалое бывает». – Петр!.. Исполинская личность русской истории. И вдруг – для ребят, да еще «младшего школьного»! Посмотрим, посмотрим!..» И – зачитался…»

Я тоже зачитался историческими повестями Сергея Алексеева. Зачитался как мальчишка. И спасибо за это автору.

Сергей Михалков

В 1958 году в Детгизе выходит первая книга Сергея Алексеева «Небывалое бывает». Книгу заметили.

Следом, уже по заказу редакции, на одном дыхании – за три недели – он пишет повесть «История крепостного мальчика». И эта книга выходит в том же, 1958 году. Так сорок лет назад в литературу твердой поступью вошел новый автор – детский писатель Сергей Петрович Алексеев.

В одном из первых интервью Алексеев сказал о себе: «Биография моя ничем не примечательна. Отношусь к поколению тех, кто со школьной скамьи тут же шагнул в солдаты. Был военным летчиком, летчиком-инструктором. После демобилизации из армии работал редактором в детском издательстве. Затем попробовал сам написать книгу».

Тогда же, в 1959 году, в Детгизе решили переиздать «Небывалое бывает», и Лев Кассиль отметил в предназначенной для издательства так называемой «внутренней» рецензии, что «писателю удается… сочетать высокую познавательность с подлинной увлекательностью. Предельный лаконизм, живая легкость языка, точность находок, позволяющая по-своему, заново раскрыть перед ребятами очень важные моменты… ярчайших эпох в истории нашей Родины, – все это делает рассказы С. Алексеева… чрезвычайно ценными как с воспитательной, так и чисто литературной точки зрения. А умение передать своеобразие характеров… и великолепный, точный и образный язык придают произведениям Алексеева подлинную прелесть».

И дальше Лев Абрамович, напутствуя начинающего автора, сказал слова поистине пророческие. Он сказал, что рассказы «Сергея Алексеева являются определенным событием в нашей детской художественной исторической прозе». Что «они хрестоматийно просты и войдут в круг любимого чтения школьников, способствуя созданию у детей верных представлений о важных делах русской истории. И в то же время они доставляют настоящее удовольствие каждому, кто любит литературу умную, ясную, проникнутую веселым и свежим взглядом на жизнь, на историю».

Жизнь и талант Сергея Алексеева полностью подтвердили сказанные о нем авансом слова маститого писателя…

Однако Алексеев стал детским писателем не только потому, что однажды почувствовал потребность писать для детей. Он шел к этому больше тридцати лет. Через детство в Плискове, недалеко от Винницы, что на Украине, и отрочество в Москве, в доме своих тетушек-ученых. Через школу и аэроклуб. Через войну, и летное училище, и исторический факультет вечернего отделения Оренбургского пединститута. Через редакторскую, литературно-критическую, организационную работу в Детгизе и в Союзе писателей. Через создание школьного учебника истории СССР, который, пусть в самой отдаленной степени, был первым наброском-конспектом его будущих рассказов и повестей. Через большую школу жизни в детской литературе, являясь более тридцати лет главным редактором единственного в стране литературно-критического журнала «Детская литература», посвященного проблемам литературы и искусства для детей. И однажды настал момент, когда все пережитое, прочувствованное, понятое, все слышанное, и читанное, и сделанное слилось в одно большое, громадное целое, настоятельно потребовало выхода и вылилось в Слове.

Очевидно, что не каждый литературно одаренный человек способен написать хорошую книжку для маленьких. У С. Алексеева есть определенный, может быть даже врожденный, дар разговора с ребятами младшего возраста. И дар этот усилен глубоко осмысленным, сознательным подходом к своей работе. «Главное в детской книге, – считает С. Алексеев, – …не разъяснения, а динамика, действие, характер, вырастающий из поступка. Такой действенный характер ребенок быстро схватывает, чувствует его».

В двух частях этой книги собраны лучшие рассказы Сергея Петровича Алексеева о царе Петре I и о генералиссимусе Александре Васильевиче Суворове.

* * *

«Рассказы о Петре Первом, Нарве и о делах воинских» – это первая часть книги. Читатель знакомится здесь с преобразованиями Петра I, с тем, как стремился он увидеть просторы страны более обширными, а людей – образованными и просвещенными. Рассказы «Чему молодые бояре за границей учились», «Аз, буки, веди…» повествуют о молодом поколении, забота о котором – одно из первейших дел Петра. Суров он был к тем, кто не хотел детей своих отдавать учиться, и к тем молодым из дворян, которые, учась за границей, старались от наук отлынивать, перенимали лишь внешние признаки заграничной культуры, теряли уважение к собственному Отечеству или даже позволяли себе польститься на чужое. Радетель Отечества, воитель и труженик, Петр I хотел видеть будущие поколения достойными преемниками славы России.

Знакомство с героем первой части книги Алексеев начинает внешним портретом, динамичным и лапидарным. «Взглянули солдаты – капитан бомбардирской роты. Рост у капитана громадный, метра два, лицо круглое, глаза большие, на губе, словно наклеенные, черные как смоль усы». Это царь Петр.

Исподволь, от новеллы к новелле раскрывается секрет успешной деятельности Петра, его государственной мудрости. Это мудрость человеческого знания и опыта, которые Петр смолоду не гнушается перенимать отовсюду. Это мудрость народа.

При всем своем уме и демократизме Петр остается царем, владыкой крепостнической, боярской, дворянской империи. Он не может не защищать свой строй, не подавлять народное недовольство самыми жесточайшими методами, не перекладывать основную тяжесть предпринятых им великих государственных усилий на народные плечи. При этом Петр, без сомнения, патриот России, и вся устремленность его государственных деяний – патриотическая…

* * *

«Рассказы о Суворове и русских солдатах» тесно связаны с преемственностью военно-патриотических традиций и обрисовкой характера великого русского полководца Александра Васильевича Суворова. «Ешь, ешь, получай. Да впредь не брезгуй солдатским. Не брезгуй солдатским. Солдат – человек. Солдат мне себя дороже» – так говорит Суворов в рассказе «Суп и каша», обращаясь к генералам, брезгливо относящимся ко всему солдатскому, будь то пища или что-либо другое. Для Суворова единство с солдатами – залог успеха в достижении военного превосходства.

В Суворове писатель ищет и отмечает прежде всего черты, которые позволяли ему одерживать победы с минимальной затратой человеческих сил и жизней. Эта суворовская наука эффективного руководства большими людскими массами может в значительной части быть воспринята сегодняшним читателем и как наука руководства вообще, как образец успешной государственной деятельности на основе безукоризненной компетентности и гуманистической заботы о непосредственных исполнителях.

Но, показывая суровую реальность, которая не разбирает, ребенок ли перед ней, взрослый ли, Алексеев как самый священный долг понимает обязанность взрослого оберегать детскую душу и детскую жизнь, хотя бы и ценой жизни собственной.

Именно в этой органической зависимости «детского» и «взрослого» миров – суть преемственности, залог продолжения и умножения человеческой культуры, роста добра на земле. Суворов ни в одном из походов не расстается со старой отцовской шинелью. Но когда шинель вместе с обозом попала к туркам и солдаты, видя огорчение любимого маршала, добывают эту шинель обратно, Суворов возмущается: «Людьми рисковать! Из-за шинелишки солдатские головы под турецкие пули!» В этом – весь Суворов: в гневе на поручика, который заставил солдат рисковать из-за него. И в трогательной радости, пришедшей на смену гневу: «Потом взял шинель в руки, глянул на потертые полы, на залатанный борт и вдруг заплакал…»

* * *

«Каждую свою книгу я переписываю по шесть-семь раз, – рассказывает С. Алексеев. – Работаю медленно, возвращаясь к тексту снова и снова. Стараюсь, чтобы в окончательном варианте не было никакой правки. Малейшее исправление или вставка заставляют меня переписывать рассказ заново. Долго раздумываю над тем, как начать, как кончить книгу. Стараюсь вслушиваться в фразу, добиваюсь ее музыкальности… Приступая к новой работе, обычно составляю план, но по опыту знаю, что план претерпевает изменения, и довольно неожиданные».

Герой романа - рисовальщик Александр Агин.

Природа суровая. Люди своеобычные, их промысел - трудный. Автор - великий знаток морского дела и, в особенности, истории северного русского мореходства.

Героев своего романа Бульвер-Литтон нашел на картине Карла Брюллова, почти одноименной, «Последний день Помпеи».

Чужих стран Воронкова не видела, но ее воображение и писательское мастерство творили чудеса.

Действительно необычайны приключения Кукши - варяжского пленника, затем раба, вора, а затем - царского гвардейца в Царьграде.

«Тарас Бульба» давно входит в школьную программу седьмого класса. Но хорошо бы иметь в виду, что для прочтения этой повести нужна мудрость, редко свойственная юному возрасту.

Братец Ивашка бежит выручать сестрицу Аннушку из неволи.

Роман и архаичен, и современен. Чтение его в отрочестве, в молодости, в зрелом возрасте - всегда откровение.

Герой немецких и фламандских легенд Уленшпигель, лукавый шут и бродяга, будто бы жил в XIII или XIV веке. Шарль Де Костер переместил его в XVI век.

Найджел Лоринг «молод, красив и чист душою». Его друзья доблестны, его дама прекрасна, и почти все его враги благородны.

Прототипы героев Дюма - графа Алексея и Луизы Дюпюи - декабрист Иван Александрович Анненков и модистка Полина Гебль.

А. С. Пушкин: «…Г-н Загоскин точно переносит нас в 1612 год. Добрый наш народ, бояре, козаки, монахи, буйные шиши - всё это угадано, всё это действует, чувствует, как должно было действовать, чувствовать в смутные времена…»

Трилогия о российских путешественниках, достойных быть известными каждому школьнику.

Весной 989 года князь Владимир Святославич завоевал Херсон - Херсонес Таврический, Корсунь…

Далекая древность - каменный век. А земли - недальние: побережье Белого моря и Онежского Озера.

Джин Монтгомери дотошно изучила историю и быт русских поселений в Америке и придумала увлекательный сюжет.

Ф. М. Достоевский: «…Весь этот рассказ "Капитанская дочка" чудо искусства. Не подпишись под ним Пушкин, и действительно можно подумать, что это в самом деле написал какой-то старинный человек…»

Жорж Санд сочинила повесть о братьях Дзуккато для своего тринадцатилетнего сына Мориса.

«Историки до сих пор спорят о том, что произошло с Девятым легионом. Того, о чем рассказала Р. Сатклиф, возможно, не было, но так могло быть».

Крестоносцы в романе - враги. С тевтонскими рыцарями воюют не на жизнь, а на смерть другие христианские рыцари, герои романа.

Действие самого знаменитого романа Вальтера Скотта происходит в Англии во время правления короля Ричарда Львиное Сердце.

История русской литературы XIX века. Часть 2. 1840-1860 годы Прокофьева Наталья Николаевна

«Предромантическая» историческая повесть. «Славенские вечера» В. Т. Нарежного

В национальном прошлом, связанном с легендарными временами, авторы предромантических исторических повестей стремятся обрести то, что навсегда было утрачено современным миром. Писателей волновало особое, героическое время, которое воспринималось ими, с одной стороны, в качестве противоположного безгеройности, заземленности, будничности сегодняшнего времени, с другой – как эпоха «настоящих людей», воплощающих чувство эпической связи с миром: сопричастности личности с человеческой общиной (Е. М. Мелетинский). Этот своеобразный подход к историческому материалу наиболее полно воплотился в цикле «Славенские вечера» В. Т. Нарежного (первая часть – 1809 г.).

Здесь же ярко проявился характерный для этого времени поэтический тип исторического повествования, отразивший свойственное началу века условное (чувствительное, романтизированное) изображение прошлого, навеянное ароматом старины и исполненное высокой поэзии («Предслава и Добрыня» К. Батюшкова, «Марьина роща», «Вадим Новгородский» В. Жуковского, «Оскольд» М. Муравьева, «Ермак, завоеватель Сибири» Ив. Буйницкого и др.). Вместе с тем «Вечера» Нарежного не обойдены и дидактическим элементом, также свойственным предромантической исторической повести и обусловившим присутствие в ней прозаического типа исторического повествования, маркированного ориентацией на фактологическую точность, с опорой на летописные и исторические материалы и стремлением к нравоучительному эффекту («Русские исторические и нравоучительные повести», «Образец любви и верности супружеской, или бедствия и добродетели Наталии Борисовны Долгорукой» С. Глинки и др.).

Определяющими для стиля исторической повести стали древнерусская (летописи, агиография и пр.), эпическая (классический героический эпос) традиции и оссианизм.

Оссианическое начало присутствует и в тексте «Вечеров». Однако Нарежный, создавая художественный образ героического мира, по преимуществу опирается на эпическую традицию, преследуя в первую очередь дидактические цели.

В цикле «Славенские вечера» представлено время, когда человек ощущал себя членом родового коллектива, когда правитель считал главной своей заботой – устройство для людей благополучного, процветающего, полного земных благ и изобилия мира. Таковы первые славянские князья-первопредки Кий и Славен, открывающие своим народам «таинства» возделывания земли. И народы, «раздирая недра земными плугами, ввергали в оные семена», а те «росли, зрели и… приносили в воздаяние трудолюбивого плод сторичный». Князья едины со своим народом в битве и в пире. Рассказывая о пире Славена, Нарежный делает акцент на том, что в гости к князю пришли не подданные, а «возлюбленные дети его».

И не тщеславие движет Славеном, когда на пиру он предлагает старейшему из своего окружения «поведать в песнях» о княжеских подвигах. Рассказ о времени Славена должен стать уроком и примером тому, кто примет на свои плечи бремя княжеской власти: «Да научится же Волхв, сын и наследник мой, – что есть благо владетеля и слава народа».

Аналогичная трактовка представлена А. М-ским («Рюрик», 1805) в образе новгородского правителя Гостомысла, умирающего с твердым осознанием исполненного им княжеского долга: «Вы видели, что счастие было единственным предметом всех моих намерений и деяний». Картина всеобщей скорби и уныния сопровождает последние часы жизни Гостомысла: «Печаль водворилась в домах, и тишина царствовала на стогнах Великого Новаграда». Умирал великий князь, которого «народ более любил … как товарища, нежели боялся как могущественного своего властелина».

Миропорядок, при котором правитель выступает отцом большой семьи – «народа ему подвластного», разделял и С. Н. Глинка. В его представлении государство восходит к понятиям «дом», «семья». Повествуя о добродетелях предков в «Русских исторических и нравоучительных повестях», он пытался внушить современникам, что идеальные отношения в человеческом коллективе существовали на самом деле.

Другой обязательной и органичной стороной эпического социума, воссозданного Нарежным в «Славенских вечерах», является мир героического воинства. С этой целью писатель обратился к былинной традиции, представляющей богатырей и витязей защитниками всего созданного их мудрым князем. Тема Киевской Руси с ее богатырями и государями становится одной из ведущих в исторических повестях начала века («Предслава и Добрыня» К. Батюшкова, «Марьина роща» В. Жуковского, «Громобой» из «Вечеров» В. Нарежного), и именно ее осмысление, несмотря на всю условность исторического материала, сопряжено с глубоким лиризмом и высокой патетикой.

Воинский мир в «Вечерах» живет законом долга перед отечеством. «Единственно отечеству посвящена жизнь витязя земли Русской, – для него только проливается кровь его». Но героические деяния богатырей могут быть обращены и на защиту социальной справедливости: «наказать власть жестокосердную и защитить невинность угнетенную». Как и в былинах, богатыри Нарежного наделены непременным качеством настоящего воина – великодушием. И если великодушное отношение к поверженному врагу Нарежный, следуя традиции, расценивает как норму воинской этики, своего рода богатырское вежество, то участие богатыря в судьбе младшего товарища представляется ему глубоко индивидуальным качеством человеческой души. Это качество делает Добрыню – сурового воина, борца за справедливость – необыкновенно обаятельным героем, сохранившим в умудренной зрелости память о своей пылкой любвеобильной юности и потому сумевшим понять и проникнуться сердечной тоской оруженосца Громобоя.

Богатыри Нарежного не стесняются говорить о чувствах и оплакивать «тщетную» любовь, способны присягнуть на верность возлюбленной и провести годы на ее могиле. Им свойственно переживать внутренний разлад, выбирая между долгом и страстью. От богатырей Нарежного удивительным образом веет духом рыцарства. И это не случайно, так как зачастую в «Вечерах» воинский мир погружается в мир куртуазный. В случае с Громобоем становится очевидным куртуазность поведения эпического князя. Владимир, награждая молодого воина «златой гривной», знаком витязя, благословляет его на необычное богатырское деяние – подвиг во имя защиты любви. В этом смысле батюшковский Добрыня пойдет еще дальше – он умрет за любовь с именем Предславы на устах.

Не скрывая своего восхищения легендарным эпическим миром, соединившим в себе такие великие человеческие качества, как преданность, нежность, мудрость, Нарежный также не оставляет без внимания и то обстоятельство, что мир «настоящих людей» подвержен глубоким кризисам: происходит нарушение долга княжеским окружением («Ирена»), правитель отходит от своих эпических обязанностей («Любослав») и, наконец, наивысшая кризисная точка – умирает князь («Игорь»).

По мысли автора, смерть великого князя символизирует безвозвратный уход героического мира. Сознавая невозможность его повторения, он, тем не менее, страстно желает этого: «Века отдаленные! Времена давно протекшие! Когда возвратитесь вы на землю Славенскую?» И сам же смертью Игоря однозначно отвечает на поставленный вопрос – никогда они не возвратятся.

Картины прошлого, отделенные от настоящего непреходящими границами и потому рождающие чувство горечи утраты и тоски по невозвратному времени, обусловили присутствие оссианических мотивов в «Вечерах». Оссианизм Нарежного преимущественно сопряжен с лейтмотивом поэмы Макферсона – обращением певца Оссиана памятью к ушедшим годам, которые «текут… со всеми своими деяниями» перед его внутренним взором. Последний из рода Фингала, он скорбит по ушедшим, лежащим в земле, рукою осязая их могилы.

Так и мир величественных русских витязей, прекрасных в битве и в пире, умеющих быть благородными и великодушными, не оставляющих даже по смерти щита и меча, с почестями похороненных на высоких холмах, оплаканных народом и воинством, навсегда отошел в прошлое, уступил место безгеройному настоящему и заставил тосковать по легендарной старине.

Благоговейное отношение к прошлому как к предмету художественного изображения сохраняется и в исторической повести 1820-х годов. Однако теперь материалом литературы становятся не баснословные времена, а исторические события в их конкретности и научной обоснованности. Не случайно тексты повестей этого периода изобилуют предисловиями, примечаниями, ссылками на источники, историческими отступлениями и пр. Другими словами, если прежде авторы стремились выразить эмоциональную притягательность исторического колорита, то теперь внимание сосредоточилось на тщательном его воспроизведении.

Из книги Жизнь по понятиям автора Чупринин Сергей Иванович

ИСТОРИЧЕСКАЯ ЛИТЕРАТУРА, ИСТОРИЧЕСКАЯ ПРОЗА При желании к исторической литературе можно отнести едва ли не всю художественную словесность – разве лишь за вычетом фантастики, обращенной в будущее. Ибо даже если автор пишет о сегодняшнем дне, день этот к появлению

Из книги Русские поэты второй половины XIX века автора Орлицкий Юрий Борисович

Утро вечера мудренее Сегодня вихорь парус рвет; И вал на отмель лодку бьет; И гром над безднами ревет; И молния пловцу в глазах ресницы жжет… А завтра – ни грозы, ни бури: Погода… мир… и тишина, Под круглым куполом небесныя лазури Светлеет моря глубина… Для нашей жизни

Из книги Гоголь в русской критике автора Добролюбов Николай Александрович

Вечера на хуторе близ Диканьки Читатели наши, конечно, помнят впечатление, произведенное над ними появлением «Вечеров на хуторе»: все обрадовались этому живому описанию племени поющего и пляшущего, этим свежим картинам малороссийской природы, этой веселости,

Из книги Рецензии автора Салтыков-Щедрин Михаил Евграфович

ГРИГОРИИ АЛЕКСАНДРОВИЧ ПОТЕМКИН. Историческая повесть для детей. Соч. П. Фурмана. В двух частях, с 20-ю картинками, рисованными Р. К. Жуковским. Санкт-петербург. В тип. военно-учебных заведений. 1848. Две части. В 12-ю д. л. В I 139, во II 151 стр Не знаем, решительно не знаем, полезно ли

Из книги История русской литературы XIX века. Часть 2. 1840-1860 годы автора Прокофьева Наталья Николаевна

АЛЕКСАНДР ВАСИЛЬЕВИЧ СУВОРОВ-РЫМНИКСКИЙ. Историческая повесть для детей. Соч. П. Р. Фурмана, в двух частях, с 20-ю картинками, рисованными Р. К. Жуковским. Изд. А. Ф. Фарикова. Санктпетербург. 1848. В тип. К. Крайя. В 12-ю д. л. 144 и 179 стр *** СААРДАМСКИЙ ПЛОТНИК. Повесть для детей. Соч. П.

Из книги История русской литературы XIX века. Часть 1. 1800-1830-е годы автора Лебедев Юрий Владимирович

Историческая повесть Начало XIX в. в России стало временем пробуждения всеобъемлющего интереса к истории. Этот интерес явился прямым следствием мощного подъема национального и гражданского самосознания русского общества, вызванного войнами с Наполеоном и особенно

Из книги Вестник, или Жизнь Даниила Андеева: биографическая повесть в двенадцати частях автора Романов Борис Николаевич

Историческая повесть декабристов Конкретное изображение исторической эпохи становится отличительной чертой декабристов-романтиков. Вместе с тем, в подходе декабристов к изображению прошлого присутствует свойственная предромантическому историзму условность взгляда

Из книги Вечера «искусств» автора Блок Александр Александрович

Историческая повесть «Капитанская дочка». Как «Медный всадник» связан с «Историей Петра», так и «Капитанская дочка» у Пушкина вырастает из «Истории Пугачева». Пушкин-художник в зрелом периоде своего творчества опирается на собственные исторические изыскания и труды,

Из книги «Я почему-то должен рассказать о том...»: Избранное автора Гершельман Карл Карлович

Из книги От Пушкина до Чехова. Русская литература в вопросах и ответах автора Вяземский Юрий Павлович

Александр Блок Вечера «искусств» Петербургский литературный сезон со всеми своими довольно однообразными подробностями начался. Начались и литературные вечера – одна из самых зловредных подробностей. Пусть с осени все как будто обновляются, как будто набираются

Из книги Гоголь автора Соколов Борис Вадимович

После восьми часов вечера После восьми выступают: луна, соловьи и - прочее.В аллеях целуются. Бог смотрит сквозь пальцы: «Пусть себе».Но однажды задумался Бог: «Что их там носит?». Богу несложно: прочь бороду, фуражка с гербом - и зашагал по бульвару гимназистом Колей.И

Из книги Откровение и сокровение [сборник] автора Аннинский Лев Александрович

«Вечера на хуторе близ Диканьки» Вопрос 4.71 В «Литературных прибавлениях к Русскому инвалиду» появился отзыв на «Вечера на хуторе близ Диканьки». Автор отзыва в частности писал: «Они изумили меня. Вот настоящая веселость, искренняя, непринужденная, без жеманства, без

I Историческая живопись Из книги автора

I Историческая живопись Многие ли в наши дни сохранили способность глядеть на многосаженные полотна, изображающие «несчастные случаи истории», без тайной, сосущей тоски?Такую же тоску вызывает в нас и чтение старых исторических романов, ставших, подобно исторической