Антонио страдивари годы жизни и род деятельности. Великие скрипичные мастера

Возвращение скрипки (1972)

Великие скрипичные мастера.

Антонио Страдивари
Антонио Страдивари родился в 1644 году в маленьком городке близ Кремоны. Его родители жили раньше в Кремоне. Страшная чума, начавшаяся в Южной Италии, переходила с место на место, захватывала все новые области и докатилась до Кремоны. Город опустел, улицы обезлюдели, жители бежали куда глаза глядят. Среди них были и Страдивари - отец и мать Антонио. Они бежали из Кремоны в небольшой городок поблизости, вернее село, и больше в Кремону не возвращались.

Там, в селе близ Кремоны, прошло детство Антонио. Отец его был обедневший аристократ. Он был человек гордый, скупой, нелюдимый, любил вспоминать историю своего рода. Отцовский дом и малый городок быстро надоели молодому Антонио, и он решил уйти из дому.

Перебрав много профессий, он всюду испытал неудачу. Хотел стать ваятелем, подобно Микеланджело, линии его статуй были изящны, но лица были не выразительны. Он бросил это ремесло, зарабатывал свой хлеб резьбой по дереву, изготовляя деревянные украшения для богатой мебели, пристрастился к рисованию; с величайшем страданием изучал он орнаментику дверей и стенной живописи соборов и рисунки великих мастеров. Потом его привлекла музыка, и он задумал стать музыкантом. Упорно учился скрипичной игре; но пальцам не хватало беглости и легкости, а звук скрипки был глух и резок. О нем говорили:" Ухо музыканта, руки резчика ". И он бросил ремесло музыканта. Но, забросив не забыл его. Он был упрям. Часами смотрел на свою скрипку. Скрипка была дурной работы. Он разобрал ее, изучил и - выбросил. А купить хорошую у него не хватало средств. Тогда же, будучи 18-летним юношей, он поступил учеником к знаменитому скрипичному мастеру Николо Амати. Годы, проведенные в мастерской Амати, запомнились ему на всю жизнь.

Он был бесплатным учеником, исполнял только черновую работу и починки и бегал по различным поручениям мастера. Так продолжалось бы долго, если бы не случай. Мастер Николо зашел в мастерскую во вне урочное время в день дежурства Антонио и застал его за работой: Антонио вырезал эфы на брошенном, ненужном обрезке дерева.

Мастер ничего не сказал, но с тех пор Антонио уже не приходилось разносить готовые скрипки заказчикам. Он проводил теперь весь день, изучая работу Амати.

Здесь научился Антонио понимать, как важен выбор дерева, как добиться того,чтобы оно звучало и пело. Он увидел, какое значение имеет сотая доля в распределении толщин дек, понял назначение пружины внутри скрипки. Теперь ему открылось, как необходимо соответствие отдельных частей между собой. Этому правилу следовал он затем всю жизнь. И, наконец, оценил важность того, что некоторые ремесленники-мастера считали только украшением, - важность лака, которым покрывается инструмент.

К его первой скрипки Амати отнесся снисходительно. Это придало ему силы.

С необыкновенным упрямством добивался он певучести. А когда добился, что его скрипка звучала так, как у мастера Николо, ему захотелось, чтобы она звучала по-другому. Его преследовали звуки женских и детских голосов: вот такими певучими, гибкими голосами должны звучать его скрипки. Это долго ему не удавалось.

" Страдивари под Амати ", - говорили о нем. В 1680 году он оставил мастерскую Амати и начал работать самостоятельно.

Он придавал скрипкам разную форму, делая их длиннее и уже, то шире и короче, то увеличивал, то уменьшал выпуклость дек, его скрипки уже можно было различить среди тысячи других. И звук у них был свободный и певучий, как голос девушки утром на кремоновской площади. Он стремился в юности быть художником, любил линию, рисунок и краску, и это осталось навсегда у него в крови. Он ценил в инструменте, кроме звука, его стройную форму и строгие линии, любил украшать свои инструменты, вставляя кусочки перламутра, черного дерева и слоновой кости, рисовал на шейке, бочках или углах маленьких купидонов, цветки лилии, плоды.

Еще в молодости он сделал гитару, в нижнюю стенку которой вставил полосами слоновую кость, и она казалась как бы разодетой в полосатый шелк; звуковое отверстие он украсил резаными по дереву сплетениями из листьев и цветов.

В 1700 году ему была заказана четера. он долго с любовью работал над ней. Завиток, завершавший инструмент, изображал голову Дианы, обвитую тяжелыми косами; на шее было надето ожерелье. Ниже он выточил две небольшие фигуры - сатира и нимфы. Сатир свешивал свои козлиные ножки крючком, крючок этот служил для ношения инструмента. Все было выточено с редким совершенством.

В другой раз сделал он карманную узкую скрипку - "сордино" - и завитку из черного дерева придал форму негритянской головы.

К сорока годам он был богат, и его знали. О его богатстве складывали поговорки; в городе говорили: "Богат, как Страдивари".

Но жизнь его не была счастливой. У него умерла жена; он потерял двух взрослых сыновей, а их он хотел сделать опорой своей старости, передать им секрет своего ремесла и все, чего он добился за всю жизнь.

Оставшиеся в живых сыновья Франческо и Омобоно хотя и работали вместе с ним, но не понимали его искусства, - лишь старательно подражали ему. Третий же сын, Паоло, от второго брака, и совсем презирал его ремесло, предпочитая заниматься коммерцией и торговлей; это было и легче, и проще. Еще один сын, Джузеппе, стал монахом.

Теперь мастеру шел 77-й год. Он достиг глубокой старости, большого почета, богатства.

Одна из скрипок Антонио Страдивари

Жизнь его подходила к концу. Оглядываясь, он видел свою семью и все возраставшую семью своих скрипок. Дети имели свои имена, скрипки - свои.

Жизнь его кончалась мирно. Для большего спокойствия, чтобы все было чинно, как у людей зажиточных и почтенных он купил склеп в церкви св. Доминика и сам определил место для своего погребения. А кругом со временем лягут его родные: жена, сыновья.Но когда мастер думал о сыновьях, он омрачался. В это было все дело.Он оставлял им свое богатство, они построят или, вернее, купят себе хорошие дома. И богатство рода будет рости. Но разве напрасно работал он, добился, наконец, славы и знаний мастера? И вот мастерство оставить некому, мастерство может принять в наследство только мастер. Старик знал, как жадно добиваются его сыновья отцовских секретов. Не раз заставал он во внеурочное время Франческо в мастерской, находил оброненную им записную книжку. Чего искал Франческо? Зачем рылся в записях отца? Тех записей, которые ему нужны, он все равно не найдет. Они крепко заперты на ключ. Иногда, думая над этим, мастер сам переставал понимать себя. Ведь через три года, пять лет его сыновья, наследники, все равно откроют все замки, прочтут все его записи. Не отдать ли им заблаговременно те "секреты", о которых все говорят? Но не хотелось отдавать в эти короткие тупые пальцы такие тонкие способы составления лаков, записи неровностей дек - весь свой опыт.

Ведь все эти секреты никого не могут научить, они могут помочь. Не отдать ли их в руки жизнерадостного Бергонци, который переимчив и ловок? Но сможет ли Бергонци применить весь широкий опыт своего учителя? Он - мастер виолончели и любит больше всего этот инструмент, а ему, старому мастеру, несмотря на то, что он немало времени и труда положил на создание совершенной виолончели, хотелось бы передать весь свой накопленный опыт, все свои знания. Да и, кроме того, это значило бы обокрасть своих сыновей. Ведь как честный мастер копил он для своего рода все знания.И теперь оставить все чужому? И старик медлил, не принимая решения - пусть до времени записи лежат под замком.А теперь еще другое стало омрачать его дни. он привык быть первым в своем мастерстве. Давно уже на кладбище лежал Николо Амати, мастерская Амати распалась еще при его жизни, и он, Страдивари, - преемник и продолжатель искусства Амати. В скрипичном мастерстве до сего времени не было равного не только в Кремоне, но и во всей Италии, не только в Италии, но и во всем мире - ему, Антонио Страдивари.

Но только до сего времени...

Давно уже шли, сначала сомнительные и робкие, а потом и вполне ясные слухи о другом мастере из семьи хороших и способных, но несколько грубых мастеров.

Мастера этого Страдивари хорошо знал. И в начале он был вполне спокоен за себя, потому что человек, который может достичь чего-либо в скрипичном деле, прежде всего, должен быть человеком жизни спокойной, трезвой и умеренной, а Джузеппе Гварнери был пьяница и буян. У такого человека дрожат пальцы и слух всегда туманен. И однако же...

И вот однажды, рано утром, когда еще не начиналась жизнь в его мастерской, а он по обыкновению уже побывал и на секадоре, и спустился вниз - проверить лаки, - в дверь постучались. Принесли в починку скрипку. Всю жизнь Страдивари, работая над новыми скрипками, не забывал благородного мастерства починки. Он любил, когда из ломанных, старых скрипок работы хороших, средних и совсем неизвестных мастеров получались скрипки с чертами его мастерства; от правильно поставленной пружины или оттого, что он покрывал скрипку своим лаком, чужая скрипка начинала звучать благороднее, чем раньше, до поломки, - к инструменту возвращались здоровье и молодость. И когда заказчик, отдававший инструмент в починку, изумлялся перемене, мастер чувствовал гордость, как врач, излечивший ребенка, когда его благодарят родители.

Человек, который принес скрипку, не был кремонцем; он объяснил, что его хозяин два года назад проездом купил здесь эту скрипку, и вот теперь ее поломали, надо починить. Адрес мастера он потерял в дороге, но конечно, он попал, куда надо: все здесь указывают на знаменитого мастера Антонио Страдивари.

Покажите вашу скрипку, - сказал Страдивари.Человек бережно достал из футляра скрипку, не переставая болтать:

Мой хозяин - большой знаток, он высоко ценит эту скрипку, она поет таким сильным, густым голосом, какого мне не доводилось слышать до сих пор ни одной скрипки.

Скрипка - в руках Страдивари. Она - большого формата; светлый лак. И он сразу понял, чьей она работы.
- Оставьте ее здесь, - сказал он сухо.

Еще один рассказ о Страдивари

Биография

Страдива ри, Страдивариус (Stradivari, Stradivarius) Антонио [возможно, 1643 (или 1648, 1649), Кремона, — 18.12.1737, там же], итальянский скрипичный мастер. Ученик Н. Амати. Открыл в Кремоне собственную мастерскую (около 1667). Многие годы работал в манере своего учителя, около 1704 изготовил наиболее совершенную модель. В 1704—25 создал лучшие по концертным качествам скрипки ясного, сочного тембра. Инструменты С. отличают совершенство художественного оформления, изящество, гармоничность формы, тщательность в подборе древесины, красота лака. Делал также виолончели и альты. На инструментах С. играют крупнейшие современные музыканты. В государственной коллекции уникальных музыкальных инструментов в Москве хранятся несколько скрипок, альт и виолончель работы С. (они выдаются для концертных выступлений выдающимся советским исполнителям). Учениками С. были его сыновья Франческо (1671—1743) и Омобоно (1679—1742), а также К. Бергонци.

Лит.: Витачек Е. Ф., Очерки по истории изготовления смычковых инструментов, под ред. Б. В, Доброхотова, 2 изд., М., 1964.

Великий мастер Антонио Страдивари всю свою жизнь посвятил изготовлению и совершенствованию музыкальных инструментов, которые навеки прославили его имя. Специалисты отмечают постоянное стремление мастера наделить свои инструменты мощным звучанием и богатством тембра. Предприимчивые дельцы, зная о высокой цене скрипок Страдивари, с завидной регулярностью предлагают купить у них подделки…

Все cвои скрипки Страдивари метил одинаково. Его клеймо – это инициалы А.S. и мальтийский крест, помещённые в двойной круг. Подлинность скрипок может подтвердить лишь очень опытный эксперт.

Некоторые факты из биографии Страдивари

Место и точная дата рождения небезызвестного итальянского скрипача-мастера Антонио Страдивари точно не установлены. Предположительные годы его жизни – с 1644 по 1737. Отметка «1666 год, Кремона» на одной из скрипок мастера даёт основание говорить, что в этом году он жил в Кремоне и был учеником Николо Амати.

Сердце гениального Антонио Страдивари остановилось 18 декабря 1737 года. Предположительно, он мог прожить от 89 до 94 лет, создав около 1100 скрипок, виолончелей, контрабасов, гитар и альтов. Однажды он изготовил даже арфу.

Почему неизвестен точный год рождения мастера? Дело в том, что в Европе XVII века царила чума. Опасность заражения вынудила родителей Антонио укрыться в родовом селении. Это и спасло семью. Также неизвестно, почему в 18-летнем возрасте Страдивари обратился к Николо Амати, скрипичному мастеру. Возможно, подсказало сердце? Амати сразу же увидел в нём гениального ученика и взял его к себе в подмастерье.

Трудовую жизнь Антонио начал с разнорабочего. Затем ему доверили работу по филигранной обработке дерева, работу с лаком и клеем. Так ученик постепенно и познавал секреты мастерства.

О жизни великого мастера сохранилось не так много сведений, ведь поначалу он был малоинтересен летописцам - Страдивари ничем не выделялся среди других кремонских мастеров. Да и человек он был замкнутый. Лишь потом, когда он прославился как «супер-Страдивари», его жизнь стала обрастать легендами. Но известно совершенно точно: гений был невероятным трудоголиком. Он изготавливал инструменты вплоть до самой смерти в 90 с лишним лет…

Считается, что всего Антонио Страдивари создал около 1100 инструментов, включая скрипки. Маэстро был поразительно продуктивен: он выпускал по 25 скрипок в год. Для сравнения: современный активно работающий мастер, изготавливающий скрипки вручную, выпускает ежегодно всего 3-4 инструмента. Но дошли до наших дней только 630 или 650 инструментов великого мастера, точное число неизвестно. Большинство из них - скрипки.

В чём секрет скрипок Страдивари?

Современные скрипки создаются при помощи самых передовых технологий и достижений физики - а звук всё равно не тот! Триста лет ведутся споры о таинственном «секрете Страдивари», и каждый раз учёные выдвигают все более и более фантастические версии. По одной из теорий, ноу-хау Страдивари в том, что он владел неким магическим секретом лака для скрипок, который придавал его изделиям особенное звучание. Легенды гласят, что эту тайну мастер узнал в одной из аптек и усовершенствовал рецепт, добавив в лак крылышки насекомых и пыль с пола собственной мастерской.

Ещё одно предание гласит, что кремонский мастер готовил свои смеси из смол деревьев, росших в те времена в тирольских лесах и вскоре начисто вырубленных.

Учёные не оставляют попыток понять, чем же обусловлена чистая уникальная звучность страдивариевских скрипок. Профессор Джозеф Нагивари (США) утверждает, что для сохранности древесины клён, используемый знаменитыми скрипичными мастерами XVIII века, подвергался химической обработке. Это и влияло на силу и теплоту звука инструментов. Он задался вопросом: могла ли обработка против грибков и насекомых обусловить такую чистоту и яркость звука уникальных кремонских инструментов?

Используя ядерный магнитный резонанс и инфракрасную спектроскопию, им были проанализированы образцы древесины пяти инструментов. Нагивари утверждает: если будет доказано воздействие химического процесса, окажется возможным изменение современной технологии изготовления скрипок. Скрипки зазвучат на миллион долларов, а реставраторы обеспечат лучшую сохранность старинным инструментам.

Некогда был проанализирован лак, которым покрыты инструменты Страдивари. Выяснилось, что его состав содержит наномерные структуры. Получается, что ещё три столетия тому назад создатели скрипок опирались на нанотехнологии? Был проведён интересный эксперимент. Сравнивали звучание скрипки Страдивари и скрипки, изготовленной профессором Нагивари. 600 слушателей, из них 160 музыкантов, провели оценку тона и силы звука по 10-бальной шкале. В результате, скрипка Нагивари получила более высокие оценки.

Однако, были и другие исследования, в ходе которых выяснили, что лак, используемый Страдивари, ничем не отличался от того, что использовали в ту эпоху мебельщики. Многие же скрипки вообще были покрыты заново лаком при реставрации в XIX веке. Нашёлся даже безумец, решившийся на святотатственный эксперимент - полностью смыть лак с одной из скрипок Страдивари. И что же? Скрипка не стала звучать хуже.

В свою очередь изготовители скрипок и музыканты также не признают, что волшебство звучания их инструментов обусловлено химией. И в качестве доказательства их мнения свидетельствуют результаты ещё одних научных исследований. Так, учёные Массачусетского технологического института доказали, что особенный «мощный» звук скрипок Антонио Страдивари был вызван случайной ошибкой в ходе производства этих инструментов.

Как передает The Daily Mail, исследователи поняли, что столь необычное глубокое звучание скрипок знаменитого на весь мир итальянского мастера вызвана F-образными отверстиями - эфами. С помощью анализа множества других инструментов Страдивари ученые сделали вывод, что эта форма изначально была воспроизведена по ошибке. Один из исследователей Николас Макрис поделился собственным мнением: «Вы режете по тонкому дереву и не можете избежать несовершенства. Форма отверстий в скрипках Страдивари отклоняется от традиционной для XVII–XVIII веков на 2%, но это похоже не на ошибку, а на эволюцию».

Бытует также мнение, что никто из мастеров не вкладывал в свою работу столько труда и души, сколько Страдивари. Ореол тайны придаёт изделиям кремонского мастера дополнительное очарование. Но учёные-прагматики не верят в иллюзии лириков и давно мечтают поделить волшебство чарующих скрипичных звуков на физические параметры. Во всяком случае, в энтузиастах точно недостатка не ощущается. Нам остаётся только ждать того момента, когда физики достигнут мудрости лириков. Или наоборот…

Говорят, в мире каждые две недели кто-нибудь да «открывает» тайну Антонио Страдивари. Но на самом деле за 300 лет секрет величайшего мастера так и не удалось разгадать. Только его скрипки поют, словно ангелы. Современной науке и новейшим технологиям не удалось достичь того, что для кремонского гения было всего лишь ремеслом.

Жми «Нравится » и получай лучшие посты в Фейсбуке!

Страдивари Antonio Stradivarius Карьера: Музыкант
Рождение: Италия
Перебрав много профессий, он всюду испытал неудачу. Хотел стать ваятелем, подобно Микеланджело, линии его статуй были изящны, но лица были не выразительны. Он бросил это ремесло, зарабатывал свой хлеб резьбой по дереву, изготовляя деревянные украшения для богатой мебели, пристрастился к рисованию; с величайшем страданием изучал он орнаментику дверей и стенной живописи соборов и рисунки великих мастеров. Потом его привлекла музыка, и он задумал стать музыкантом. Упорно учился скрипичной игре; но пальцам не хватало беглости и легкости, а звук скрипки был глух и резок. О нем говорили:" Ухо музыканта, руки резчика ". И он бросил ремесло музыканта. Но, забросив не забыл его.

Мастер Антонио Страдивари родился в 1644 году! Повествование перенесет вас больше чем на 300 лет обратно и больше чем на две тысячи километров на запад, в Итальянский град Кремону. И вы познакомитесь с замечательным человеком, превратившим ремесло мастера, делающего музыкальные инструменты, в подлинное, высокое искусство.

Время - 1720 год. Место - Северная Италия. Город - Кремона. Площадь св. Доминика. Раннее начало дня. Еще пустынны улицы и закрыты оконные ставни. Торговцы открывают двери своих лавок, наполненных разными товарами: кружевами, разноцветными стеклами, мозаикой. Прохожих немного - женщины в пестрых шалях с большими корзинами в руках, беззаботно напевающие, водоноски с медными ведрами, подмастерья, торопливо идущие на работу. На крыше длинного, узкого трехэтажного дома, на открытой плоской террасе, ослепительно освещенной солнцем, уже появился рослый худощавый дед в белом кожаном переднике и в белом колпаке мастера. И ранние прохожие кланяются ему и громко приветствуют: - Buon giorno, signore Antonio! Он служит им часами, точными и не отстающими вот уже пятьдесят лет. Если бы в шесть часов на террасе этого дома совместно с солнцем не появился мастер Антонио, это означало бы: либо время переменилось в Кремоне, либо мастер Антонио Страдивари болен. И он кивает им в ответ; поклон его важен и снисходителен, оттого что он богат и стар. Эта небольшая терраса на крыше дома, называемая в Кремоне seccadour, - любимое местоположение его работы. Здесь он заканчивает, покрывает лаком и сушит свои инструменты. В углу стоит раздвижная лесенка, чтобы нисходить в проем, устроенный в полу, где хранится отборное, испытанное дерево. Вдоль бревенчатой стены террасы протянуты узкие, длинные полосы пергамента. Здесь висят блестящие лакированные скрипки. Бока их греются на солнышко. В соседних домах на таких же метко террасах сушат белье и плоды - золотистые померанцы, апельсины, лимоны, а на этой террасе вместо плодов сушатся на светило скрипки. Мастер верит в светило. Когда солнышко льется по блестящему темному дереву его скрипок, ему кажется, что его скрипки зреют. Он сосредоточенно работает час, два, опосля спускается в первостепеннный этаж; там его мастерская и лаборатория. Стучат. В дверях стоит жирный мужчина в почтительной позе. Увидя его, мастер как черт из табакерки срывается с места, хватает по пути лежащий на верстаке деревянный брусок и с неожиданной легкостью и быстротой подскакивает к гостю.

Что вы мне прислали?!

Толстяк отступает.

Мастер рассержен, и его важности как не бывало.

Он подносит к самому носу толстяка брусок.

Пощупайте, - говорит он, - да, да, синьор, пощупайте, - повторяет он, потому как что жирный мужчина уклоняется. И длинными худыми пальцами он хватает руку толстяка и тычет в дерево. И торжествующе смотрит: - Ведь оно твердое, как железо, оно может только скрипеть, вы резво станете присылать мне дерево с пятнами и сучками.

Толстяк молчит и ждет.

Вы по всей вероятности, ошиблись адресом, - ворчит пожилой человек, стихая, - вы хотели отрядить эту елку гробовщику, вследствие того что что это дерево поистине для гроба, эта ель росла на болоте, а позже вы, надо думать, поджаривали ее на огне, как поджаривают каштаны.

И он как снег на голову успокаивается.

Где другие образцы?

Толстый поставщик не весьма сконфужен, он навалом лет поставляет мастеру дерево и знает его нрав. Он показывает новые образцы.

Вот это - редкое дерево. Оно из Турции.

Как вы его раздобыли?

Тут толстяк делает значительное выражение и подмигивает мастеру. Лицо его на тот самый раз идеально плутовское.

Кораблекрушение... - шепчет он, - и как только я увидел это дерево, я, не торгуясь, купил его, потому как что я знаю, синьор Антонио, какое дерево вам нужно.

А вы ещё по-прежнему ловите эту рыбку?- спрашивает мастер как бы презрительно, но вкупе с тем с любопытством.

Толстяк конфузливо улыбается и закатывает глаза.

О, синьор, если бы вы захотели взглянуть, какие жемчуга отдало на тот самый раз море!

Мне не нужно жемчугов, - говорит Страдивари смирно.

О его богатстве ходят в Кремоне сказки, а он скуп, подозрителен и не любит, когда его считают богатым.

Страдивари садится за столик и начинает внимательно подвергать рассмотрению дерево.

Он измеряет, пробует на ощупь пространство и выпуклость годовых наслоений, следит глазом по тонким линиям древесины, берет лупу и рассматривает малый древесный рисунок. Потом щелкает дерево ногтем, твердым, как лопатка, ногтем мастерового и безотлагательно же проворно подносит к уху, строгает и вновь подносит к уху, осмотрительно постукивая по краям. Точно добивается, чтобы дерево заговорило.

Потом направляется в соседнюю комнату.

Тяжелая, обитая войлоком ворота. Единственное высокое окошечко завешано темным полотном. На столах и полках стоят бутыли, прозрачно-янтарные, желтые, красные... Густо и остро пахнет мастикой, сандараком и терпентином. Горят небольшие лампочки, греются реторты, колбы. Отдельно на столе стоят весы самых разнообразных размеров, от средних до малых, лежат циркули, ножички, пилы, пилки, начиная с грубых до мелких игольчатых.

На стенах висят таблицы вычислений, измерений. Ни одной картины, хотя мастер и любит живопись. Картины висят в жилых комнатах мастера. Там вслед за тем работы, его глаза будут переводить дыхание на ясных, спокойных линиях и мягких красках. А тут рабочий час. Он строг более того к самому себе, Перед ним на столик какие-то торопливые отметки, словечки, кривые линии. Доступ в эту комнату закрыт для всех. Сюда никто не допускается, более того ученики.

В этой комнате мастер хранит и прячет от любопытных зрачок свои секреты - секреты лака, которым покрывает скрипки.

Целыми ночами просиживает он посреди едких запахов, смотрит на скудный свет лампочек, золотую и темно-оранжевую жидкость в пробирках и колбах, испытывает ее эластичность, прозрачность и матовость.

Так - целыми ночами.

Потом немного приподнимает штору в высоком окошке. Свет врывается в комнату.

А, - говорит мастер, - уже начало дня.

Он прекращает работу, тушит свет, выходит, запирая ворота на тяжелые засовы, подозрительно прислушивается. Над составами лаков мастер трудится всю жизнь: одним составом он пропитывает дерево - и это улучшает звук; иной он накладывает вторым слоем - и инструмент приобретает лоск и красоту. Его скрипки то золотистые, то светло-коричневые, и вот в настоящее время, к концу его жизни, темно-красные.

Никто не знает его секретов. Днем он нечасто сюда заходит.

Вот зачем грузный джентльмен, тот, что принес дерево, с жадностью вглядывается, когда на момент открывается ворота в это логово мастера.

Но нет, в комнате темень - занавеса спущена. Страдивари опускает дерево в чан с здорово пахнущей жидкостью, ждет; вынув, длительно и участливо смотрит на невидимые в свое время и ставшие заметными извилистые тончайшие прожилки.

Лицо его начинает проясняться, он любовно поглаживает влажное дерево рукой и возвращается в мастерскую.

Уже собрались ученики. Среди них-сыновья мастера, его помощники. Омобоно и Франческо, с хмурыми ещё заспанными лицами. Они вполголоса разговаривают.

Заслышав быстрые и широкие шаги отца, любой подходит к своему верстаку и чрезмерно чутко и спешно над ним наклоняется.

Страдивари входит оживленный.

Вот это - то, что мне нужно. Это дерево будет распевать. Вы слышите - оно поет. Франческо, - позвал он своего старшего сына, - видимо сюда, сын, послушай.

Франческо с робким видом ученика подошел к отцу. Старик приложил брусок к плечу, как словно бы это была скрипка, и стал осмотрительно постукивать концом смычка, участливо прислушиваясь к звуку и наблюдая за лицом сына.

Ученики смотрели восторженно и раболепно.

Да, у такого мастера стоит действовать. Этот сухопарый ворчун-старик знает занятие, дерево в его руках как как будто само оживает.

Но как трудна существование в мастерской Антонио Страдивари!

Бпища ученику, опоздавшему хоть на одну минуту, хоть в одно прекрасное время забывшему распоряжение мастера.

Он груб, строг и придирчив. Он заставляет приступать сызнова работу, уже доведенную до конца, если какая-нибудь маленькая пустяковина придется ему не по вкусу.

Но их не соблазняет больше легкая бытие в других мастерских. Они понимают, как многому могут тут научиться. Только у наследников мастера, его помощников Омобоно и Франческо бегают глаза, не то от завести, не то от недоумения.

Отчего он так что надо может избирать из сотни брусков единственный? Отчего так поют его скрипки? Почему они оба работают уже не над первой скрипкой, и сорта дерева те же, что у отца, одинаковы и форма и размеры, и как словно не различишь с виду, какая сработана ими, и какая отцом, но довольно прикоснуться смычком, и с первого звука все становится ясным: скрипки, сделанные ими, звучат глуше, деревяннее.

Отчего папа не расскажет им своих секретов, зачем не позволяет завертывать в его лабораторию, где проводит ночи?

Ведь немолод, не унесет же он с собою в могилу и секреты лака, и капризные цифры своих измерений! И озлобленность отражается в их глазах, мешает сосредоточиться и действовать.

Вы можете ступать, - обращается Страдивари к поставщику, - приготовьте ещё клен для нижних дек.

И неожиданно добавляет, когда толстяк уже на пороге:

А жемчуга принесите. Я посмотрю. Если недорого, может быть и куплю.

Страдивари направляется к своему верстаку. Все принимаются за прерванную работу.

Через всю комнату мастерской длинными рядами протянута проволока. К ней подвешены повернутые то спинками, то бочками скрипки, виолы. Выделяются своими широкими деками виолончели.

За ближащим верстаком работают Омобоно и Франческо. Немного поодаль - любимые ученики мастера Карло Бергонци и Лоренцо Гваданини. Им поручает мастер ответственные работы над деками: распределение толщин, вырезку эфов. Остальные заняты тем, что приготовляют дерево для обечаек, выстругивая прикрепленную одной стороной к верстаку пластинку, или занимаются сгибанием обечаек: нагревают в огромный печке железный инструмент и начинают сгибать им пластинку, погружая ее по немного раз в воду. Другие строгают фуганком пружину или душку, учатся живописать очертания скрипок, изготовляют грифы, вырезают подставки. Некоторые заняты починкой старых инструментов. Страдивари работает молчком, исподлобья наблюдая за своими учениками; временами его глаза с грустью останавливаются на хмурых и угрюмых лицах сыновей.

Звенят тонкие молотки, визжат легкие напильники, перемежаясь со звуками скрипки.

У окна толпятся босоногие мальчишки. Их привлекают звуки, доносящиеся из мастерской, то визгливые и грубо дребезжащие, то неожиданно тихие и мелодичные. Они стоят некоторое время, раскрыв рты, с жадностью заглядывая в оконный проем. Мерный ход пилок и тоненький молоточек, бьющий равномерно, завораживают их.

Потом им разом становится тоскливо и, шумя, прыгая и кувыркаясь, они расходятся и запевают песенку всех лаццарони - уличных мальчишек Кремоны.

Старый мастер сидит у большого окна. Он поднимает голову, прислушивается. Мальчишки разбрелись. Только единственный все поет.

Вот таковый чистоты и прозрачности должны мы добиться, - говорит он, обращаясь к своим ученикам.

Начало и финал

Антонио Страдивари родился в 1644 году в маленьком городке близ Кремоны. Его родители жили раньше в Кремоне. Страшная чума, начавшаяся в Южной Италии, переходила с местоположение на местоположение, захватывала все новые области и докатилась до Кремоны. Город опустел, улицы обезлюдели, обитатели бежали куда глаза глядят. Среди них были и Страдивари - папа и мамаша Антонио. Они бежали из Кремоны в мелкий город поблизости, вернее село, и больше в Кремону не возвращались.

Там, в селе близ Кремоны, прошло ребячество Антонио. Отец его был обедневший аристократ. Он был дядя надменный, скупой, нелюдимый, любил припоминать историю своего рода. Отцовский обитель и малый городишко одним духом надоели молодому Антонио, и он решил оставить из дому.

Перебрав невпроворот профессий, он повсюду испытал неудачу. Хотел сделаться ваятелем, аналогично Микеланджело, линии его статуй были изящны, но лица были не выразительны. Он кинул это ремесло, зарабатывал свой хлеб резьбой по дереву, изготовляя деревянные украшения для богатой мебели, пристрастился к рисованию; с величайшем страданием изучал он орнаментику дверей и стенной живописи соборов и рисунки великих мастеров. Потом его привлекла музыка, и он замыслил сделаться музыкантом. Упорно учился скрипичной игре; но пальцам не хватало беглости и легкости, а звук скрипки был глух и резок. О нем говорили:" Ухо музыканта, руки резчика ". И он кинул ремесло музыканта. Но, забросив не забыл его. Он был упрям. Часами смотрел на свою скрипку. Скрипка была скверный работы. Он разобрал ее, изучил и - выбросил. А приобрести хорошую у него не хватало средств. Тогда же, будучи 18-летним юношей, он поступил учеником к знаменитому скрипичному мастеру Николо Амати. Годы, проведенные в мастерской Амати, запомнились ему на всю существование.

Он был бесплатным учеником, исполнял только черновую работу и починки и бегал по различным поручениям мастера. Так продолжалось бы долговременно, если бы не эпизод. Мастер Николо зашел в мастерскую во за пределами урочное время в день дежурства Антонио и застал его за работой: Антонио вырезал эфы на брошенном, ненужном обрезке дерева.

Мастер ничего не сказал, но с тех пор Антонио уже не приходилось разносить готовые скрипки заказчикам. Он проводил в настоящий момент весь день, изучая работу Амати.

Здесь научился Антонио знать толк, как важен отбор дерева, как достичь того,чтобы оно звучало и пело. Он увидел, какое значимость имеет сотая доля в распределении толщин дек, понял направление пружины внутри скрипки. Теперь ему открылось, как необходимо соответствие отдельных частей между собой. Этому правилу следовал он далее всю бытие. И, в конце концов, оценил важность того, что некоторые ремесленники-мастера считали только украшением, - важность лака, которым покрывается инструмент.

К его первой скрипки Амати отнесся снисходительно. Это придало ему силы.

С необыкновенным упрямством добивался он певучести. А когда добился, что его скрипка звучала так, как у мастера Николо, ему захотелось, чтобы она звучала по-другому. Его преследовали звуки женских и детских голосов: вот такими певучими, гибкими голосами должны раздаваться его скрипки. Это продолжительно ему не удавалось.

" Страдивари под Амати ", - говорили о нем. В 1680 году он оставил мастерскую Амати и начал вкалывать независимо.

Он придавал скрипкам разную форму, делая их длиннее и уже, то шире и короче, то увеличивал, то уменьшал выпуклость дек, его скрипки уже разрешается было различить посреди тысячи других. И звук у них был вольный и певучий, как звук девушки утром на кремоновской площади. Он стремился в юности быть художником, любил линию, рисунок и краску, и это осталось насовсем у него в крови. Он ценил в инструменте, помимо звука, его стройную форму и строгие линии, любил украшать свои инструменты, вставляя кусочки перламутра, черного дерева и слоновой кости, рисовал на шейке, бочках или углах маленьких купидонов, цветки лилии, плоды.

Еще в молодости он сделал гитару, в нижнюю стенку которой вставил полосами слоновую кость, и она казалась как бы разодетой в полосатый шелк; звуковое отверстие он украсил резаными по дереву сплетениями из листьев и цветов.

В 1700 году ему была заказана четера. он долговременно с любовью работал над ней. Завиток, завершавший инструмент, изображал голову Дианы, обвитую тяжелыми косами; на шее было надето ожерелье. Ниже он выточил две небольшие фигуры - сатира и нимфы. Сатир свешивал свои козлиные ножки крючком, крючок тот самый служил для ношения инструмента. Все было выточено с редким совершенством.

В иной раз сделал он карманную узкую скрипку - "сордино" - и завитку из черного дерева придал форму негритянской головы.

К сорока годам он был богат, и его знали. О его богатстве складывали поговорки; в городе говорили: "Богат, как Страдивари".

Но существование его не была счастливой. У него умерла жена; он потерял двух взрослых сыновей, а их он хотел произвести опорой своей старости, передать им секрет своего ремесла и все, чего он добился за всю существование.

Оставшиеся в живых сыновья Франческо и Омобоно хотя и работали совместно с ним, но не понимали его искусства, - только старательно подражали ему. Третий же наследник, Паоло, от второго брака, и нимало презирал его ремесло, предпочитая заниматься коммерцией и торговлей; это было и легче, и проще. Еще единственный единственный отпрыск, Джузеппе, стал монахом.

Теперь мастеру шел 77-й год. Он добился глубокой старости, большого почета, богатства.

Жизнь его подходила к концу. Оглядываясь, он видел свою семью и все возраставшую семью своих скрипок. Дети имели свои имена, скрипки - свои.

Жизнь его кончалась спокойно. Для большего спокойствия, чтобы все было чинно, как у людей зажиточных и почтенных он купил склеп в церкви св. Доминика и сам определил местоположение для своего погребения. А всюду со временем лягут его родные: подруга жизни, сыновья.

Но когда мастер думал о сыновьях, он омрачался. В это было все занятие.

Он оставлял им родное зажиточность, они построят или, вернее, купят себе хорошие дома. И зажиточность рода будет рости. Но неужели зря работал он, добился, в конце концов, славы и знаний мастера? И вот мастерство покинуть некому, мастерство может принять в наследство только мастер. Старик знал, как с жадностью добиваются его сыновья отцовских секретов. Не раз заставал он во внеурочное время Франческо в мастерской, находил оброненную им записную книжку. Чего искал Франческо? Зачем рылся в записях отца? Тех записей, которые ему нужны, он все одинаково не найдет. Они крепко-накрепко заперты на ключ. Иногда, думая над этим, мастер сам переставал разуметь себя. Ведь сквозь три года, пять лет его сыновья, наследники, все одинаково откроют все замки, прочтут все его записи. Не воротить ли им заблаговременно те "секреты", о которых все говорят? Но не хотелось возвращать в эти короткие тупые пальцы такие тонкие способы составления лаков, записи неровностей дек - весь свой навык.

Ведь все эти секреты никого не могут обучить, они могут подсобить. Не вернуть ли их в руки жизнерадостного Бергонци, тот, что переимчив и ловок? Но сможет ли Бергонци применить весь просторный навык своего учителя? Он - мастер виолончели и любит больше всего тот самый инструмент, а ему, старому мастеру, несмотря на то, что он несть числа времени и труда положил на создание совершенной виолончели, хотелось бы передать весь свой накопленный навык, все свои знания. Да и, помимо того, это значило бы обокрасть своих сыновей. Ведь как честный мастер копил он для своего рода все знания.И сейчас бросить все чужому? И дедушка медлил, не принимая решения - нехай до времени записи лежат под замком.

А в настоящий момент ещё другое стало омрачать его дни. он привык быть первым в своем мастерстве. Давно уже на кладбище лежал Николо Амати, мастерская Амати распалась ещё при его жизни, и он, Страдивари, - преемник и продолжатель искусства Амати. В скрипичном мастерстве до этого времени не было равного не только в Кремоне, но и во всей Италии, не только в Италии, но и во всем мире - ему, Антонио Страдивари.

Но только до этого времени...

Давно уже шли, поначалу сомнительные и робкие, а вслед за тем и совершенно ясные слухи о другом мастере из семьи хороших и способных, но немного грубых мастеров.

Мастера этого Страдивари недурственно знал. И в начале он был целиком спокоен за себя, в силу того что что дядя, тот, что может достичь чего-либо в скрипичном деле, в прошлом всего, должен быть человеком жизни спокойной, трезвой и умеренной, а Джузеппе Гварнери был пьяница и буян. У такого человека дрожат пальцы и слух вечно туманен. И при всем при том же...

И вот один раз...

И вот как-то раз, до срока утром, когда ещё не начиналась бытие в его мастерской, а он по обыкновению уже побывал и на секадоре, и спустился вниз - обследовать лаки, - в ворота постучались. Принесли в починку скрипку. Всю бытие Страдивари, работая над новыми скрипками, не забывал благородного мастерства починки. Он любил, когда из ломанных, старых скрипок работы хороших, средних и нимало неизвестных мастеров получались скрипки с чертами его мастерства; от верно поставленной пружины или поэтому, что он покрывал скрипку своим лаком, чужая скрипка начинала раздаваться благороднее, чем раньше, до поломки, - к инструменту возвращались самочувствие и юность. И когда заказчик, отдававший инструмент в починку, изумлялся перемене, мастер чувствовал гордыня, как эскулап, излечивший ребенка, когда его благодарят родители.

Человек, тот, что принес скрипку, не был кремонцем; он объяснил, что его владелец два года обратно проездом купил тут эту скрипку, и вот сейчас ее поломали, необходимо починить. Адрес мастера он потерял в дороге, но конечно, он попал, куда надо: все тут указывают на знаменитого мастера Антонио Страдивари.

Покажите вашу скрипку, - сказал Страдивари.

Человек бережно достал из футляра скрипку, не переставая болтать:

Мой обладатель - крупный знаток, он приподнято ценит эту скрипку, она поет таким сильным, густым голосом, какого мне не доводилось чувствовать до сих пор ни одной скрипки.

Скрипка - в руках Страдивари. Она - большого формата; ясный лак. И он безотлагательно понял, чьей она работы.

Оставьте ее в этом месте, - сказал он сухо.

Когда болтун, кланяясь и приветствуя мастера, ушел, Страдивари взял смычок в руки и стал проверять звук. Скрипка, реально звучала мощно; звук был громадный, совершенный. Поломка была незначительная, и это не весьма повлияло на звук. Он стал ее подвергать рассмотрению. Скрипка сработана превосходно, хотя у нее излишне крупный формат, толстые края и длинные, похожие на складки смеющегося рта, эфы. Другая длань - прочий технология работы. Только в настоящее время заглянул он в отверстие эфа, проверяя себя.

Да, так трудиться может только единственный мужчина.

Внутри, на этикетке, черным ровным шрифтом было обозначено: "Joseph Guarnerius".

Это была этикетка мастера Джузеппе Гварнери, прозванного Дель Джезу. Он вспомнил, что недавно с террасы видел Дель Джезу, возвращающегося домой на рассвете; он шатался, разговаривал сам с собой, размахивал руками.

Да как же таковой джентльмен может трудиться? Как может вылезать что-либо из его неверных рук? И все-таки... Он взял ещё раз скрипку Гварнери и заиграл.

Какой крупный, глубинный звук! И более того если вылезти под открытое небеса на кремоновскую площадь и заиграть перед здоровущий толпой, - и тогда вдалеке вокруг будет слышно.

С тех пор, как умер Николо Амати, его педагог, ни одна скрипка, ни у одного мастера не может сравниться по мягкости и блеску звука с его, Страдивари, скрипками! Но мощь! В силе звука он, аристократичный мастер Антонио Страдивари, должен уступить этому пьянице. Значит его мастерство не было идеально, значит нужно ещё что-то, чего он не знает, а знает тот беспутный мужчина, чьи руки делали эту скрипку. Значит, не все ещё им сделано и не полны его опыты над акустикой дерева, его опыты над составлением лаков. Свободный певучий тон его скрипок позволительно ещё обогатить новыми красками, здоровый мощностью.

Он взял себя в руки. На старости лет не нужно излишне тревожиться. И он успокоил себя тем, что звук гварнериевых скрипок резче, что его заказчики, знатные синьоры, не будут заказывать скрипок у Гварнери. Вот и сейчас он получил заказ на квинтет: две скрипки, два альта и виолончель - от испанского двора. Заказ его радовал, он обдумывал его уже целую неделю, делал наброски, чертежи, выбирал дерево, решил вкусить свежеиспеченный методика прикрепления пружины. Он набросал строй рисунков для инкрустаций, нарисовал герб высокого заказчика. Такие заказчики не пойдут к Гварнери, им не нужны его скрипки, оттого что им не нужна глубина звука. Кроме того, Гварнери пьяница и буян. Он не может быть ему опасным противником. И все-таки Джузеппе Гварнери Дель Джезу омрачал последние годы Антонио Страдивари.

Еще спускаясь по лестнице, он услышал громкие голоса, доносящиеся из мастерской.

Обыкновенно ученики, приходя, сию минуту же направляются к своим верстакам и принимались за работу. Так было заведено издавна. Теперь они громко разговаривали. Что-то видимо, случилось.

Сегодня ночью, в три часа...

Я сам не видел, мне рассказывала хозяйка, его вели по нашей улице...

Что в настоящее время будет с его учениками?

Не знаю. Мастерская закрыта, на дверях весит замок...

Какой мастер, - говорит Омобоно, - в свое время всего пьяница, и этого давнехонько следовало дожидаться.

Страдивари вошел в мастерскую.

Что случилось?

Джузеппе Гварнери в эти дни арестован и отведен в тюрьму, - сказал Бергонци грустно.

Страдивари стоял как вкопанный посредине мастерской.

Втоварищ у него задрожали колени.

Так вот как кончает Дель Джезу! Впрочем, этого, реально, следовало ждать. Пусть он в настоящий момент играет на своих скрипках и услаждает слух тюремщиков. Помещение, истина, маловато для его мощных скрипок, и слушатели, пожалуй, заткнут уши...

Итак, всему наступает свой черед. Как крайне боролись все Гварнери супротив неудач! Когда умер дядя этого Дель Джезу, Пьетро, его вдова Катарина взяла на себя мастерскую. Но мастерская должна была вскоре закрыться. Это - не женское занятие, не рукоделие. Потом стали говорить: вот Джузеппе покажет. Еще Гварнери не погибли! И посмотрите, как он забьет самого старого Антонио! А в настоящее время пришел черед и ему.

Страдивари не любил этого человека не только оттого, что боялся соперничества и думал, что Гварнери превзошел его в мастерстве. Но вкупе с Гварнери Дель Джезу вошел к кремоновским мастерам дух беспокойства и буйства. Мастерская его нередко бывала закрыта, ученики распускались и увлекали за собой товарищей, которые работали у других мастеров. Страдивари сам прошел весь искус мастерства - от подмастерья до мастера, - он во всем любил строй и ранг. И бытие Дель Джезу, смутная и непостоянная, была в его глазах недостойной мастера жизнью. Теперь ему финал. Из тюрьмы в кресло мастера возврата не бывает. Теперь он, Страдивари, остался единственный. Он жестко посмотрел на своих учеников.

Hе будем лишаться времени, - сказал он.

Зеленая гористая местность в нескольких верстах от Кремоны. И как серое, грязное пятнышко - мрачное низкое сооружение с решетками на окнах, окруженное зубчатой стеной. Высокие тяжелые ворота закрывают вход во двор. Это каталажка, где томятся за толстыми стенами и железными дверьми люди.

Днем узники сидят в одиночных камерах, на темное время суток их переводят в большую полуподвальную камеру для спанья.

Человек с всклоченной бородой еле слышно сидит в одной из одиночных камер. Он тут всего только немного дней. До сих пор ему не было невесело. Он смотрел в оконце на зелень, землю, небосвод, птиц, которые резво носились мимо окна; часами, едва слышно, насвистывал какую-то однообразную мелодию. Он был занят своими мыслями. Теперь ему стало тоскливо от безделья, и он томился.

Сколько времени придется пробыть тут?

Никто хорошенько не знает, за какое правонарушение он отбывает возмездие. Когда вечером его переводят на ночевку в общую камеру, все его засыпают вопросами. Он с удовольствием отвечает, но никто из его ответов не понимает ясно, в чем занятие.

Знают, что его ремесло - работать скрипки.

Знает об этом и девчурка, дочка тюремщика, которая бегает и играет подле тюрьмы.

Отец сказал как-то вечером:

Этот дядя делает, говорят, такие скрипки, которые стоят больших денег.

Однажды забрел к их двору бродячий музыкант, он был этакий уморительный, а на голове у него была большая черная шляпа. И он стал игрывать.

К ним рядом потому как никто не подходит, люди не любят сюда приспевать, да и стража отгоняет всех, кто чуток ближе подойдет к их воротам. А тот самый музыкант заиграл, и она упросила отца разрешить ему доиграть. Когда стража все же прогнала его, она побежала за ним следом, вдалеке, и, когда никого вблизи не было, он как черт из табакерки подозвал ее и спросил ласково:

Нравится тебе, как я играю?

Она сказала:

Нравится.

Ты умеешь напевать? Спой мне какую-нибудь песенку, - попросил он.

Она спела ему свою любимую песенку. Тогда джентльмен в шляпе, более того не дослушав ее, положил скрипку на плечо и сыграл то, что она сегодня пела.

От радости она просторно раскрыла глаза. Ей было мило, что она слышит, как ее песенку играют на скрипке. Тогда музыкант сказал ей:

Я буду являться сюда и игрывать тебе произвольный день все, что ты захочешь, но за это окажи мне услугу. Вот эту маленькую записку ты передашь заключенному, тот, что сидит в той камере, - он указал на одно из окошек, - это он так недурственно может работать скрипки, и на его скрипке я играл. Он ладный дядя, ты его не бойся. Отцу ничего не говори. А если ты записки не передашь, я тебе больше игрывать не буду.

Девочка бегала по тюремному двору, пела у ворот, все отбывающие наказание и стража знали ее, на нее обращали так же негусто внимания, как на кошек, лазавших по крышам, и птиц, садившихся на окна.

Случалось ей юркнуть за отцом в тюремный невысокий коридор. Пока папа открывал камеры, она смотрела во все глаза на заключенных. К этому привыкли.

Так ей удалось передать записку. Когда тюремщик во время вечернего обхода открыл ворота камеры и, крикнув: " Собирайся на темное время суток! ", прошел дальше, к следующим дверям, девчонка юркнула вовнутрь камеры и торопливо сказала:

Человек в немалый черной шляпе обещал игрывать нередко, произвольный день, и за это он просил передать вам записку.

Она взглянула на него и подошла ближе.

И ещё он сказал, что скрипка, на которой он играл, сделана вами синьор арестант. Это истина?

Она подняла на него ошеломленные глаза.

Тогда он погладил ее по голове.

Тебе надобно ходить, девчурка. Нехорошо, если тебя застанут в этом месте.

Потом прибавил:

Достань мне палочку и ножик. Хочешь, я тебе сделаю дудочку, и ты сможешь на ней игрывать?

Заключенный спрятал записку. Ему удалось ее прочитать только назавтра утром. В записке было написано: "Высокородному Джузеппе Гварнери Дель Джезу. - Любовь учеников постоянно с тобою". Он твердо сжал в руке записку и улыбнулся.

Девочка подружилась с Гварнери. Сначала она приходила тайком, и папа не замечал этого, но когда раз девчонка пришла домой и принесла звонкую деревянную дудочку, он заставил ее во всем сознаться. И, странное занятие, тюремщик не рассердился. Он повертел в пальцах гладкую дудочку и задумался.

Назавтра он зашел во за пределами урочное время в камеру Дель Джезу.

Если нужно дерево, - отрывисто сказал он, - разрешается достать.

Мне нужны мои инструменты, - сказал сиделец.

Инструменты не разрешено, - сказал тюремщик и ушел.

Через день он снова зашел в камеру.

Какие инструменты? - спросил он.- Рубанок не возбраняется, а напильник запрещено. Если столярную пилу, то не возбраняется.

Так в камере Дель Джезу оказался обрубок еловой колоды, столярная пила и клей. Потом тюремщик достал у маляра, расписывавшего тюремную капеллу, лак.

И он был растроган собственным великодушием. Покойная подруга жизни его всю дорогу говорила, что он достойный и недурной мужчина. Он облегчит бытие этому несчастному, будет реализовать его скрипки и хватать за них высокую цену, а заключенному будет приобретать курево и винцо.

"Зачем заключенному нужны денежки?"

Вот только как сбывать скрипки, чтобы никто не знал об этом?

Он задумался.

"Регина, - подумал он о дочери. - Нет, она сверх меры мала для этого, пожалуй, не справится. Ну да ладно, посмотрим, - решил он. - Пусть делает скрипки, как-нибудь да сбудем".

Трудно Джузеппе Гварнери в маленькой низкой камере трудиться свои скрипки толстой пилой, большим рубанком, но дни в настоящее время идут быстрее.

Первая скрипка, вторая, третья... Сменяются дни...

Тюремщик продает скрипки. У него появилось новое платье, он стал значимый и жирный. По какой цене продает он скрипки? Этого не знает Джузеппе Гварнери Дель Джезу. Он получает курево и винцо. И это все.

Это все, что ему осталось. Разве скрипки, которые он отдает тюремщику, хороши? Если б он мог не становить на них родное имя!

Разве лак, тот, что он употребляет, может улучшить звук? Он только глушит звук и делает его неподвижным. Кареты разрешается крыть этим лаком! Скрипка от него блестит - и только.

И все, что осталось Джузеппе Гварнери, - курево и винцо. Иногда к нему приходит девчонка. С нею он коротает часы. Она рассказывает новости, которые случаются в стенах тюрьмы. Больше она сама не знает, а если бы знала, боялась бы сказать: ей строго-настрого запрещено отцом лопотать лишнее.

Отец следит за тем, чтобы сиделец не мог обретать известие от друзей. Тюремщик боится: сейчас это - весьма величавый, дорогой для него сиделец. На нем он наживается.

В промежутках между заказами Гварнери делает из обломка еловой доски для девочки длинную маленькую скрипку.

Это - сордино, - объясняет он ей, - ее разрешается положить в карманчик. На ней играют учителя танцев в богатых домах, когда учат танцевать нарядных детей.

Девочка сидит еле слышно и чутко слушает его рассказы. Бывает, что он рассказывает ей о жизни на воле, о своей мастерской, о своих скрипках. О них он говорит, как о людях. Случается, что он внезапно забывает о ее присутствии, вскакивает, начинает бродить широкими шагами по камере, размахивает руками, говорит мудреные для девочки слова. Тогда ей становится тоскливо, и она неприметно ускользает из камеры.

Смерть и вечная бытие

С каждым годом все труднее становится Антонио Страдивари вкалывать самому над своими скрипками. Теперь он должен прибегать к помощи других. Все чаще стала являться на ярлычках его инструментов надпись:

Sotto la Disciplina d" Antonio

Stradiuari F. in Cremonae.1737.

Изменяет зрение, неверны руки, все труднее вырезать эфы, неровными пластами ложится лак.

Но бодрость и хладнокровие не покидают мастера. Он продолжает свою ежедневную работу, раньше времени встает, поднимается на свою террасу, сидит в мастерской за верстаком, часами работает в лаборатории.

Много времени нужно ему в настоящий момент, чтобы завершить начатую скрипку, но он все-таки доводит ее до конца, и на ярлычке с гордостью, дрожащей рукой, делает приписку:

Antonius Stradivarius Gremonensis

Faciebat Anno 1736, D" Anni 92.

Обо всем, что волновало его некогда, он перестал думать; он прошел к определенному решению: свои секреты он унесет с собой в могилу. Пусть лучше никто не владеет ими, чем возвращать их людям, не имеющим ни таланта, ни любви, ни дерзости.

Своей семье он дал все, что мог: и обеспеченность, и знатное имя.

За свою долгую существование он сделал возле тысячи инструментов, которые рассеяны по всему миру. Ему пора и передохнуть. Он расстается с жизнью постепенно. Теперь уж ничто не омрачает его последних лет. В Гварнери он ошибался. И как могло ему глядеться, что тот самый злосчастный, сидящий в тюрьме, мог чем-то воспрепятствовать ему? Хорошие скрипки Гварнери были легко случайностью. Теперь это ясно и подтверждается фактами: скрипки, которые он сейчас делает, грубые, несравнимы с прежними, тюремные скрипки недостойны кремонских мастеров. Мастер пал...

Он не хотел считать о том, в каких условиях работает Гварнери, какое дерево употребляет, как душно и черно в его камере, что инструменты, которыми он работает, скорее подходят для выделки стульев, чем для работы над скрипками.

Антонио Страдивари успокоился на том, что ошибался.

Перед домом Антонио Страдивари, на площади св. Доминика, толпятся люди.

Бегают мальчишки, заглядывая в окна. Окна завешаны темным полотном. Тихо, все разговаривают вполголоса...

Девяносто четыре года прожил, не верится, что умер.

Ненадолго жену пережил, сильно он ее уважал.

А что в настоящее время будет с мастерской? Сыновья ибо не в старика.

Закроют, точно. Паоло все продаст и капиталы в карманчик положит.

Да куда им капиталы, и так папа достаточно оставил.

Так же читайте биографии известных людей:

Антонио Сабато мл. Antonio Sabato Jr.

Антонио Сабато-младший родился в Риме. Его папа достаточно именитый в Европе киноактер. Сабато-старший переехал в США в 1985-м, когда Антонио было..

Антонио Ваннек Antonio Wannek

Антонио Ваннек - популярный немецкий актер. Родился 27 июня 1979 года.На сегодняшний день фильмография Антонио Ваннека насчитывает более сорока..

Антонис Ван Дейк Antonis Van Deyk

Антонис Ван Дейк - фламандский живописец. Родился 22 марта 1599 года.Антонис Ван ДейкРаботал в Италии и Англии. Ученик Рубенса. Наиболее известными..

Антониу Алвес Antoniu Kastru Alves

Поэт Кастру Антониу Алвис известен, прежде всего тем, что боролся за освобождение негров в своей родной стране - Бразилии в середин XIX века. Он..

Год рождения: 1644
Место рождения: Кремона, Италия
Год смерти: 1737
Место смерти: Кремона, Италия
Гражданство: Италия

Перебрав много профессий, он всюду испытал неудачу. Хотел стать ваятелем, подобно Микеланджело, линии его статуй были изящны, но лица были не выразительны. Он бросил это ремесло, зарабатывал свой хлеб резьбой по дереву, изготовляя деревянные украшения для богатой мебели, пристрастился к рисованию; с величайшем страданием изучал он орнаментику дверей и стенной живописи соборов и рисунки великих мастеров. Потом его привлекла музыка, и он задумал стать музыкантом. Упорно учился скрипичной игре; но пальцам не хватало беглости и легкости, а звук скрипки был глух и резок. О нем говорили:" Ухо музыканта, руки резчика ". И он бросил ремесло музыканта. Но, забросив не забыл его.

Мастер Антонио Страдивари родился в 1644 году! Повествование перенесет вас более чем на 300 лет назад и более чем на две тысячи километров на запад, в Итальянский город Кремону. И вы познакомитесь с замечательным человеком, превратившим ремесло мастера, делающего музыкальные инструменты, в подлинное, высокое искусство.

Время - 1720 год. Место - Северная Италия. Город - Кремона. Площадь св. Доминика. Раннее утро. Еще пустынны улицы и закрыты оконные ставни. Торговцы открывают двери своих лавок, наполненных разными товарами: кружевами, разноцветными стеклами, мозаикой. Прохожих мало - женщины в пестрых шалях с большими корзинами в руках, беззаботно напевающие, водоноски с медными ведрами, подмастерья, торопливо идущие на работу. На крыше длинного, узкого трехэтажного дома, на открытой плоской террасе, ярко освещенной солнцем, уже появился высокий худощавый старик в белом кожаном переднике и в белом колпаке мастера. И ранние прохожие кланяются ему и громко приветствуют: - Buon giorno, signore Antonio! Он служит им часами, точными и не отстающими вот уже пятьдесят лет. Если бы в шесть часов на террасе этого дома вместе с солнцем не появился мастер Антонио, это означало бы: либо время переменилось в Кремоне, либо мастер Антонио Страдивари болен. И он кивает им в ответ; поклон его важен и снисходителен, потому что он богат и стар.
Эта небольшая терраса на крыше дома, называемая в Кремоне seccadour, - любимое место его работы. Здесь он заканчивает, покрывает лаком и сушит свои инструменты. В углу стоит раздвижная лесенка, чтобы спускаться в люк, устроенный в полу, где хранится отборное, испытанное дерево. Вдоль бревенчатой стены террасы протянуты узкие, длинные полосы пергамента. Здесь висят блестящие лакированные скрипки. Бока их греются на солнце. В соседних домах на таких же точно террасах сушат белье и плоды - золотистые померанцы, апельсины, лимоны, а на этой террасе вместо плодов сушатся на солнце скрипки. Мастер верит в солнце. Когда солнце льется по блестящему темному дереву его скрипок, ему кажется, что его скрипки зреют. Он сосредоточенно работает час, два, потом спускается в первый этаж; там его мастерская и лаборатория. Стучат. В дверях стоит толстый человек в почтительной позе. Увидя его, мастер вдруг срывается с места, хватает по пути лежащий на верстаке деревянный брусок и с неожиданной легкостью и быстротой подскакивает к гостю.
- Что вы мне прислали?!
Толстяк отступает.
Мастер рассержен, и его важности как не бывало.
Он подносит к самому носу толстяка брусок.
- Пощупайте, - говорит он, - да, да, синьор, пощупайте, - повторяет он, потому что толстый человек уклоняется. И длинными худыми пальцами он хватает руку толстяка и тычет в дерево. И торжествующе смотрит: - Ведь оно твердое, как железо, оно может только скрипеть, вы скоро станете присылать мне дерево с пятнами и сучками.
Толстяк молчит и ждет.
- Вы вероятно, ошиблись адресом, - ворчит старик, стихая, - вы хотели послать эту елку гробовщику, потому что это дерево поистине для гроба, эта елка росла на болоте, а потом вы, вероятно, поджаривали ее на огне, как поджаривают каштаны.
И он внезапно успокаивается.
- Где другие образцы?
Толстый поставщик не очень сконфужен, он много лет поставляет мастеру дерево и знает его характер. Он показывает новые образцы.
- Вот это - редкое дерево. Оно из Турции.
- Как вы его раздобыли?
Тут толстяк делает значительное выражение и подмигивает мастеру. Лицо его на этот раз совершенно плутовское.
- Кораблекрушение... - шепчет он, - и как только я увидел это дерево, я, не торгуясь, купил его, потому что я знаю, синьор Антонио, какое дерево вам нужно.

А вы еще по-прежнему ловите эту рыбку?- спрашивает мастер как бы презрительно, но вместе с тем с любопытством.
Толстяк конфузливо улыбается и закатывает глаза.
- О, синьор, если бы вы захотели посмотреть, какие жемчуга отдало на этот раз море!
- Мне не надо жемчугов, - говорит Страдивари спокойно.
О его богатстве ходят в Кремоне сказки, а он скуп, подозрителен и не любит, когда его считают богатым.
Страдивари садится за стол и начинает пристально рассматривать дерево.
Он измеряет, пробует на ощупь расстояние и выпуклость годовых наслоений, следит глазом по тонким линиям древесины, берет лупу и рассматривает мелкий древесный рисунок. Потом щелкает дерево ногтем, твердым, как лопатка, ногтем мастерового и сразу же быстро подносит к уху, строгает и опять подносит к уху, осторожно постукивая по краям. Точно добивается, чтобы дерево заговорило.
Потом направляется в соседнюю комнату.
Тяжелая, обитая войлоком дверь. Единственное высокое окошко завешано темным полотном. На столах и полках стоят бутыли, прозрачно-янтарные, желтые, красные... Густо и остро пахнет мастикой, сандараком и терпентином. Горят небольшие лампочки, греются реторты, колбы. Отдельно на столе стоят весы самых разнообразных размеров, от средних до малых, лежат циркули, ножички, пилы, пилки, начиная с грубых до мелких игольчатых.
На стенах висят таблицы вычислений, измерений. Ни одной картины, хотя мастер и любит живопись. Картины висят в жилых комнатах мастера. Там после работы, его глаза будут отдыхать на ясных, спокойных линиях и мягких красках. А здесь рабочий час. Он строг даже к самому себе, Перед ним на столе какие-то торопливые отметки, словечки, кривые линии. Доступ в эту комнату закрыт для всех. Сюда никто не допускается, даже ученики.
В этой комнате мастер хранит и прячет от любопытных глаз свои секреты - секреты лака, которым покрывает скрипки.
Целыми ночами просиживает он среди едких запахов, смотрит на просвет золотую и темно-оранжевую жидкость в пробирках и колбах, испытывает ее эластичность, прозрачность и матовость.
Так - целыми ночами.
Потом слегка приподнимает штору в высоком окошке. Свет врывается в комнату.
- А, - говорит мастер, - уже утро.
Он прекращает работу, тушит свет, выходит, запирая дверь на тяжелые засовы, подозрительно прислушивается. Над составами лаков мастер трудится всю жизнь: одним составом он пропитывает дерево - и это улучшает звук; другой он накладывает вторым слоем - и инструмент приобретает блеск и красоту. Его скрипки то золотистые, то светло-коричневые, и вот теперь, к концу его жизни, темно-красные.
Никто не знает его секретов. Днем он редко сюда заходит.
Вот почему толстый человек, который принес дерево, жадно вглядывается, когда на миг открывается дверь в это логово мастера.
Но нет, в комнате мрак - занавеса спущена. Страдивари опускает дерево в чан с сильно пахнущей жидкостью, ждет; вынув, долго и внимательно смотрит на невидимые прежде и ставшие заметными извилистые тончайшие прожилки.
Лицо его начинает проясняться, он любовно поглаживает влажное дерево рукой и возвращается в мастерскую.
Уже собрались ученики. Среди них-сыновья мастера, его помощники. Омобоно и Франческо, с хмурыми еще заспанными лицами. Они вполголоса разговаривают.
Заслышав быстрые и широкие шаги отца, каждый подходит к своему верстаку и слишком внимательно и поспешно над ним наклоняется.
Страдивари входит оживленный.
- Вот это - то, что мне нужно. Это дерево будет петь. Вы слышите - оно поет. Франческо, - позвал он своего старшего сына, - поди сюда, сынок, послушай.
Франческо с робким видом ученика подошел к отцу. Старик приложил брусок к плечу, как будто бы это была скрипка, и стал осторожно постукивать концом смычка, внимательно прислушиваясь к звуку и наблюдая за лицом сына.
Ученики смотрели восторженно и раболепно.
Да, у такого мастера стоит работать. Этот сухопарый ворчун-старик знает дело, дерево в его руках как будто само оживает.
Но как трудна жизнь в мастерской Антонио Страдивари! Беда ученику, опоздавшему хоть на одну минуту, хоть однажды забывшему указание мастера. Он груб, строг и придирчив. Он заставляет начинать сызнова работу, уже доведенную до конца, если какая-нибудь маленькая деталь придется ему не по вкусу.
Но их не соблазняет более легкая жизнь в других мастерских. Они понимают, как многому могут здесь научиться. Только у наследников мастера, его помощников Омобоно и Франческо бегают глаза, не то от зависти, не то от недоумения.
Отчего он так хорошо умеет выбирать из сотни брусков один? Отчего так поют его скрипки? Почему они оба работают уже не над первой скрипкой, и сорта дерева те же, что у отца, одинаковы и форма и размеры, и как будто не различишь с виду, какая сработана ими, и какая отцом, но достаточно прикоснуться смычком, и с первого звука все становится ясным: скрипки, сделанные ими, звучат глуше, деревяннее.

Отчего отец не расскажет им своих секретов, отчего не позволяет заходить в его лабораторию, где проводит ночи? Ведь немолод, не унесет же он с собою в могилу и секреты лака, и капризные цифры своих измерений! И злость отражается в их глазах, мешает сосредоточиться и работать.
- Вы можете идти, - обращается Страдивари к поставщику, - приготовьте еще клен для нижних дек.
И вдруг добавляет, когда толстяк уже на пороге:
- А жемчуга принесите. Я посмотрю. Если недорого, может быть и куплю.
Страдивари направляется к своему верстаку. Все принимаются за прерванную работу.
Через всю комнату мастерской длинными рядами протянута проволока. К ней подвешены повернутые то спинками, то бочками скрипки, виолы. Выделяются своими широкими деками виолончели.
За ближащим верстаком работают Омобоно и Франческо. Немного поодаль - любимые ученики мастера Карло Бергонци и Лоренцо Гваданини. Им поручает мастер ответственные работы над деками: распределение толщин, вырезку эфов. Остальные заняты тем, что приготовляют дерево для обечаек, выстругивая прикрепленную одной стороной к верстаку пластинку, или занимаются сгибанием обечаек: нагревают в большой печке железный инструмент и начинают сгибать им пластинку, погружая ее по несколько раз в воду. Другие строгают фуганком пружину или душку, учатся рисовать очертания скрипок, изготовляют грифы, вырезают подставки. Некоторые заняты починкой старых инструментов. Страдивари работает молча, исподлобья наблюдая за своими учениками; иногда его глаза с грустью останавливаются на хмурых и угрюмых лицах сыновей.
Звенят тонкие молотки, визжат легкие напильники, перемежаясь со звуками скрипки.
У окна толпятся босоногие мальчишки. Их привлекают звуки, доносящиеся из мастерской, то визгливые и резко дребезжащие, то внезапно тихие и мелодичные. Они стоят некоторое время, раскрыв рты, жадно заглядывая в окно. Мерный ход пилок и тонкий молоточек, бьющий равномерно, завораживают их.
Потом им сразу становится скучно и, шумя, прыгая и кувыркаясь, они расходятся и запевают песенку всех лаццарони - уличных мальчишек Кремоны.
Старый мастер сидит у большого окна. Он поднимает голову, прислушивается. Мальчишки разбрелись. Только один все поет.
Мастера привлекает нежный, чистый звук голоса.
- Вот такой чистоты и прозрачности должны мы достигнуть, - говорит он, обращаясь к своим ученикам.

Начало и конец
Антонио Страдивари родился в 1644 году в маленьком городке близ Кремоны. Его родители жили раньше в Кремоне. Страшная чума, начавшаяся в Южной Италии, переходила с место на место, захватывала все новые области и докатилась до Кремоны. Город опустел, улицы обезлюдели, жители бежали куда глаза глядят. Среди них были и Страдивари - отец и мать Антонио. Они бежали из Кремоны в небольшой городок поблизости, вернее село, и больше в Кремону не возвращались.
Там, в селе близ Кремоны, прошло детство Антонио. Отец его был обедневший аристократ. Он был человек гордый, скупой, нелюдимый, любил вспоминать историю своего рода. Отцовский дом и малый городок быстро надоели молодому Антонио, и он решил уйти из дому.
Перебрав много профессий, он всюду испытал неудачу. Хотел стать ваятелем, подобно Микеланджело, линии его статуй были изящны, но лица были не выразительны. Он бросил это ремесло, зарабатывал свой хлеб резьбой по дереву, изготовляя деревянные украшения для богатой мебели, пристрастился к рисованию; с величайшем старанием изучал он орнаментику дверей и стенной живописи соборов и рисунки великих мастеров. Потом его привлекла музыка, и он задумал стать музыкантом. Упорно учился скрипичной игре; но пальцам не хватало беглости и легкости, а звук скрипки был глух и резок. О нем говорили: "Ухо музыканта, руки резчика ". И он бросил ремесло музыканта. Но, забросив, не забыл его. Он был упрям. Часами смотрел на свою скрипку. Скрипка была дурной работы. Он разобрал ее, изучил и - выбросил. А купить хорошую у него не хватало средств. Тогда же, будучи 18-летним юношей, он поступил учеником к знаменитому скрипичному мастеру Николо Амати. Годы, проведенные в мастерской Амати, запомнились ему на всю жизнь.
Он был бесплатным учеником, исполнял только черновую работу и починки и бегал по различным поручениям мастера. Так продолжалось бы долго, если бы не случай. Мастер Николо зашел в мастерскую во вне урочное время в день дежурства Антонио и застал его за работой: Антонио вырезал эфы на брошенном, ненужном обрезке дерева.
Мастер ничего не сказал, но с тех пор Антонио уже не приходилось разносить готовые скрипки заказчикам. Он проводил теперь весь день, изучая работу Амати.
Здесь научился Антонио понимать, как важен выбор дерева, как добиться того,чтобы оно звучало и пело. Он увидел, какое значение имеет сотая доля в распределении толщин дек, понял назначение пружины внутри скрипки. Теперь ему открылось, как необходимо соответствие отдельных частей между собой. Этому правилу следовал он затем всю жизнь. И, наконец, оценил важность того, что некоторые ремесленники-мастера считали только украшением, - важность лака, которым покрывается инструмент.
К его первой скрипки Амати отнесся снисходительно. Это придало ему силы.
С необыкновенным упрямством добивался он певучести. А когда добился, что его скрипка звучала так, как у мастера Николо, ему захотелось, чтобы она звучала по-другому. Его преследовали звуки женских и детских голосов: вот такими певучими, гибкими голосами должны звучать его скрипки. Это долго ему не удавалось.
"Страдивари под Амати ", - говорили о нем. В 1680 году он оставил мастерскую Амати и начал работать самостоятельно.
Он придавал скрипкам разную форму, делая их длиннее и уже, то шире и короче, то увеличивал, то уменьшал выпуклость дек, его скрипки уже можно было различить среди тысячи других. И звук у них был свободный и певучий, как голос девушки утром на кремоновской площади. Он стремился в юности быть художником, любил линию, рисунок и краску, и это осталось навсегда у него в крови. Он ценил в инструменте, кроме звука, его стройную форму и строгие линии, любил украшать свои инструменты, вставляя кусочки перламутра, черного дерева и слоновой кости, рисовал на шейке, бочках или углах маленьких купидонов, цветки лилии, плоды.
Еще в молодости он сделал гитару, в нижнюю стенку которой вставил полосами слоновую кость, и она казалась как бы разодетой в полосатый шелк; звуковое отверстие он украсил резаными по дереву сплетениями из листьев и цветов.

В 1700 году ему была заказана четера. Он долго с любовью работал над ней. Завиток, завершавший инструмент, изображал голову Дианы, обвитую тяжелыми косами; на шее было надето ожерелье. Ниже он выточил две небольшие фигуры - сатира и нимфы. Сатир свешивал свои козлиные ножки крючком, крючок этот служил для ношения инструмента. Все было выточено с редким совершенством.
В другой раз сделал он карманную узкую скрипку - "сордино" - и завитку из черного дерева придал форму негритянской головы.
К сорока годам он был богат, и его знали. О его богатстве складывали поговорки; в городе говорили: "Богат, как Страдивари".
Но жизнь его не была счастливой. У него умерла жена; он потерял двух взрослых сыновей, а их он хотел сделать опорой своей старости, передать им секрет своего ремесла и все, чего он добился за всю жизнь.
Оставшиеся в живых сыновья Франческо и Омобоно хотя и работали вместе с ним, но не понимали его искусства, - лишь старательно подражали ему. Третий же сын, Паоло, от второго брака, и совсем презирал его ремесло, предпочитая заниматься коммерцией и торговлей; это было и легче, и проще. Еще один один сын, Джузеппе, стал монахом.
Теперь мастеру шел 77-й год. Он достиг глубокой старости, большого почета, богатства.
Жизнь его подходила к концу. Оглядываясь, он видел свою семью и все возраставшую семью своих скрипок. Дети имели свои имена, скрипки - свои.
Жизнь его кончалась мирно. Для большего спокойствия, чтобы все было чинно, как у людей зажиточных и почтенных, он купил склеп в церкви св. Доминика и сам определил место для своего погребения. А кругом со временем лягут его родные: жена, сыновья.
Но когда мастер думал о сыновьях, он омрачался. В этом было все дело.
Он оставлял им свое богатство, они построят или, вернее, купят себе хорошие дома. И богатство рода будет рости. Но разве напрасно работал он, добился, наконец, славы и знаний мастера? И вот мастерство оставить некому, мастерство может принять в наследство только мастер. Старик знал, как жадно добиваются его сыновья отцовских секретов. Не раз заставал он во внеурочное время Франческо в мастерской, находил оброненную им записную книжку. Чего искал Франческо? Зачем рылся в записях отца? Тех записей, которые ему нужны, он все равно не найдет. Они крепко заперты на ключ. Иногда, думая над этим, мастер сам переставал понимать себя. Ведь через три года, пять лет его сыновья, наследники, все равно откроют все замки, прочтут все его записи. Не отдать ли им заблаговременно те "секреты", о которых все говорят? Но не хотелось отдавать в эти короткие тупые пальцы такие тонкие способы составления лаков, записи неровностей дек - весь свой опыт.
Ведь все эти секреты никого не могут научить, они могут помочь. Не отдать ли их в руки жизнерадостного Бергонци, который переимчив и ловок? Но сможет ли Бергонци применить весь широкий опыт своего учителя? Он - мастер виолончели и любит больше всего этот инструмент, а ему, старому мастеру, несмотря на то, что он немало времени и труда положил на создание совершенной виолончели, хотелось бы передать весь свой накопленный опыт, все свои знания лююителю скрипок. Да и, кроме того, это значило бы обокрасть своих сыновей. Ведь как честный мастер копил он для своего рода все знания.И теперь оставить все чужому? И старик медлил, не принимая решения - пусть до времени записи лежат под замком.
А теперь еще другое стало омрачать его дни. он привык быть первым в своем мастерстве. Давно уже на кладбище лежал Николо Амати, мастерская Амати распалась еще при его жизни, и он, Страдивари, - преемник и продолжатель искусства Амати. В скрипичном мастерстве до сего времени не было равного не только в Кремоне, но и во всей Италии, не только в Италии, но и во всем мире - ему, Антонио Страдивари.
Но только до сего времени...

Паоло, Джузеппе, Омобоно, Франческо.

Аллесандро Страдивари

Анна Морони

Непревзойденный итальянский мастер смычковых инструментов, ученик знаменитого Никколо Амати.

Вся жизнь Антонио Страдива-ри была посвящена усовершен-ствованию создания смычковых инструментов, которые прослави-ли его имя на весь мир. Знамени-тый скрипичный мастер создавал скрипки нового типа, отличаю-щиеся мощным звучанием и бо-гатством тембра.

До 1684 г. Страдивари отдавал предпочтение небольшим скрип-кам, а затем перешел к изготовле-нию более крупных инструментов. Его удлиненная скрипка имеет длину 360 мм, что на 9,5 мм длиннее скрипки учителя — Никколо Амати. В поисках иде-альной формы талантливый мастер уменьшил длину инст-румента до 355,5 мм, одновременно сделав ее немного шире и с более выгнутыми сводами. Так была создана скрипка, которая до сих пор считается классической.

Ни один из скрипичных мастеров за всю историю со-здания смычковых инструментов не смог достичь такого совершенства формы и красоты звучания, как Антонио Страдивари. Каждая созданная им скрипка имела свое имя и свой неповторимый голос. К сожалению, до нашего времени сохранилось всего лишь 600 подлинных инстру-ментов, тогда как поддельных — сотни тысяч.

Антонио Страдивари родился в 1644 г. на севере Ита-лии в г. Кремона, расположенном на берегах реки По, но после того как в Италии началась эпидемия чумы, город постепенно опустел, жители стали покидать свои дома, спасаясь от смертельной болезни. Среди беженцев были отец и мать маленького Антонио. Они нашли убежище в предместье Кремоны и остались там навсегда. В этом го-родишке прошло детство мальчика. Отец его происходил из обедневшей аристократической семьи. Основными чер-тами его характера были безмерная гордость и нелюди-мость, которые отпугивали местных жителей. Старший Страдивари изводил сына рассказами об истории своего рода и чрезмерной скупостью. Неудивительно, что как только Антонио повзрослел, он решил уйти из дома.

Юный Страдивари поменял множество профессий. Вначале он мечтал стать скульптором. Его статуи были изящны, но лица их — невыразительны. Забросив это ре-месло, юноша зарабатывал себе на жизнь резьбой по де-реву. Он научился делать прекрасные деревянные укра-шения для мебели, однако неожиданно оставил и это занятие, увлекшись рисованием. Антонио очень старатель-но изучал настенную роспись в храмах и картины вели-ких художников. Затем его привлекла музыка, и юноша решил стать скрипачом: теперь он учился играть на скрип-ке, но его пальцам не хватало легкости и беглости, а звук у него получался приглушенным и резким. О Страдивари говорили: «ухо музыканта, рука резчика». Юноша оставил и это ремесло, хотя забыть его до конца так и не смог. Страдивари часами изучал свою скрипку, восхищаясь ее формой и звучанием.

Антонио все время пытался найти себе занятие по душе, в котором бы сочеталось творчество художника, умение резчика по дереву и музыка. Он понимал, что ни в одной из приобретенной профессий по отдельности не сможет стать мастером.

Поиск своего места в жизни привел юношу в мастер-скую Никколо Амати. Сейчас трудно сказать, был ли этот выбор случайным или Антонио сознательно избрал ре-месло скрипичного мастера, но он нашел дело по душе. С 18 лет Страдивари был учеником у этого известнейше-го скрипичного мастера. Годы, проведенные в его мас-терской, не только помогли юноше овладеть азами мас-терства, но и определили его дальнейшую судьбу.

Первый год Антонио был бесплатным учеником: ис-полнял только самую неквалифицированную работу, мел-кие ремонты, убирал в мастерской и разносил заказы. Он бы и дальше продолжал так работать, если бы не случай. Однажды Никколо Амати увидел, как Антонио вырезает эфы из бракованного куска дерева. После этого случая старый мастер изменил свое отношение к ученику: с это-го времени Антонио днями напролет изучал работу вели-кого Амати. В его мастерской он научился правильно вы-бирать дерево для скрипок и виолончелей, узнал некоторые секреты обработки заготовок и понял закон соответствия отдельных частей инструмента между собой. Это правило стало основным в его работе. И самое главное, он понял, как важен лак, которым покрывался инструмент.

Создав свою первую скрипку, Страдивари с волнени-ем показал ее учителю. Амати отнесся к результату рабо-ты своего ученика снисходительно, и это придало юному мастеру сил и вдохновения в труде. С необычайным упор-ством он старался добиться того, чтобы его скрипка зву-чала не хуже, чем инструменты Амати. Но, достигнув же-лаемого, Антонио решил, что его скрипки должны звучать по-другому. Для достижения этой цели ему пришлось потратить годы. «Страдивари под Амати», — говорили о начинающем мастере. А Антонио мечтал, чтобы его скрип-ки звучали подобно женским и детским голосам.

В 1680 г. Страдивари оставил мастерскую Амати и на-чал работать самостоятельно. Учитель выдал ему неболь-шую сумму денег, которой хватило на покупку дома и ма-териалов для изготовления скрипок и виолончелей. В этом же году Антонио женился на Франческе Ферабоши. Дом «Каса дель Пескаторе» был очень мал и дешев. Под мастер-скую начинающий мастер отвел почти все помещение, ос-тавив для жилья небольшую комнатку на чердаке.

Целыми днями Антонио работал в своей мастерской. Каждый новый инструмент, выходящий из его рук, был лучше предыдущих. Голоса скрипок Страдивари уже можно было различать среди тысяч других. Их свободный, певу-чий, чарующий звук был похож на голос прекрасной де-вушки. И детская любовь Антонио к краскам, изящным линиям навсегда воплотилась в его скрипках и виолонче-лях. Мастер любил украшать свои инструменты, распи-сывая бочки, шейку или углы маленькими купидонами со спелыми плодами, цветами лилий. Иногда он вставлял кусочки перламутра, черного дерева или слоновой кости.

К сожалению, все его труды были напрасны — инст-рументы Страдивари никто не покупал, разве что редкие заезжие музыканты. Солидные заказчики предпочитали скрипки Амати, охотно выкладывая по 100 пистолей за одно только имя мастера. А для бедняков творения Стра-дивари были слишком дороги.

Спустя год у Антонио родился первенец Паоло, а еще через год — второй сын, Джузеппе. Несмотря на все его старания, семья прозябала в нищете. Только через несколь-ко лет неожиданно к нему пришла удача.

В отличие от других мастеров, Страдивари важное зна-чение придавал внешнему оформлению своих инструмен-тов, превращая их в произведения искусства. В 1700 г. он изготовил одну из самых великолепных своих скрипок. Четера была выполнена с большой любовью, Антонио вложил в нее все свое мастерство. Завиток, который за-вершал инструмент, изображал голову Дианы, обвитую тя-желыми косами, на шее ее было одето ожерелье. Чуть ниже он выточил две небольшие фигуры — Сатира и Нимфу. Сатир свешивал свои козлиные ножки крючком, который служил для ношения инструмента. Обе фигуры были ис-полнены с редким изяществом. Не менее тонко была сдела-на под заказ узкая карманная скрипка — сордино. Завиток, вырезанный из черного дерева, имел форму негритянской головы.

За двадцать пять лет — с 1700 по 1725 г. — мастер стал таким же знаменитым, как когда-то его учитель. Призна-ние не было случайностью. За этим стояли годы упорного и кропотливого труда с раннего утра и до позднего вечера. Днем Страдивари стоял за верстаком, а вечером в своей скрытой от посторонних глаз мастерской работал над лака-ми и производил расчеты будущих инструментов. По праву эти годы можно назвать золотым периодом мастера.

В это время он смог создать свои лучшие скрипки: в 1704 г. — Бетте, в 1709 г. — Виотти, в 1715 г. — Апард, а спустя год — Миссию. На каждой из них гордо красова-лось клеймо Антонио Страдивари: мальтийский крест и инициалы А.S. в двойном круге. Знаменитый мастер мар-кировал свои скрипки, проставляя на каждой год созда-ния инструмента. Его деревянная печать состояла из трех передвижных цифр — 166. Много лет Страдивари добав-лял цифру за цифрой к этому числу, подчищая вторую шестерку и дописывая следующие две цифры от руки. С наступлением XVIII в. постаревший мастер оставил толь-ко единицу.

К сорока годам Антонио Страдивари добился всего, о чем мечтал. Он был баснословно богат. В Кремоне даже появилась поговорка: «Богат, как Страдивари». Но жизнь знаменитого скрипичного мастера не была счастливой. Его жена Франческа умерла. Он фактически потерял двух взрослых сыновей: Паоло занялся коммерцией и в поис-ках удачи отправился в далекое путешествие в Америку. Джузеппе — самый талантливый из сыновей — стал мо-нахом, после того как чудом излечился от холеры. 31 де-кабря 1694 г. в возрасте 50 лет Антонио Страдивари же-нился второй раз — на 17-летней Марии Замбели, которая также родила ему двух сыновей.

Чем старше становился Страдивари, тем сильнее его мучила мысль о том, что ему некому передать свои зна-ния и накопленный опыт. Хотя он имел учеников, да и младшие сыновья Омобоно и Франческо трудились вмес-те с ним, Антонио понимал, что они никогда не достиг-нут его мастерства. У него оставались еще и любимые уче-ники: Карло Бергонци и Лоренцо Гваданини. Но передать свои знания ученикам для него было все равно что обо-красть своих детей.

И еще одна мысль не давала ему покоя. У знаменитого мастера появился соперник — Джузеппе Гварнери, про-званный Дель Джезу.

Бесспорно, Страдивари был первым мастером в своем деле. А его соперник Гварнери смог превзойти его самого только по силе звучания инструмента. Антонио пришел к выводу, что, несмотря на огромный жизненный опыт, его мастерство так и не достигло совершенства — напевный, нежный тон его скрипок можно обогатить новыми крас-

ками, большей силой звучания. Страдивари успокаивало то, что именитые заказчики не будут покупать скрипки Гварнери, потому что им не нужны инструменты, изго-товленные пьяницей и буяном.

В последние месяцы перед смертью Антонио Стради-вари принял самое главное решение в своей жизни — он решил никому не раскрывать секретов своего мастерства.

Умер знаменитый скрипичный мастер 18 декабря 1737 г. Его похороны были очень пышными. Траурная процессия заполонила всю улицу. Он был похоронен в церкви монаха доминиканского ордена. На его могиле сделана надпись: «Благородный Антониус Страдивариус скончался на 94-м году славной и благочестивой жизни».

После смерти отца его сыновья пытались раскрыть секреты лака и формулы для изготовления скрипок и вио-лончелей, но им это так и не удалось. Перед самой смер-тью Страдивари сжег все самые важные бумаги.

Многие поколения ученых пытаются разгадать секрет удивительного звучания скрипок Страдивари. Некоторым из них удалось приподнять завесу тайны. Ученые Колум-бийского университета США пришли к выводу, что не-повторимое звучание его скрипок связано с пониженной активностью Солнца в XVIII в. Это повлекло за собой замедление роста деревьев, в результате чего их древесина стала более плотной и отличалась удивительными акусти-ческими свойствами. Период пониженной солнечной ак-тивности, названный минимумом Маундера, продолжал-ся с 1645 по 1717 год и совпал с так называемым малым ледниковым периодом, когда среднегодовая температура в Европе снизилась на 1—2° С.

Другие исследователи связывают необычайное звучание инструментов Страдивари с секретным рецептом обработки древесины из альпийских лесов Италии. Этой гипотезой заинтересовался музыкальный мастер из Трансильвании Клаудио Палл. В течение 50 лет он бился над загадкой этого уникального звучания. Проводя эксперименты над рахчичными породами дерева, он наткнулся на записи одного из ученых, который изучал древесину, которую использовал Антонио Страдивари. Среди данных хими-ческого анализа он обнаружил присутствие редкой разно-видности древесного грибка, который развивается в гор-ных реках с особым составом воды.

Клаудио Палл знал, что Страдивари работал лишь с де-ревом, которое сплавлялось из Тирольских Альп. Иссле-дователь пришел к выводу, что химический состав реч-ной воды имеет первостепенное значение для образования особой грибковой культуры. Он считал, что наиболее близ-кий к эффекту Страдивари звук получался у инструмента, материал которого был вымочен в реке Быстрица, нахо-дящейся поблизости от Тирольских Альп. По-другому ее еще называли Золотая Быстрица: в ней в те годы добыва-ли золото.

На помощь исследователям скрипичных секретов Стра-дивари пришли химики. Джозеф Надьвари, профессор биохимии и биофизики университета А&М в Техасе и к тому же прекрасный скрипач, 25 лет своей жизни посвя-тил изучению состава лака, покрывающего скрипки, и древесины, из которой они изготавливались. Американ-ский ученый предполагал, что древесина предварительно вымачивалась в морской воде или каком-нибудь рассоле. Морская вода способствовала тому, что материал для скрипки пропитывался солями кальция, магния и других металлов, способствующих улучшению акустических свойств деки. Надьвари выдвинул гипотезу о том, что для заполнения пор сосновых и кленовых заготовок Стради-вари использовал миро. Его состав сейчас почти невоз-можно восстановить, поскольку он постоянно менялся. Недаром легенда приписывает Страдивари слова, что его главный секрет надо искать в Библии.

Для того чтобы узнать, какие вещества использовались в Средние века для консервации древесины, Надьвари уда-лось приоткрыть некоторые страницы истории химии. Средневековые алхимики уже умели проводить операцию по выделению самых тонких фракций, которую в совре-менной химии называют классификацией, т. е. отбирали верхний слив, содержащий тончайшие частицы, раство-ренные в воде.

В одном из средневековых документов Надьвари на-шел запись: «Лак изготовлял аптекарь для любого желаю-щего, и гранд Антонио Страдивари для наполнения опус-тевшей бутыли ходил к нему сам, чтобы его друг не налил в бутыль со дна горшка».

20 лет Надьвари искал возможность произвести спект-роскопический анализ лака, покрывающего лучшие скрип-ки Страдивари. Он купил желаемый образец и провел тщательный анализ. Как оказалось, лак содержал по мень-шей мере 20 различных минералов, главными из которых были кальцит, кварц, полевой шпат и гипс. В меньших количествах содержался корунд, гранат, рутил и аргентид. Некоторые ученые не согласились с его мнением, объяснив это тем, что лак не может содержать никаких наполнителей. А наличие примесей объясняли обычной комнатной пылью, неизбежно попадавшей на лак. Хотя трудно представить себе мастерскую, на полу которой рас-сыпаны измельченные в порошок полудрагоценные кам-ни. Настойчивый ученый изготовил несколько скрипок по «методу Страдивари». Опытный мастер, приглашен-ный для работы, выдерживал деревянные заготовки в мор-ской воде и виноградном соке.

Свои скрипки Надьвари презентовал на конференции Американского химического общества в марте 1998 г. Молодая скрипачка поочередно играла на новом инстру-менте и на скрипке итальянского мастера Страдивари. После концерта она заметила, что новая скрипка звучит почти так же, как и старая, но на ней сложней играть...

Загадка скрипок Антонио Страдивари все еще не раз-гадана. Но это не мешает истинным любителям музыки наслаждаться их волшебным звучанием.