Варвара турова о модных местах, бардаке и настоящих джазменах. На скриншоте Варвара Турова объясняет своему бывшему работнику из…: kassian
У Никанора на заводе
Целый день огонь горит:
Лизавета глину топчет,
Никанор горшки кроит.
Такие частушки пели в деревне про родителей маминого отца Николая Никаноровича Казанкова. От этого занятия родителей (горшки - казанки) и пошла фамилия Казанковы: когда Николай в юности приехал на заработки в Питер, фамилии у него не было. Расспросили его хозяева, откуда он и кто родители, да и придумали фамилию. Стал классным маляром. Работал в Зимнем дворце. Про его трудолюбие тоже пели:
Дедушка Николай и бабушка Александра
У Казаночка под окошком
Расцвела черемушка
Раскудрявый Казаночек
Не вставай до солнышка.
Николай родился в 1880 году. Его жена - Александра Петровна - была ему ровесницей. В семье было 12 детей, мама - младшая. Родилась в деревне Заполицы Галичского района Костромской области 1 июля 1921 года. Дата рождения, конечно, не точная, так как летом, в страду, крестить детей было некогда, а осенью, когда выбирались в церковь, точного числа уже и не помнили. Наверное, поэтому праздником всегда был день ангела "Вера, Надежда, Любовь", 30 сентября.
Мама (крайняя слева в первом ряду) в киевской больнице
В деревенском хозяйстве, кроме лошади и коровы, были курицы, кошка, овечки. Из овчины шили тулупы: для этого нанимали портного, который некоторое время жил в доме и работал. С обувью было плохо: валенок на всех не хватало, не говоря уже о сапогах. Поэтому мама и простудила ноги. В деревне проучилась только один год: заболела нога, не могла ходить. В Костромской больнице диагностировали туберкулез кости. По совету брата Сергея переехали в Краматорск к старшему брату Алексею. В Краматорске мама пролежала три месяца в гипсе, а потом ее отвезли в Славянский детский туберкулезный санаторий, где провела еще полгода. По возвращению оттуда дали направление в киевскую больницу. Там продолжили лечение в течение 8 месяцев. В результате болезни одна нога была короче другой на 10 см. В школу пошла на костылях, потом ходила в очень некрасивой протезной обуви, которую заказывали в Харькове.
В 1938 году мама встретилась с Надей Конягиной, которая тоже перенесла туберкулез кости, но ей сделали в Харькове операцию на тазобедренном суставе, в результате которой нога удлинилась. Надя носила обычную обувь, и дефект был почти незаметен. Рассказала родителям об этом, и они попросили врача, Пузнянского Якова Григорьевича, дать направление в Харьков на такую операцию. Он же сам взялся прооперировать маму и сделал это успешно. С тех пор никаких болей в ноге не было. Доктор погиб на финской войне.
Мама - школьница21 июня 1941 года в школе был выпускной вечер, гуляли до поздней ночи. А утром, 22-го, разбудила бабушка и сообщила, что началась война с немцами. У мамы, как закончившей школу с отличием, было право поступать в любой институт без экзаменов. Давно уже был выбран медицинский, в Сталино (сейчас Донецк). Отослала туда документы, вскоре пришел вызов. Ехать не хотелось, так как война уже шла вовсю, но бабушка сказала: ``Поезжай. Сталин Донбасс немцам не отдаст"". Только приехала, как железнодорожный вокзал разбомбили. В институте посылали на рытье окопов, а маму из-за ноги освободили, и она вернулась домой.
Пришли немцы. Комсорг класса Зойка Немцова сдала список комсомольцев в гестапо. С тех пор обязали регулярно приходить на отметку. Паспорта отобрали. Однажды зимой послали расчищать от снега железнодорожные пути. Работали вместе с подругой Аней Меренковой (после замужества - Бражко). Воспользовались, что немцы не наблюдают, и сбежали. Румыны из охраны стреляли вслед. Молодость бесстрашна: племянник Костя нашел и притащил домой парашют, хотя в расклееных по городу объявлениях грозили за это расстрелом. После войны мама с удовольствием носила кофточку из прочного парашютного шелка.
Когда немцев ненадолго выгнали из города, мама с подругой Аней пошли к нашим военным проситься на работу с тем, чтобы при отступлении уйти с войсками. Но их заверили, что отступления не предполагается, а рабочие руки нужны и в тылу. Прошло совсем немного времени, как наши все-таки отступили. Опять пришли немцы.Есть было нечего. Про суп тогда говорили: ``Пшенина за пшениною гоняется с дубиною."" Запомнилось, как с Костей мечтали о макаронах. Иногда он промышлял лягушек, но даже голод не превращал их в лакомство. Чтобы прокормиться, ходили на заработки к ``хохлам"". Пололи, делали все, что скажут. За работу получали немного еды, иногда кукурузное зерно или муку. Многие, поверив немецкой пропаганде, уезжали на заработки в Германию, потом начали угонять насильно. Маму от угона спасала больная нога, бабушку - возраст. В первую очередь нужны были здоровые, работоспособные, молодые. Некоторые девочки из класса уехали. Все мальчики ушли на войну, никто из них не вернулся. Забрали и старшего брата Сергея. Из Курской области пришло потом извещение, что он пропал без вести (видимо, на Курской дуге).
Студенты-заочники. В первом ряду: третий слева Вулис, вторая справа - мама
После ухода немцев в 1943 году поступила работать чертежницей на цементный завод в отдел главного механика, которым руководил Тимофей Петрович Расторгуев. С мечтой о медицинском институте пришлось расстаться - нужно было на что-то жить. В 1945 году поступила в машиностроительный техникум на вечернее отделение. Несколько месяцев спустя, попросила в школе сделать копию аттестата и сдала документы во всесоюзный заочный институт строительных материалов. Начала учиться и там. Директор краматорского отделения института, Вулис, приглашал в Краматорск московских преподавателей для чтения лекций и приема экзаменов, так что в Москву ездили только на заключительные экзамены.
Занятия в техникуме иногда приходилось пропускать из-за учебы в институте и занятости на работе. Мама вела техминимум по сварке для студентов, а также руководила их производственной практикой. Организация ремонта оборудования в цехах тоже была на ней. Когда после очередного пропуска приходила на занятие, преподаватель математики старался вызвать к доске в воспитательных целях, но с задачами, которые были несравненно легче институтских, успешно справлялась. В городской библиотеке ее всегда одолевали студенты - просили помощи в решении задач.
Мама (крайняя слева) с подругамиС Ниной Балан
Встреча родителей произошла в 1951 году. Папа приехал в Краматорск в командировку с заданием установить причину неполадок мельничного оборудования, которое производилось на ``Уралмаше"". Зашел в отдел главного механика - в распахнутом котиковом полушубке - для знакомства. Маме поручили выписать пропуска для него и его товарища. Пошла выполнять, но с пол-дороги вернулась: ``Фамилию ``Земсков"" запомнила, а вторую - забыла"". Потом показывала ему завод, водила по цехам.
Папе сразу понравилась миловидная стройная девушка, подкупавшая своей компетентностью в производственных вопросах и целеустремленностью в учебе. Вскоре случайно встретились в библиотеке, которая размещалась в том же здании, что и комнаты для приезжих. В один из вечеров пошли в кино. Смотрели фильм о Богдане Хмельницком на украинском языке, а мама переводила непонятные места. После сеанса пошел провожать. Поднялись в квартиру, познакомились с бабушкой и сели пить чай. По радио пели: ``Под городом Горьким, где ясные зорьки, в рабочем поселке подруга живет..."". Все подпевали. Бабушке до того понравился симпатичный эмоциональный молодой человек, что после его ухода она воскликнула: ``Вера-матушка, где ты такого парня нашла?!"", на что мама ответила: ``это приезжий, он здесь ненадолго"".
А после папиного отъезда завязалась переписка.
Первый ряд: тетя Ася, дядя Федя, папа, дядя Женя.
Второй ряд: прабабушка Анна, бабушка Фекла, дед Аким.
Папин прадед по отцу - Тимофей - был хлеборобом. Жили в деревне Мало-Турово Кленовского сельсовета (ближайшая сохранившаяся до нашего времени деревня - Кленовка, ближайший город - Верещагино Пермской области). Дед - Михаил, отец - Аким (род. в 1888) и дядя Егор (род. в 1886) сами построили водяную мельницу и успешно эксплуатировали ее, из-за чего в 30-е годы семью чуть не раскулачили.
Мама - Фекла Антипьевна Корлякова (1899 г.р.) - из деревни Карелы. Закончив, как и отец, церковно-приходскую школу, работала до замужества учительницей начальной школы.
Папина бабушка по маминой линии была набожной, и иногда дочери и внукам доставалось от нее за недостаточное почитание бога. Но веры своей им передать так и не сумела. Да и время было тогда такое, что церкви и молитвы не приветствовались.
Аким Михайлович и Фекла Антипьевна поженились в 1922 году. Помимо мельничных работ, вместе занимались изготовлением облучков - красивых санок, в которые запрягали самых лучших лошадей. Нарядные облучки шли нарасхват. Навыки слесарного и столярного ремесла Аким Михайлович получил еще в годы армейской службы, когда работал на Казанском оружейном заводе.
В 1932 году, спасаясь от раскулачивания, сдали мельницу под расписку в сельсовет и поехали искать работу в Сибирь. Отъезжали со станции Верещагино. Поездка была длинной. В сибирском зерносовхозе Акима Михайловича приняли на работу слесарем-инструментальщиком. Совхоз занимался еще и скотоводством - папа, тогда совсем маленький мальчик, пугался бегающих по деревне быков.
Но поиски лучшей жизни на этом не закончились: предприняли поездку в Ташкент - ``город хлебный"". Там тоже не укоренились - ни жилья, ни работы, голодно. Запомнились узбекские дети на станциях, подбиравшие арбузные корки.
Фекла Антипьевна Корлякова
Все это время состояли в переписке с братом Феклы Антипьевны - Яковом (1897 г.р.), который осел в Свердловске и, хотя сам жил в землянке, агитировал ехать к нему. Так и сделали. Отец поступил на работу на Уралмашзавод, и ему практически сразу дали комнату в деревянном доме, затем - две комнаты во 2-ом этаже дома по улице 40-летия Октября, бывшей ул. Молотова (эти дома уже снесены).
Не все дети стали взрослыми. В 1931 году умер старший брат Виктор. Ему было всего 12 лет. Похоронили на кладбище в поселке Семь Ключей. Там же похоронен и дед Михаил, который в последние годы жил с дядей Егором. Деду было 84. В 1937 году умерла грудным ребенком сестренка Люба. Позднее родится еще одна Люба - самая младшая из детей.
Перед войной получили 2-хкомнатную квартиру по ул. Кировоградской, 54. Этот трехэтажный дом сохранился до сих пор. Около него в военное время несли дежурства по ночам, иногда поднимались на чердак. Все несущие конструкции на чердаке обмазывались глиной на случай попадания зажигалок.
Из школьных лет запомнилась игра в биллиард, сделанный отцом. Шары были металлические и меньше стандартных. В этой игре папа часто выходил победителем. С удовольствием играли в лапту во дворе. Правила игры такие: устанавливается очередность игроков, затем первый игрок бъет лопаткой по мячу, стараясь попасть в отмеченную область, и бежит к команде; команда старается перехватить мяч и попасть мячом в бегущего, и если это удается прежде, чем игрок добежит до команды, то бьющий возвращается на исходную позицию, и все повторяется сначала; если команда, промахивается, то бить начинает следующий игрок. Катались на коньках и лыжах, опять же самодельных. Однажды не повезло: не успев уклониться от упавшего старшего брата, папа бросился в снег, а слетевшая лыжа ``протаранила"" Жене щеку. Напоминание об этом случае осталось у Евгения на всю жизнь в виде маленького шрамика.
Отрывок из письма Акима Михайловича.
Свидетельство об окончании семи классов папа получил в 1941 году. Несмотря на начавшуюся войну, поступил в электромеханический техникум на ул. Декабристов (впоследствии в этом здании располагался университет марксизма-ленинизма). Но в этом же году вышло постановление правительства о приостановлении работы техникумов, и учеба не состоялась.
9 февраля 1942 года папа поступил на Уралмашзавод к отцу на верстак. Верстак стоял в будочке, отгороженной внутри сталефасонного цеха. Ремонтировали редукторы, регулирующие давление газа в резаке металла. Было человек 10 газорезчиков, которых надо было бесперебойно обеспечивать инструментом. Работали по 12 часов: отец - в 1-ую, сын - во 2-ую смену. Сталефасонный цех прозводил башни для танков: формовали по модели, потом - отливали. Не остывшие и не очищенные от формовочной земли детали танка имели вполне мирное применение - рабочие пекли на них картошку. Потом землю выбивали, поднимая половинку опоки (рама с формовочной землей) при помощи крана. При отливке образовывался пригар, обрубать который зубилом и пневматическим молотком было задачей обрубщиков. Для этого залезали внутрь башни. Все обрубщики со стажем заболевали силикозом легких и рано умирали.
Аким Михайлович Туров
Короткое время в цеху работал и младший брат Федор, получавший за это рабочую карточку. Это было необходимо, так как в семье росли еще две младших сестренки, а время - голодное. Хлеба и молока вдоволь не ели, мама часто отдавала свою долю детям. Лучшее лакомство - мамины паренки, то есть печеная репа, которую сами и выращивали на лесных огородах вместе с картошкой. Овощи росли хорошо, потому что обильно удобряли. Картошки хватало на всю зиму - с обрабатываемых 35 соток собирали около 400 ведер. Дополнительный доход приносила продажа часов на рынке. Сломанные часы покупались по дешевке, отец занимался их починкой, дети - реализацией. Часовые работы после войны превратились в хобби, свое умение отец передал и папе.
В 1942 году вышло постановление о восстановлении техникумов. Поступил в Уралмашевский вечерний машиностроительный техникум. Занятия в техникуме начинались в шесть вечера. Дружил с Костей Тишковым, тоже работавшим на заводе. До сих пор хранится его письмо со строительства Асуанской плотины в Египте. Дипломную работу на тему ``Проектировка цеха по производству протяжек"" защитил в 1947 году на ``отлично"". Протяжка - инструмент для расширения отверстий до нужного размера.
Хотелось учиться дальше. Выбрал заочный машиностроительный институт при заводе. Опять надо было сдавать экзамены, а кое-что из школьной программы уже забылось, поэтому вступительный экзамен по математике сдал за папу ``свежеобученный"" в школе Федор. После окончания техникума перешел на работу в 82-ой цех в технологический отдел по холодной обработке металлов резанием. Отделом из 4-х человек руководил ``боевой мужик"" Кощеев Юрий Михайлович. Проработал там до 1948 года. Потом заинтересовался сборкой экскаваторов (цехи 29, 30). Узнал о цехе внешнего монтажа и поступил туда шеф-монтером. Ездили по вызовам монтировать различное оборудование. Зарплата - 1000 рублей - считалась очень хорошей. Если сдавали объект с оценкой ``отлично"", то получали 100 % премиальные. В оценку включались качество и срок. В основном, монтировали экскаваторы. Первый экскаватор собрали под папиным руководством в Первоуральске на магнетитовом руднике.
На своем участке около дома на Уралмаше
Потом были - Липецк, АнгарГЭСстрой около Иркутска, Кантаги в Узбекистане, Вольск в Саратовской области, Орск на Южном Урале, Благовещенск на Дальнем Востоке, где смонтировали 5 экскаваторов вместе с Пименовым Федором Ивановичем. Работал на Волгодоне, около города Красноармейска. Путь туда - из Сталинграда - проделали на пароходе по Волге. Возвращались тоже по реке - до Перьми. Смонтированные за лето 5 экскаваторов должны были разработать дно Цимлянского водохранилища или, как тогда говорили, ``моря"". Случались и аварии из-за брака литья. Например, когда лопнул тормозной шкиф, дали телеграмму на Уралмаш, и оттуда прислали новый. Все 5 экскаваторов сдали в срок. Шик управления экскаватором - забить ковшом гвоздь в шпалу.
Году в 56-ом поехали с мамой из Краматорска в Ростов-на-Дону, чтобы посмотреть на это рукотворное море, но не попали, так как из-за продолжающихся работ был закрыт Волго-Донской канал. Протяженность Волго-Донского канала 92 км, завершен в 1952 году.
Побывал и на Севере, на Свирь-строе (недалеко от Ладейного поля). В то время гидроэлектростанция уже существовала, рыли канал. Жили в деревянных домах, рядом - сады. Там услышал первого соловья. В 1951 году папа приехал в командировку в Краматорск, на цементный завод, где и познакомился с мамой. Потом будут почти 10-тимесячная переписка, женитьба и переезд в Краматорск, поступление во всесоюзный заочный институт строительных материалов.
Первый ряд: бабушка Фекла, тетя Люба, дед Аким. Второй ряд: дядя Федор, тетя Ася, папа, тетя Валя, дядя Женя.
Папа-студент всесоюзного заочного института строительных материалов
Я так радуюсь, что у нас есть такая молодежь, ее много очень, на самом деле. И сердце сжимается, когда читаю, что они все планируют уехать. Рано или поздно, но уехать, не могут они жить в этой стране. (((
http://www.facebook.com/notes/varvara-turova/%D0%BF%D0%BE%D1%88%D0%BB%D0%B8-%D0%BF%D0%BE-%D1%81%D0%B0%D0%B4%D0%BE%D0%B2%D0%BE%D0%BC%D1%83/10151204128290226
Пошли по Садовому
Это не колонка и никакой, не приведи господь, не журналистский текст.
Это просто попытка как-то упорядочить какие-то ощущения, соображения и эмоции про митинг.
Еще недавно моя позиция была очень проста.
Я не политик, не революционер, я не хочу рисковать своими здоровьем и свободой, или здоровьем своих близких, но сидеть в этой ситуации дома тоже не считаю возможным. Поэтому я буду ходить только на разрешенные митинги. Это - мой выбор. Я очень уважаю тех, кто рискует, таких как Саша Маноцков, например, но мне самой - слабо.
Но сейчас, как-то так получилось, каждый день - как год. С митинга на чистых прудах прошло лет 20. 91-й был не 20, а 150 лет назад, а может быть его вообще не было, я не знаю. Мне было 11 лет и я много, очень много, особенно сейчас, слышу "я там был", "это было круто", "это было круто, но посмотри где мы в результате оказались" и еще много всякого.
Сейчас, в ситуации, когда каждый день возникает 565830 разных вариантов действий, ни одно из которых ни к чему не приведет, вдруг оказалось, что с Чистых прудов я ушла другим человеком. Я очень изменилась. Может быть, изменилась страна. А может быть, это одно и то же, и страна и меняется ровно тогда, когда меняемся мы.
Я не вижу никакого смысла в автомобильном пробеге. Я не вижу никакого смысла в концерте. Я не вижу никакого смысла в митинге, согласованном властями там, где удобно им. А не нам. Я не вижу оснований, как посоветовал мне оч уважаемый мною Антон Мазуров где-то в комментах, "довериться организаторам". Потому что порой они делают больше, чем любой Путин, для того, чтобы у нас ничего не получилось.
Мы это уже делали.
Мы были искренними.
У нас горели глаза и впервые за хрен знает сколько лет появился вообще интерес это делать, надежда, что действия хоть к чему-то приведут и вера в свою правоту.
Мы придумали кучу всего. Мы заклеили весь город плакатами и листовками. Мы не поддались на провокации. Мы убеждали ментов. Мы дарили им цветочки. Мы устроили флешмобы, мы сняли ролики, мы собрали на ве эти митинги кучу народа.
А они, после этого, ну например, посадили Осипову на 10 лет.
Мне все время кто-то говорит с горящими глазами: "да ты что, они зассали, они чувствуют себя некомфортно".
Но вот если честно, мне абсолютно по барабану как они себя чувствуют. Это какая-то лирика и пошлятина. Мне важно, что они делают.
Неожиданно для меня оказалось, что у меня нет больше выбора, который был еще неделю назад - выбора между тем, что подсказывает мне сердце и совесть, и тем, что называется словом "безопасность".
Этот выбор теперь кажется мне абсурдным и дико унизительным.
Я не разделяю оптимизма тех, кто, видимо, считает концерт у большого каменного моста реальным механизмом воздействия на мерзавцев, мутантов и роботов.
Я вообще, если совсем уж честно, не верю, что мы что-то сможем изменить тут.
Я думаю, что я уеду в ближайшие год-два отсюдова.
Но у меня все равно нет выбора. Это же не зависит от меня. Просто есть вот такое чувство - нет выбора.
Я не могу не попытаться.
Мы выходили на чистые, на болотную и на сахарова. Не подействовало.
Когда у меня болит голова и я выпиваю анальгин, если он не помогает, логично попробовать что-то другое. Я не вижу смысла принимать одно и то же лекарство, если оно - не помогает.
Я не вижу никакого другого способа заставить их с нами считаться, кроме как ослушаться их.
Я не подросток, они не мои родители, мне не нужно их мнение относительно того, где я могу ходить 4 февраля, а где - нет.
Не потому, что это, как раз-таки, подростковы бунт, и я, как меня многие сейчас обвиняют, назло кондуктору пойду пешком. А потому, что это продуманное и осознанное решение, в ситуации, в которой мне не оставили выбора.
Как говорит мой папа, мы выходили с требованием туда, сюда, на сахарова, и ни одно требование не выполнено. А значит это не требования никакие, а просьбы.
Ну что, попоем песенки, попросим еще? И они тогда нас погладят по головке и скажут: "Ну хорошо, малыш. Пожалуй, мы все сделаем как ты скажешь?".
У меня нет выбора. Теперь уже - нет.
Поэтому я пойду по садовому кольцу 4 февраля, я сделаю все, чтобы меня не побили и не арестовали, но если меня побьют или арестуют я не буду устраивать по этому поводу очередную сентиментальную истерику, писать колонки в опенспейс и давать интервью дождю. Потому что я знаю на что я иду.
И это - важно.
Следующая новость
30 июня закрылась одна из главных точек притяжение московской интеллигенции — кафе «Дети райка». Заведение стало широко известно прошлой осенью, когда в него нагрянуло шоу «Ревизорро» — Елена Летучая и ее команда нашли в ресторане просроченные продукты и открытый канализационный сток. Хозяйка кафе Варвара Турова в качестве причины закрытия называет череду неудач, произошедших с «Детьми», и реконструкцию улицы, из-за которой посетителям было сложно попасть в заведение. «360» рассказывает, чем прославились «Дети райка» и его основательница.
«Дети райка» располагались в центре столицы — на Никитском бульваре. «Мы ничего не понимаем в моде, концепциях, течениях и пенах. Мы хотим сделать место, которое будет нравиться нам самим, и, надеемся, вам. „Дети райка“ — наш любимый фильм. Фильм о театре, о райке — галерке, на которой кипит настоящая театральная жизнь, о любви, гениальности и таланте. Дети райка — это мы. Мы живем в райке — маленькой территории, словно стеной отделенной от остального города, от остальной страны», — говорится на сайте кафе.
Хозяйка кафе Варвара Турова — музыкант, актриса и публицист, известная в среде творческой интеллигенции Москвы. Ее колонки можно найти на сайтах «Таких дел », «Православного мира », «Сноба ».
Варвара Турова. Скриншот: youtu. be/ii2PplHdeoI.
Последний год существования «Детей райка» был омрачен скандалами, связанными как с кафе, так и с личностью самой Туровой. К примеру, в ноябре прошлого года Турова опубликовала в своем Facebook большой текст , посвященный интеллигенции, к которой она относила себя и свое окружение. Пост широко разошелся в соцсетях, многие пользователи отнеслись к нему с иронией, хотя другие поддержали Турову.
Я всю жизнь думала, что это называется «Интеллигенция», но наверное, точнее называть это богемой. Моя мама адвокат, мой папа искусствовед, ювелир, журналист, редактор, музыкант, кто только не. У нас никогда не было денег, но наш дом всегда был полон гостей. И стоило гостю зайти на порог, я, четырехлетняя, пятилетняя, сколькоугоднолетняя, мгновенно знала — свой или не свой
— Варвара Турова.
Один из поворотных моментов в судьбе «Детей райка» произошел в ноябре 2016 года, когда вышел выпуск «Ревизорро» — программы, которая инспектирует рестораны на предмет чистоты. Ведущая Елена Летучая нашла в кафе просроченные продукты и таракана, а также обнаружила, что общий сток канализации проходит через кухню.
Скриншот выпуска «Ревизорро » из «Детей райка».
Сама Турова позже заявила в Facebook, что некоторые требования Летучей справедливы, а некоторые — необъективны. Ее слова приводит .
Некоторые из требований ведущей программы — справедливы и обоснованны и, я думаю, мы все благодарны ей за непростую работу, которую она делает. Некоторые — абсурдны и невыполнимы. Поверьте, абсолютно любое, к примеру, парижское кафе, было бы просто сразу закрыто после ее визита. Но это не мешает ни вам, ни нам, прекрасно есть и выпивать в этих самых парижских кафе
— Варвара Турова.
В недавнем интервью Inc. Турова призналась , что после выхода шоу выручка «Детей райка» упала в два-три раза, на ее восстановление ушло полтора месяца. «Их интересовала не грязь, а скандал, и все, что там показано, — вранье. Можно прийти в самую чистую операционную и мутной камерой под мрачную музыку снять такой ужас, что вам там почудятся ползающие змеи», — добавила она.
Турова заявила, что журналисты телеканала «Пятница» написали заявление в Роспотребнадзор, из-за чего в кафе нагрянула внеочередная проверка, что привело к «дополнительным тратам».
Ну вы можете угадать, каким образом мы решали вопрос с проверяющими. Собственно, по-другому эти вопросы не решает никто. Так что были, скажем так, дополнительные траты
— Варвара Турова.
В том же интервью женщина заявила, что ресторатор Митя Борисов открывает заведения для того, чтобы зарабатывать, а Турова руководствовалась другими приоритетами. В ответ известный журналист Антон Красовский
Со мной был такой случай. Несколько лет назад я нашла в подземном переходе кота в закрытой переноске. Как человек неопытный в таких ситуациях, я не знала, что предпринять, поэтому для начала села рядом с переноской, в которой томился кот, написала пост в Facebook и горько заплакала от жестокости и несправедливости случившегося с котом. Так я провела полтора часа. Потом кота удалось пристроить, и он прекрасно живет у одной замечательной женщины. Но с тех пор многое изменилось.
Я бы тоже думала, что дельфины улыбаются, поскольку тогда еще не прочитала текст о том, что это строение их морды Я познакомилась с людьми, которые профессионально занимаются бездомными животными. Поменяла отношение ко многим вопросам, с этим связанным. Я знаю теперь, например, что лучше стерилизовать домашних кошек, потому что приюты переполнены прекрасными котятами. Знаю, что нельзя покупать животных, потому что это уменьшает и без того крошечные шансы приютских зверей попасть из приютов в собственные дома. И знаю, что таких - и гораздо хуже - ситуаций бывает по много раз в день у тех, кто занимается животными. Но несколько лет назад я этого не знала, не чувствовала и воспринимала происходящее, как какое-то трагическое исключение. Я не знала ничего про приюты животных. Я сама искала кота своей кошке, когда та хотела котят. Мне и в голову не приходило, что в этом есть хоть что-то неправильное.
Несколько лет назад я бы, может быть, с удовольствием пошла поплавать с дельфинами, поскольку не знала, в каких условиях они содержатся. Я бы тоже думала, что дельфины улыбаются, поскольку тогда еще не прочитала текст о том, что это просто строение их морды, а на самом деле они очень страдают от этих плаваний за деньги.
Еще совсем недавно я, смеясь, говорила своей подруге: «Отстань от меня со своей политикой, у меня нет гражданской позиции, я музыкой занимаюсь». А теперь я не представляю, как можно говорить «отстань» про что-то, что залезло в спальни моих друзей-геев, что убивает детей, оправдывая это «Законом Димы Яковлева», что пытается сделать выездные визы и так далее. Как про это можно сказать «отстань» теперь? Теперь - невозможно.
В этом слове «теперь» для меня - не результат, а процесс. Это процесс пробуждения. Живя между разными городами, иногда утром я, едва проснувшись, не сразу понимаю, в каком я городе. Но постепенно, с каждой секундой, я возвращаюсь из сна, в котором у меня нет гражданской позиции, в котором я говорю «отстань», в котором я плаваю с дельфином или в котором мне наплевать, что умрет еще один ребенок, в реальность. На это уходит какое-то время. На то, чтобы мне стало не все равно, ушло какое-то время.
Еще несколько лет назад никто из моих друзей не занимался тем, что в русском языке называется довольно-таки высокопарным словом «благотворительность». Теперь ею занимаются все, с кем я дружна. Не потому, что я вдруг поменяла всех друзей. Просто у нас у всех происходит этот процесс. Кто-то собирает деньги, кто-то волонтерит в хосписе, кто-то организовывает благотворительные праздники, каждый делает то, что хочет и может. Но - делает.
Знаете, в Facebook есть кнопка «I don’t want to see this». Некоторые люди прячутся за эту кнопку и в жизни История с Умарали Назаровым, который умер абсолютно один, разлученный с родителями, в больнице, при невыясненных обстоятельствах, конечно, потрясла нас всех. Ее просто невозможно выбросить из головы. Два дня назад я написала по следам этой истории пост в Facebook. В этом посте была фраза «Я Зарина». Этот пост скопировал мой хороший знакомый Алексей Агранович, снабдив его вполне саркастическими комментариями, но люди стёб не считали, поставили Алеше кучу лайков и сделали кучу перепостов. Таким образом, за считанные часы фраза «Я Зарина» распространилась по Facebook как какой-то манифест. Она не была манифестом для меня, но кому это уже теперь интересно.
А дальше все как обычно. Журналист Александр Горбачев написал пост про то, как это отвратительно и «девальвирует идею» фразы «Je suis Charlie». Куча знакомых поставили ему лайки, журналистка Белла Рапопорт написала фантастический комментарий: «Нехорошо вешать на себя чужую стигму» (по этой логике я должна немедленно снять с себя крестик, это же не меня распяли на кресте), а Катя Гордеева, которую я очень люблю и ценю, написала комментарий про «псевдоэмпатию» и «псевдотолерантность». Потом Катя вот эту колонку. Я хочу ответить Кате, что эмпатия, толерантность, сочувствие и сопереживание - это процесс.
Я хочу ответить тем, кто пышет злобой «что ж вы раньше аватарки не перекрашивали», что эмпатия, толерантность, сочувствие и сопереживание - это процесс. Вот раньше не перекрашивали, а теперь перекрашиваем. Не потому что людей, погибших в Париже жалко больше, а потому что вот раньше не было такой опции в Facebook, а потом она появилась. Или потому что раньше мы не находили в себе сил на сочувствие, закрываясь и прячась от него. Знаете, в Facebook есть кнопка «I don’t want to see this». Некоторые люди прячутся за эту кнопку и в жизни. И даже вполне успешно. Не находят в себе сил to see this. А теперь вот нашли. Нашли и заплакали. Потому что это процесс.
Фраза «Я Зарина» означает: «Я пытаюсь почувствовать ее боль как свою собственную» Я хочу сказать, что для меня нет разницы между фразой «Je suis Charlie» и фразой «Я Зарина», потому что эмпатия - это попытка поставить себя на место другого человека. Попытка. Мы не можем быть на месте другого человека, мы не знаем, не ощущаем и не чувствуем то, что чувствуют близкие погибших во Франции или в самолете, мы не чувствуем то, что чувствует Зарина, нашу редакцию не расстреливала толпа религиозных фанатиков (по крайней мере пока что), и мы не знаем, что чувствовали сотрудники редакции «Charlie Hebdo», но мы пишем фразу «Je Suis Charlie», чтобы показать миру и самим себе, - мы солидаризируемся с жертвами этого чудовищного преступления. С жертвами, а не с убийцами.
Никого нельзя убивать ни за какие взгляды, нельзя расстреливать редакцию даже за самые идиотские карикатуры, просто нельзя - и все. Вот что мы, ну, по крайней мере, я говорила фразой «Je Suis Charlie». Нельзя отбирать плачущего младенца из рук матери, если только мать не угрожает его жизни. Нельзя мучить ее после этого, из потерпевшей делать подозреваемой, выдворять ее из страны, так и не проведя нормальной экспертизы и не закончив расследование смерти ее ребенка, - вот что я говорю фразой «Я Зарина». Я пытаюсь в точности как Катя поставить себя на место Зарины. И, конечно, я не на ее месте. И надеюсь, что никогда на нем не окажусь. Но я солидаризируюсь с ней. С ней, а не с убийцами. Фраза «Я Зарина» означает: «Я пытаюсь почувствовать ее боль как свою собственную».
И даже если Зарина никогда не узнает о моей корявой попытке быть с ней, я все равно считаю ее, попытку эту, важной. Я считаю ее еще одним шагом в процессе под названием «неравнодушие». Может быть, через несколько лет я найду более точную, удачную формулировку для выражения этого неравнодушия. Может быть, нынешняя фраза «Я Зарина» корява, примитивна и не достаточно изящна. Но она - процесс. И я дорожу этим процессом.
Я дорожу дурацкими свечками, которые вешают люди в Facebook, когда случается беда. Я дорожу банальными словами «держитесь» и «я с вами». Я дорожу любыми, даже самыми корявыми и дурацкими способами проявить сочувствие, сопереживание, неравнодушие и эмпатию. Не псевдо. А самую что ни на есть настоящую эмпатию.
Я Зарина, я Шарли, я летела в самолете над Синаем
Варвара Турова, с которой я “познакомилась”, вестимо, через Facebook – совершенно потрясающая личность. Красавица, певица – не слышала, но думаю, что с голосом у неё всё в порядке, какая-то страшно популярная московская персона – ну, можно считать, что и богемная, ну, во всяком случае – тусовочная, владелица каких-то Мастерских и богемного ресторана, музыковед, журналист – с прекрасно подвешанным разговорным языком и ещё лучше – литературным, короче – какая-то универсальная натура, и самое главное, при всё при этом – искренняя, добрая и удивительно настоящая – вот такая это интереснейшая особа. Итак, перекличка с ней:
Варвара : Еще минимум 10 дней строжайшего голосового покоя (то есть молчания), антибиотики, ингаляции, полоскания, микстура, тишина вокруг, никакой оперной музыки нельзя даже слушать, не петь, не говорить, не находиться в местах, где шумно,
В общем, впервые в жизни, не петь мне в этом году стихиры Пасхи.
Это ли не чувство юмора, это ли не ирония, что самое трудное для меня испытание – вовсе не битвы, не противостояния, не отстаивание справедливости, не турниры в блестящих доспехах, а просто помолчать, просто чуть-чуть, Варь, помолчать?
Да, Господь дико остроумный человек. Кажется, он намекает и на фейсбук тоже.
В городе Герцег-Нови в Черногории, если идти вверх к крепостной стене от въезда в город, слева будет магазин, в котором строгие продавщицы в белых халатах, вылавливают половниками круглый, мокрый домашний сыр, и раздражаются, что ты не знаешь, какой из них как называется. В этом же магазине я купила как-то раз большой пакет маленьких разноцветных болгарских перцев, да так и оставила его потом на кухне, уезжая, потому что я не умею ничего готовить из этих перцев, но они были так хороши, что не купить их было невозможно. В городе Герцег-Нови, в отличие от всей остальной Черногории, всегда немножко грустно и немножко туман, как в Фиальте, да. Сегодня в Москве ровно такой же свет и цвет, как в городе Герцег-Нови.
А однажды я решила поехать на новый год (я много лет подряд уезжала на новый годв одиночестве в какое=нибудь прекрасное место) в итальянские термы. Забронировала еще в сентябре примерно крутейшую красивейшую гостиницу с колоннами и балконами, в которой останавливалась Каллас, в которой останавливалась принцесса Грейс, и всякие другие приятные люди, купила билет до Милана, провела 3 дня в ужасной Флоренции (бррр), села на поезд рано утром, и в 9 утра была на станции городка, где находятся эти термы. Дальше все и правда как в этом рассказе, “все мокро – пегие стволы платанов” и прочее. Туман, полная тишина, поезд высадил меня и уехал, вокруг лениво поют птички. Дымка. Дошла, не торопясь, с чемоданом до гостиницы. И оказалось, что крутейшей и красивейшей она последний раз и была, когда в ней останавливалась принцесса Грейс, а с тех пор там, примерно, даже не подметали. Я люблю потерянный рай и потертую роскошь, поэтому я, конечно, пришла в восторг. В этот же восторг пришли люди на рецепции, каждому из которых было минимум 70 лет. И тут к ним, в почти пустой (за исклюением парочки парочек под 80 лет) приезжает синьорина. Капелли Росси. 30 сука декабря. Одна. Вообще непонятно, почему именно к ним. Забегали, засуетились, дали мне огромный тяжелый ключ, поселили с видом на сад. А еще через час, на мой вежливый, за чашкой чая в огромной столовой с расписным потолком и толстыми старыми коварми, вопрос относительно, так сказать, терм, удивленно ответили: “Синьора, термы не работают уже лет 15, они закрыты на реконструкцию”.
Непонятно, к чему я это.
Ну, в общем.
Я : Варя, постойте, как это, как это – “ужасная Флоренция”?! Да это один из самых удивительных городов Италии, да чего уж там – берите – мира. Вместо тухлых неработающих терм нужно былo срочно для помытия души бежать в собор Санта Кроче, где не до конца облупившиеся фрески Джоттo заставили бы вас остановиться в изумлении от того, что это так просто, так вечно, и так насущно, где каждый пройденный шаг отозвался бы эхом ушедшего времени, а саркофаги всех этих невероятных, давно ушедших людей, поражали бы тем, что над ними – прямо перед вашими глазами – витал бы их дух. Эх, Варя, Варя… А музей Уффица? Знаете, какие там есть в укромном уголке светящиеся неподражаемым изумрудным цветом кикиморообразные Адам и Ева? Я таких потрясающих Адама с Евой вообще никогда не видела. В этом самом уголке мне сразу стало понятно, что мы всё-таки произошли от земноводных, и потому нас так тянет к воде…
А улочки – такие узкие, почти как в Венеции, в которой идущий навстречу вам пешеход заставляет вжиматься в стенку – но во Флоренции, вместо идущего навстречу пешехода на вас мчится на бешеной скорости разудалый флорентийский байкер. При этом он умудряется вас объехать, даже если вы не успели юркнуть в ближайший подъезд или влепиться в стену дома. Эх, Варя, Варя…
Варвара: Флоренция город из моих страшных снов. Отходишь 2 метра от пряничной красоты и оказываешься в каком-то католическом триллере, в котором тебе, за Христа нашего, то есть не нашего, того и гляди нож вонзят в спину. Мрачный, холодный город без чувств, эмоций и собственного лица. Обманка, закрытость, ледяное равнодушие, вот слова про Фиренцэ, и это самые жуткие слова из всех моих самых жутких ночных кошмаров, да. Ледяное равнодушие.
Я : Э нет, Варя, это не ледяное равнодушие, это – город, хранящий тайны за своим кажущимся мрачным молчанием. Да, он и правда производит впечатление тяжёлого монолита, который давит на душу, и как-то некуда выпорхнуть, чтобы посвистать на ближайшей ветке. Согласна. Но это – город-магнит, он как раз и притягивает своим двойственным характером, это не серые декорации, оставшиеся после какого-то давно окончившегося спектакля провинциального театра, там в каждом уголке – история. Надо полагать, невесёлая. Но интересная. Жу-у-уть:))).
Варвара : кто ж спорит с тем, что история. просто та история, которую рассказывает этот город, мне неприятна. необъяснимо, спорно, ошибочно -окей, но что ж я могу поделать с этим.
Наташа : Нельзя туда больше вернуться. К этим старикам, в смысле. История эта уже в сундуке с сокровищами. И хорошо. Будет новая. Главное – разглядеть сразу. Не потом. Столько красоты кругом.
Варвара : Ну не факт. Иногда можно вернуться. иногда нельзя. Нет никаких таких точных правил, что вот. сундук. заперт, то се. Нет. По-разному может быть.
Я : Я не очень понимаю, какая история закрыта в сундуках. По-моему, она там не лежит – её туда кладут. На самом деле, все человеческие страсти-мордасти, по большому счёту делающие историю – а уж Флоренция ими напичкана от края до края – совершенно не меняются со временем. Декорации – да, а основа остаётся. Так что – история – это вовсе не сундук, напичканный старым тряпьём, это – бесконечный и очень живой источник для всевозможных размышлений и обсасываний, а уж что касается всевозможных судеб – ну, там есть, в чём покопаться. Пожалуй, поинтереснее, чем в современности. Тем более, что это всё отфильтрованно и спресcованно – так что плотность материала – дай-дай.
Только сейчас – как бы вернувшись во Флоренцию 😉 в этом разговоре – поняла, что кто про что, а я про Ерёму. Прошу прощения. Тут истории как бы были перепутаны – “личная” и “общественная”. 😉 В личную, наверное, вернуться нельзя – она всё равно будет иной. Я-то говорила об истории, натыканной по углам флорентийского дома, как вот натыкали траву или что там в бревенчатые дома – чтобы не продувало. Я просто хотела сказать, что она напичкана историей – и для того, чтобы ходить по её улицам, хрустя этой историей под ногами, нужно много о ней знать. Я-то не знаю, только осчусчаю.
Неужели я опять ошиблась? Почему я всё время ошибаюсь?
Продолжение – не о Флоренции: (из частной переписки) (первые два – сначала, а последние – потом):
Варя, я абсолютно искренно Вами восхищаюсь. Я не могу понять, как можно быть настолько свободным человек в такой несвободной стране. Это просто что-то поразительное.
Впрочем, Штаты тоже не свободная страна, но по-другому. Но Вы просто гигант, абсолютный. Для меня это сочетание каких-то несочетаемых вещей – публичности и глубины, лиризма и востребованности. Удивительно. Вы просто удивительный человек. И я горжусь “дружбой” с Вами.
8 hours ago
Варя, скажите – можно ли как-то помочь Александру Пану? ведь его элементарно могут ни за что упечь в тюрьму. При том, что он пострадает, защищая другого. Вы же были на процессе Рябова? Кто-нибудь сможет придти и выступить в его защиту?
28 minutes ago
Варя, так как насчёт Саши Пана? Или Вы решили по этому поводу не отвечать? Я вовсе не хочу на Вас давить, но просто мы как бы “познакомились” в связи с “делом” проф. Рябова – и это его гнусное продолжение… Не могу поверить, чтобы у Вас добрые дела делались только “на публику”. По-моему, это совсем не в Вашем характере. Может быть, я ошиблась?
Варя, Вы меня извините, я вовсе не собираюсь “учить Вас жить”, но мне почему-то думается, что помочь талантливому альтисту, попавшему в беду, потому что он защищал другого, кажется как-то гораздо более естественным, чем вытаскивать из бездомных некоего неудавшегося “нейрохирурга”, принесённого западными ветрами в Россию, который по собственной инициативе стал алкашом. Саше реально грозит заключение. И, главное, из-за чего?! Вот что самое страшное. Я не знаю, есть ли у Вас какие-то ресурсы для этого, но по крайней мере какие-то каналы можно было бы запустить – Вы же человек публичный.
Advertisements