Главная тема повести а платонова сокровенный человек. О чем повествует повесть Платова «Сокровенный человек»? Главный герой отправляется в Крым

Литературное направление и жанр

Вопрос о принадлежности Платонова к определённому литературному направлению очень сложен. Однозначно можно сказать только, что его творчество никогда не вписывалось в рамки социалистического реализма. Платонов – последователь русских реалистов 19 в., при этом многие исследователи находят в его творчестве черты модернизма, а многие даже утверждают, что он на сто лет опередил своё время. Такая повесть вполне могла бы выйти из-под пера постмодерниста.

«Сокровенный человек» имеет черты исторической и философской повести.

Тема, основная мысль и проблематика

Тема повести – гражданская война как источник человеческого горя, скитаний и смертей.

Основная мысль состоит в том, что человек переживает революции и войны как стихийное бедствие и потом снова живёт природной хорошей и лёгкой жизнью. Вся повесть утверждает превосходство природного начала над социальным.

Проблема преждевременной смерти, бессмысленной жертвы революции и гражданской войны – едва ли не самая частая в творчестве Платонова. Герои принимают смерть как избавление (начальник дистанции, Афонин, белый офицер Маевский). Они пытаются спастись от смертельных ран с помощью хлеба, положенного на рану и окрученного портянкой, обтирочных концов, забитого в ухо гвоздя. То есть к живому телу близко оказываются окружающие человека полезные предметы.

Герои Платонова не боятся смерти, перед смертью команда тонущего «Марса» играет на гармонике, «пугая все законы человеческого естества». Смерть в романе тоже олицетворяется, она действует со спокойствием. Герои, кроме Пухова, воспринимают смерть как защиту от жизненных мучений. Но Пухов знает, что это не так, может быть, поэтому смерть и минует его, как сказочного неуязвимого дурака.

Важны в тексте проблема смысла человеческой жизни, правоты человека, крушения человеческих жизней в ходе революции и войны. Намечается сатирическая проблематика соответствия ума коммунистических начальников занимаемому им месту, проблема понимания.

Сюжет

Действие повести происходит во время гражданской войны, в 1920-1921 гг. Повесть начинается тем, что Фома Пухов режет колбасу на гробе жены, которая умерла «преждевременно, от голода, запущенных болезней и в безвестности». Фома работает на железной дороге на снегоочистителе и получает задание расчищать железнодорожные пути для поезда наркома. Но два паровоза, тащившие снегоочиститель, зарылись в снег. От этого машинист и рабочие получили травмы, у Фомы были выбиты 4 зуба, а помощник накололся головой на штырь и умер.

В момент остановки к поезду подъехал казачий отряд, но был разгромлен.

Во время отдыха в Лисках Пухов прочитал объявление, призывающее записываться в отряды технических сил, помогающие Красной Армии. Так он попал в Новороссийск, где сначала служил монтёром на судне, а потом отправился в Крым, чтобы отрезать путь отступления Врангелю. Фома готов пожертвовать «достоинством жизни на благо революции». Ему нравится быть занятым «общей жизнью».

Повесть распадается на несколько отдельных сюжетов, соединённых путешествием беспокойного Фомы. Первая история связана с работой Фомы механиком на снегоочистителе, вторая – с работой механиком на судне «Шаня», которое неудачно попыталось высадиться в Крыму, чтобы ударить в тыл Врангелю. После неудачного десанта Пухов прожил в Новороссийске 4 месяца. Следующий эпизод связан с жизнью Фомы в Баку, где он встретил матроса Шарикова с «Шани». Матрос теперь заведовал Каспийским флотом. Он отправил Пухова в Царицын, чтобы заказать заводам подводные лодки.

Фома не справился с заданием, снова уехал в неизвестном направлении и неожиданно оказался на родине. Четвёртый эпизод связан с нападением на родной город бронепоезда и конницы генерала Любославского. Фома придумал, как победить бронепоезд белых. Он спустил под откос навстречу ему гружёные вагоны без паровоза.

За этот поступок Зворычный назвал Пухова убийцей, потому что отряд железнодорожников, а потом и матросов, был расстрелян из бронепоезда, оказавшегося неповреждённым.

Это финальный эпизод повести. В Баку Фоме «навсегда стало хорошо». Повесть заканчивается описанием «хорошего революционного утра», в которое Фома чувствует своё единение с природой, второе рождение и принимает революцию как продолжение природы.

Герои

Главный герой повести Фома Пухов вначале описывается как человек, лишённый чувственности. Сердечной привязанности к дому он тоже не чувствует, считая себя дома на машине или рядом с машиной. К середине повести выясняется, что Пухов о жене горевал, но об этом никогда никому не сообщал.

Название «Сокровенный человек», относящееся к Фоме Пухову, обозначает, что Пухов живёт по каким-то своим природным законам, плохо сочетающимся с законами социальными. Фома не только себя чувствует частью природы, не более важной, чем умершие на зиму травы, но и всю природу воспринимает как личность, она для него антропоморфна. У природы руки – ветер, тормошащий путников, она желанна для человека, как девственница. Землю Пухов любит супружеской любовью и чувствует себя на ней хозяином.

Природа противопоставлена истории и злым силам свирепого мирового вещества, которые треплют и морят людей.

Личность Пухова совершенно неудобна новой власти. Впрочем, никакая власть таких людей не любит и совладать с ними не может. С точки зрения Пухова, жить надо не по чьей-нибудь указке, а по велению сердца, всё проверяя собой. Так что у героя говорящее имя, а не фамилия. Фома подобен своему неверующему тёзке из Библии, который должен вложить руки в раны от гвоздей, чтобы поверить в смерть и воскресение Иисуса.

Фома не верит в революцию, честно говоря об этом матросу Шарикову, который считает его кустарём советской власти.

Комиссар называет Пухова полным контр. А сам себя Пухов чувствует безродным, заблудившимся человеком.

Фома обвиняет комиссара в том, что они делают не вещи, а отношения, «отношения же Пухов понимал как ничто». Показательны ответы Фомы на вопросы комиссии, которая проверяла не столько знания специалистов, сколько их политграмоту. Фома соглашается лить кровь за народ, «только не зря и не дуриком».

И действительно, через год после этого разговора, возвращаясь домой, Фома наблюдает общую беспризорность «огромной порожней земли» и видит «народ, обратившийся в нищих». Вывод Пухова совершенно «антиреволюционный»: «Почва есть, а хлеба нету, - значит, дураки живут».

В финале повести Пухов называет себя природным дураком, то есть становится своеобразным народным сказочным непобедимым героем.

Зворычный – помощник механика на паровозе и товарищ Пухова. Он отказывается ехать в Новороссийск, жалея семью. Его Пухов называет предрассудочным человеком. Когда через год Пухов возвращается на родину, Зворычный уже состоит в отряде особого назначения и в партии. Пухов понимает, что Зворычный тоскует из-за смерти сына.

Люди, живущие во времена гражданской войны, глубоко несчастны. Начальника дистанции дважды ставили к стенке, так что он поседел и ждал смерти каждый миг. Кроме того, он находится под следствием, потому что мост возле Царицына, который под инженерным руководством начальника дистанции восстанавливали неквалифицированные рабочие, просел под воинским поездом. Убийство этого человека отрядом казаков стало избавлением от суда и расстрела.

Удивительна история калеки, который хотел сменять ножики на пшеницу и дошёл уже до Аргентины, а в Месопотамии он попал в крушение в туннеле, и искалеченную ногу ему отрезали в багдадской больнице.

Точка зрения автора в романе – сочувствие к людям, которые готовы «пожертвовать достоинством жизни на благо революции», которые заняты «общей жизнью». Автор – выразитель здравого смысла. Он мысленно возражает собравшимся на смерть красноармейцам, что радоваться нечему, он называет разрушенный войной и революцией мир погибающим.

Красная армия в романе изображается как крестьяне, одевшиеся в шинели, «скрытые хлебопашцы». Их победы обусловлены тем, что они не ценят своей жизни, что они готовы «дважды быть растерзанными», лишь бы враг погиб с ними. Воины похожи на потаённых охотников, у которых тревожный восторг теплится в сердце. Они – природная сила, стихия. Платонов с горечью отмечает, что мечта о счастье у них не собственная, а навязанная политруком. Им противопоставлены белые офицеры, индивидуалисты, например, офицер Маевский, который не верил в человеческое общество.

Стилистические особенности

Время и пространство в повести ведут себя удивительно. Главный герой много путешествует, но времени путешествия почти не замечает «в забвении самого себя», потому что ехать «долго и трудно». Символом истинного путешественника у Платонова выступает ветер, который со смелостью «воюет над беззащитными пространствами». Когда останавливаются поезда, то и время стоит вокруг Пухова, как светопреставление.

Герои преодолевают пространства с помощью поездов, причём они едут в ту сторону, куда везёт поезд, независимо от того, какое направление их интересует, случайно попадая куда нужно.

Пространства сопротивляются продвижению человека по ним. Просторы сухопутные засыпаются снегом, море вздымается валами. Даже тьма ночи подобна каше, через которую нужно продираться. Стихии перемешиваются, как и судьбы людей. Ветер становится твёрдым, капли воды бьют в лицо, как камешки. Во время морской бури меняются местами верх и низ, так что красноармейцы, попавшие в своём катере на гребень волны, оказываются как раз над другим судном и спасаются, прыгая вниз.
Даже история этих лет сравнивается с паровозом, который тащит за собой «груз нищеты, отчаяния и смиренной косности».

Время для Пухова в момент его остановок идёт «без тормозов». С другой стороны, каждый день для человека – сотворение мира, так что каждый живёт будто в начале времён. Революция же, с точки зрения Фомы, - конец света.

Главный герой произведения Фома Пухов выглядит очень странным на фоне традиционных для советского искусства персонажей пролетарского происхождения. В отличие от не ведающих сомнений героев А.А.Фадеева и Н.А.Островского, Пухов не верит в революцию, сомневается в ней. Его волнует, «куда и на какой конец света идут все революции и всякое людское беспокойство». В его душе коренится глубинная страсть к подлинному познанию мира, стремление все проверить и во всем убедиться самому. Напрашивается параллель с евангельским апостолом Фомой Неверующим. Его не было с другими апостолами, когда к ним приходил воскресший Иисус Христос, и Фома отказывается верить в воскресение Учителя, пока сам не коснется его ран. Существует интерпретация, согласно которой Фома был единственным апостолом, сумевшим постичь тайный, сокровенный смысл учения Христа.

Герой Платонова, подобно некрасовским мужикам в поэме «Кому на Руси жить хорошо», влеком вечной загадкой счастья. Его интересует не столько быт, сколько бытие. Повесть открывается очень странной сценой: проголодавшийся Фома режет колбасу на гробе жены. В этом эпизоде выразительно соотнесены друг с другом вечное и сиюминутное, показана вся мера непохожести Фомы на обыкновенного человека. Фома осиротел, но приходится продолжать жить.

Так с первого эпизода в повести сплетаются бытовое и философское измерения жизни. Все вопросы, волнующие Фому, будут носить как отвлеченно-духовный, так и практический, повседневный характер. Зачем, в конце концов, революция, думает Фома, если она не приносит высшей справедливости, не решает проблемы смерти? Для знакомых Фомы цель революции вполне конкретна — это материальное равенство, практическое улучшение жизни рабочих. Пухова же беспокоит, что, кроме этой материальной цели, ничего в революции нет.

Фома Пухов — вечный странник. На первый взгляд, он путешествует бесцельно, в то время как все вокруг заняты вполне конкретными делами. Он не находит себе постоянного пристанища, потому что в революции не находится места его душе. Находят свое место другие: Зворычный, став секретарем партячейки; матрос Шариков, устроившись комиссаром по найму рабочей силы в Баку, бригадир сборочного цеха Перевощиков. С их точки зрения, революция выполняет свое обещание дать каждому счастье. Фома же ищет — увы, безрезультатно — подтверждения революционной вере. Открывается же ему только реальность революционной бури — реальность умирания. Оставив после смерти жены дом, он работает на железнодорожном снегоочистителе. На его глазах гибнет в паровозной аварии помощник машиниста, белый офицер убивает инженера, красный бронепоезд расстреливает «начисто» казачий отряд. И нет конца этому пиршеству смерти.

Три смерти выписаны в повести особенно ярко. Смерть рабочего Афонина, воевавшего на стороне красных. Смерть застрелившегося белого офицера Маевского: «и отчаяние его было так велико, что он умер раньше своего выстрела». Смерть инженера, начальника дистанции, которого пуля казачьего офицера «спасает» от расстрела по решению ревтрибунала. Увиденная Фомой реальность революции лишь укрепляет его сомнение в ее святости.

Значит ли это, что Пухов не находит в мире счастья? Вовсе нет. Радость и духовное успокоение дает ему чувство общения со всем миром (а не с частью его). Платонов тщательно выписывает ощущение Пуховым полноты жизни: «Ветер тормошил Пухова, как живые руки большого неизвестного тела, открывающего страннику свою девственность и не дающего ее, и Пухов шумел своей кровью от такого счастья. Эта супружеская любовь цельной, непорочной земли возбуждала в Пухове хозяйские чувства. Он с домовитой нежностью оглядывал все принадлежности природы и находил все уместным и живущим по существу». Это и есть счастье Фомы — ощущение нужности и уместности всего в жизни, органическая связь и сотрудничество всех существ. Именно взаимосвязь и сотрудничество, а не борьба и уничтожение. Фома — человек, которому в равной степени открыты и все тяготы жизни страны в условиях гражданской войны, и «роскошь» «отчаянной природы», «Хорошее утро!» — говорит Пухов сменяемому им машинисту в финале повести. А тот отвечает: «Революционное вполне».

Другое произведение, в котором «испытывается» святость революционного дела, — роман «Чевенгур» (1929). Чевенгур — название небольшого города, в котором группа большевиков попыталась построить коммунизм. В первой части романа его герои бродят в поисках счастья по охваченной гражданской войной России. Во второй части они приходят в своеобразный город Солнца — Чевенгур, где коммунизм уже осуществился. В революционном азарте чевенгурцы истребили большую часть населения, «недостойного» жить при коммунизме. Теперь им приходится противостоять регулярной армии, посланной усмирить уклоняющийся из-под государственной власти город. Финал романа трагичен: дорога к коммунизму оканчивается смертью. Для героев эта смерть носит характер коллективного самоубийства. Чевен-гурцы умирают в бою с чувством радостного освобождения от бесперспективности построенного ими земного «рая». «Чевенгур» — осознание ложности целей, провозглашенных революцией большевиков. Правда, в отношении Платонова к своим героям нет однозначного осуждения. Автор на их стороне в страстном стремлении «сделать сказку былью», претворить в жизнь вековую мечту. Но он оставляет их, когда они начинают делить людей на «чистых » и « нечистых ». Герои Чевенгура предстают жертвами неверно поставленной цели, неверно понятой идеи. В этом их и вина, и беда.

Писатель будет возвращаться к проблемам, поставленным в романе, до конца своего творческого пути. Постепенно круг этих проблем сузится, потому что в 1930-е гг. все сложнее и сложнее будет обсуждать их в печати. Однако главный итог путешествия во времени, предпринятого Платоновым в 20-е годы, итог испытания прошлого и будущего — признание «ошибочности проекта» , ложности плана революционной переделки жизни. В творчестве писателя конца 1920-х — 1930-х гг. место манящих миражей утопии займет грозная реальность.

«Испытанию настоящего» посвящены такие произведения Платонова, как насыщенная иронией повесть «Город Градов» (1927), «организационно-философский» очерк «Че-Че-О» (1929), рассказ «Усомнившийся Макар» (1929). Литературоведы иногда называют эти произведения «философско-сатирической трилогией». На современном материале созданы пьесы Платонова «Четырнадцать красных избушек» (1937-1938, опубликована в 1987 г.) и «Шарманка» (1933, опубликована в 1988 г.). Самые значительные произведения этого периода — повести «Котлован» (1930, опубликована в 1986 г.), «Ювенильное море» (1934, опубликована в 1987 г.) и «Джан» (1934).

Андрей Платонов - автор, который является признанным в отечественной литературе мастером слова. В этой статье мы расскажем вам о произведении познакомит вас с этой повестью. Она увидела свет в 1928 году. Повесть вышла отдельным изданием ("Сокровенный человек" Платонова). Краткое содержание описанных в произведении событий следующее.

Фома Пухов, главный герой, чувствительностью одарен не был. Например, он резал вареную колбасу на гробе жены, так как проголодался из-за отсутствия хозяйки. Намаявшись, после ее погребения Пухов укладывается спать. Кто-то громко стучит к нему в дверь. Это сторож конторы его начальника, который приносит герою путевку на очистку от снега железнодорожных путей. Пухов на станции расписывается в данном приказе - попробуй не распишись в то время!

Пухов расчищает путь от снежных заносов

Вместе с другими рабочими, которые обслуживают везущийся на двух паровозах снегоочиститель, главный герой начинает расчищать путь от для того, чтобы красноармейские бронепоезда и эшелоны могли пройти. В 60 верстах от этого места находится фронт. Снегоочиститель на одном снежном завале резко тормозит. Разбивая головы, падают рабочие. Насмерть разбивается Окружает рабочих конный отряд казаков, приказывая им доставить снегоочистку и паровозы на станцию, занятую белыми. Прибывший на место красный бронепоезд расстреливает казаков, завязших в снегу, и освобождает товарищей.

Отдых на станции Лиски

Они отдыхают на станции Лиски три дня. Пухов на стене барака читает объявление о том, что на Южный фронт, в технические части, ведется набор механиков. Он предлагает Зворычному, своему другу, отправиться на юг, объясняя это тем, что делать на снегоочистке уже нечего: приближается весна. Пройдет революция, а рабочим не останется ничего. Не соглашается Зворычный, так как не хочет оставлять жену с сыном.

Главный герой отправляется в Крым

Пухов через неделю вместе с пятерыми слесарями отправляется в Новороссийск. На трех кораблях красные снаряжают десант, состоящий из 500 человек, в тыл Врангелю, в Крым. Пухов отправляется на пароходе под названием "Шаня", обслуживает на нем Десант непроглядной ночью проходит через однако корабли из-за шторма теряют друг друга. Разбушевавшаяся стихия не позволяет высадиться на берег Крыма. Люди вынуждены вернуться в город Новороссийск.

Жизнь в Новороссийске

Здесь приходит известие о том, что красные войска взяли Симферополь. Пухов четыре месяца проводит в городе в качестве старшего монтера базы, относящейся к Азово-Черноморскому пароходству. От недостатка работы он скучает: пароходов прибывает мало, и главный герой занимается в основном тем, что составляет отчеты о поломках механизмов. Часто он гуляет по окрестностям, наслаждаясь природой. Главный герой, вспоминая умершую супругу, грустит, уткнувшись в землю, нагретую его дыханием, своим лицом. Смачивает ее неохотными, редкими каплями слез Пухов - "сокровенный человек" Платонова. Краткое содержание повести позволяет лишь вскользь упомянуть о его душевном состоянии.

Пухов в Баку, встреча с Шариковым

Продолжим наш рассказ. Андрей Платонов далее пишет о том, что через некоторое время Пухов покидает город Новороссийск, но направляется не домой, а в Баку, с тем чтобы дойти вдоль берега Каспия, а затем по Волге до родины. В Баку он встречается с Шариковым, матросом, налаживающим пароходство на Каспии. Этот человек предоставляет ему командировку в город Царицын для того, чтобы привлечь в Баку квалифицированный пролетариат. Прибыв туда, главный герой показывает какому-то механику, повстречавшемуся ему у конторы завода, мандат Шарикова. Этот человек читает его, после чего, смазав слюной, приклеивает бумажку к забору - интересная деталь, которую вводит Андрей Платонов. "Сокровенный человек" Пухов смотрит на бумажку и вбивает гвоздь, чтобы ветер не сорвал документ. После этого он отправляется на вокзал, где садится на поезд. Пухов спрашивает пассажиров, куда те едут. Кроткий голос одного человека отвечает, что они тоже не знают. "Едет, и мы с ним", - говорит он.

Жизнь на родине

Пухов возвращается на родину, поселяется в доме Зворычного, работавшего секретарем ячейки мастерских, и служит здесь на слесарем. Он переходит через неделю жить к себе в квартиру, которую зовет "полосой отчуждения", поскольку Пухову здесь скучно. Главный герой часто ходит в гости к своему товарищу Зворычному и рассказывает ему различные истории о Черном море - чтобы чай пить не задаром. Фома, возвращаясь домой, вспоминает, что людское жилище именуется очагом. Он сетует на то, что его дом совсем не похож на очаг: ни костра, ни бабы. Весьма интересны мысли главного героя, которого создал Платонов ("Сокровенный человек"). Анализ их, к сожалению, не является предметом нашей статьи. Однако трансформацию, которую он в итоге претерпевает, мы постараемся далее вкратце описать.

Неудавшаяся затея Пухова

Белые подступают к городу. Собравшись в отряды, рабочие обороняются. Ураганным огнем обстреливает город бронепоезд белых. Фома предлагает организовать несколько платформ из песка, с тем чтобы пустить их на бронепоезд с уклона. Но они вдребезги разлетаются, не причинив ему никакого вреда. Рабочие, бросившиеся в атаку, под пулеметным огнем падают. Два бронепоезда красноармейцев утром приходят рабочим на помощь: город спасен.

После этих событий разбирается ячейка: а не является ли Пухов предателем? А может быть, он придумал эту глупую затею потому, что просто-напросто это придурковатый мужик? На том и порешили. Фому Пухова отягощает работа в цехе - унынием, а не тяжестью. Вспоминая о Шарикове, он пишет тому письмо.

Пухов снова в Баку

Ответ приходит через месяц. Товарищ приглашает его поработать в Баку на нефтяных приисках. Фома отправляется туда, служит машинистом на одном из двигателей, перекачивающем в нефтехранилище из скважины нефть. Время идет, главному герою становится хорошо. Жалеет он лишь об одном: что постарел немного и нет уже в его душе чего-то отчаянного, как было раньше.

Осознание Фомы Пухова

Как-то раз главный герой, о жизни которого рассказывает нам повесть Платонова "Сокровенный человек", пошел на промысел из Баку. Он переночевал у своего друга Шарикова, к которому из плена вернулся брат. Неожиданно пробудившееся сочувствие к людям вдруг проясняется в душе Пухова. Он шагает с удовольствием, ощущая родственность к своему телу всех других тел, роскошь жизни, а также неистовство природы, смелой, неимоверной и в действии, и в тишине. Постепенно главный герой догадывается о самом мучительном и важном: в людей, в революционную смелость перешла отчаянная природа. Душевная чужбина оставляет Пухова, и он ощущает знакомую теплоту родины, как будто от ненужной жены он возвратился к матери. Теплота и свет напрягались над окружающим миром, превращались постепенно в людскую силу. Встретившемуся машинисту он говорит: "Хорошее утро!" Тот отвечает: "Революционное вполне".

Так заканчивается "Сокровенный человек" Платонова. Краткое содержание знакомит читателя лишь с основными событиями. Прочитав оригинал произведения, вы поближе познакомитесь с главным героем и лучше поймете, почему Платонов в его отношении употребил столь необычное определение - "сокровенный человек". Герои повести весьма интересны. Их характеры заслуживают более детального рассмотрения.

В чем смысл названия повести?

Известно, что слово «сокровенный» традиционно, вслед за определением в словаре В. И. Даля, - «сокрытый, скрытый, утаенный, потайной, спрятанный или схороненный от когото» - обозначает нечто противоположное понятиям «откровенный», «внешний»,

«наглядный». В современном русском языке к определению «сокровенный» -

«необнаруживаемый, свято хранимый» - добавляется часто «задушевный», «интимный»,

«сердечный». Однако в связи с Фомой Пуховым Платонова, откровенным пересмешником, подвергающим жесткому анализу святость и безгрешность самой революции, ищущим эту революцию не в плакатах и лозунгах, а в другом - в характерах, в структурах новой власти, понятие «сокровенный», как всегда, резко видоизменяется, обогащается. Какой же он скрытный, «схороненный», «замкнутый» этот Пухов, если┘ Пухов на каждом шагу раскрывается, распахивается, буквально провоцирует опасные подозрения в отношении себя┘ В кружок примитивной политграмоты он не хочет записываться: «Ученье мозги пачкает, а я хочу свежим жить». На предложение неких рабочих - «Ты бы теперь вождем стал, чего ж ты работаешь?» - он насмешливо отвечает: «Вождей и так много. А паровозов нету! В дармоедах я состоять не буду!» А на предложение сделаться героем, быть в авангарде, он отвечает еще более откровенно:

«Я - природный дурак!»

Кроме понятия «сокровенный», Андрей Платонов очень любил слово «нечаянный».

«Я нечаянно стал, хожу один и думаю», - говорит, например, мальчик в рассказе

«Глиняный дом в уездном саду». И в «Сокровенном человеке» есть отождествление понятий «нечаянный» и «сокровенный»: «Нечаянное сочувствие к людям┘ проявилось в заросшей жизнью душе Пухова». Мы едва ли ошибемся, если на основании многих рассказов Платонова для детей, его сказок, вообще «знаков покинутого детства» скажем, что дети или люди с открытой, подетски стихийной душой и есть самые «сокровенные», ведущие себя предельно естественно, без притворства, прятанья, тем более лицемерия. Дети - самые открытые, безыскусственные, они же и самые «сокровенные». Все их поступки «нечаянны», т. е. не предписаны никем, искренни, «неосторожны». Фоме Пухову то и дело говорят: «Ты своего добьешься, Пухов! Тебя гденибудь шпокнут!»;

«Почему ж ты ворчун и беспартиец, а не герой эпохи?» и т. п. А он продолжает свой путь свободного созерцателя, иронического соглядатая, не вписывающегося ни в какую бюрократическую систему, иерархию должностей и лозунгов. «Сокровенность» Пухова - в этой свободе саморазвития, свободе суждений и оценок самой революции, ее святых и ангелов в условиях остановившейся в бюрократическом оцепенении революции.

«Каковы особенности сюжетного развертывания характера Пухова и чем они обусловлены?» - спросит учитель у класса.

Андрей Платонов не объясняет причины непрерывных, бесконечных скитаний Пухова сквозь революцию (это 1919-1920 гг.), его стремления искать хороших мыслей (т. е. уверенности в правде революции) «не в уюте, а от пересечки с людьми и событиями». Не объяснил он и глубокого автобиографизма всей повести (она создана в 1928 году и

предшествует его рассказу «Усомнившийся Макар», вызвавшему резкое неприятие официозом всей позиции Платонова).

Повесть начинается с демонстративно заявленной, наглядной темы движения, разрыва героя с покоем, с домашним уютом, с темы натиска на его душу встречной жизни; с ударов ветра, бури. Он входит в мир, где «ветер, ветер на всем белом свете» и «на ногах не стоит человек» (А. Блок). Фома Пухов, еще неизвестный читателю, не просто идет в депо, на паровоз, чтобы чистить от снега пути для красных эшелонов, - он входит в пространство, в мирозданье, где «вьюга жутко развертывалась над самой головой Пухова», где «его встретил удар снега в лицо и шум бури». И это его радует: революция вошла в природу, живет в ней. В дальнейшем в повести не раз возникает - и совсем не в функции пассивного фона событий, живописного пейзажа - невероятно подвижный мир природы, стремительно движущихся людских масс.

«Метель выла ровно и упорно, запасшись огромным напряжением гдето в степях юговостока».

«Холодная ночь наливалась бурей, и одинокие люди чувствовали тоску и ожесточение».

«Ночью, против окрепшего ветра, отряд шел в порт на посадку».

«Ветер твердел и громил огромное пространство, погасая гдето за сотни верст. Капли воды, выдернутые из моря, неслись в трясущемся воздухе и били в лицо, как камешки».

«Иногда мимо «Шани» (судно с морским десантом красных. - В. Ч.) проносились целые водяные столбы, объятые вихрем нордоста. Вслед за собой они обнажалиглубокие бездны, почти показывая дно моря».

«Всю ночь шел поезд, - гремя, мучаясь и напуская кошмар в костяные головы забывшихся людей┘ Ветер шевелил железо на крыше вагона, и Пухов думал о тоскливой жизни этого ветра и жалел его».

Обратите внимание на то, что среди всех чувств Фомы Пухова преобладает одно: только бы не останавливалась буря, не исчезла величавость соприкосновения с людьми сердцем к сердцу, не наступил застой, «парад и порядок», царство прозаседавшихся! И лишь бы самого его, Пухова, не поместили, как героя гражданской войны Максима Пашинцева в «Чевенгуре», в своеобразный аквариум, «ревзаповедник»!

Сам Платонов к 1927-1928 годам ощущал себя, былого романтика революции (см. его сборник стихов 1922 года «Голубая глубина»), страшно обиженным, оскорбленным эпохой бюрократизации, эрой «чернильной тьмы», царства конторок и заседаний. Он, как Фома Пухов, спрашивал себя: неужели правы те бюрократы из его сатирической повести «Город Градов» (1926), которые «философски» отрицают саму идею движения, обновления, идею пути, говоря: «то, что течет, потечетпотечет и - остановится»? В «Сокровенном человеке» многие современники Пухова - и Шариков, и Зворычный - уже «остановились», уселись в бюрократические кресла, уверовали с выгодой для себя в «Собор Революции», т. е. в догмы новой библии.

Характер Пухова, скитальца, праведника, носителя идеи свободы, «нечаянности» (т. е. естественности, непредписанности помыслов и поступков, природности человека), сложно развертывается именно в его перемещениях, встречах с людьми. Он не боится

опасностей, неудобств, он всегда колюч, неуступчив, насмешлив, неосторожен. Едва кончилась опасная поездка со снегоочистителем, как Пухов сразу предлагает своему новому другу Петру Зворычному: «Тронемся, Петр!.. Едем, Петруш!.. Революциято пройдет, а нам ничего не останется!» Ему нужны горячие точки революции, без опеки бюрократов. В дальнейшем беспокойный Пухов, Фома неверующий, озорник, человек игрового поведения, попадает в Новороссийск, участвует (как механик на десантном судне «Шаня») в освобождении Крыма от Врангеля, перемещается в Баку (на пустой нефтяной цистерне), где встречается с прелюбопытным персонажем - матросом Шариковым.

Этот герой уже не хочет возвращаться к своей предреволюционной рабочей профессии. И на предложение Пухова «бери молоток и латай корабли лично», он,

«ставший писцом┘» будучи фактически неграмотным, гордо заявляет: «Чудак ты, я ж всеобщий руководитель Каспийского моря!»

Встреча с Шариковым не остановила Пухова на месте, не «пришила к делу», хотя Шариков предложил ему┘ начальствовать: «стать командиром нефтяной флотилии». «Как сквозь дым, пробивался Пухов в потоке несчастных людей на Царицын. С ним всегда так бывало - почти бессознательно он гнался за жизнью по всяким ущельям земли, иногда в забвеньи самого себя», - пишет Платонов, воспроизводя смуту дорожных встреч, бесед Пухова, наконец, прибытия его в родной Похаринск (безусловно, родной Платонову Воронеж). И наконец, участие его в сражении с неким белым генералом Любославским («у него конницы - тьма»).

Искать в маршрутах скитальчества, странничества Пухова (хотя и крайне деятельного, активного, полного опасностей) какогото соответствия конкретноисторическим ситуациям, искать последовательности событий гражданской войны, конечно, не следует. Все пространство, в котором движется Пухов, во многом условное, как и время 1919-

1920 гг. Иные из современников и очевидцев реальных событий тех лет, вроде друга и покровителя Платонова, редактора «Воронежской коммуны» Г. З. ЛитвинаМолотова, даже упрекали писателя в «отступлениях от правды истории»: Врангель был изгнан в 1920 году, тогда какой же белый генерал мог после этого осадить Похаринск (Воронеж)? Ведь рейд корпусов белых деникинских генералов Шкуро и Мамонтова (у них действительно конницы была тьма), взявших Воронеж, случился в 1919 году!

«Что радовало Пухова в революции и что безмерно огорчало, усиливало поток иронических суждений?» - обратится учитель с вопросом к классу.

Когдато в молодости Андрей Платонов, выходец из многодетной семьи железнодорожного мастера в Ямской слободе, признался: «Слова о паровозереволюции превратили для меня паровоз в ощущение революции». При всех своих сомнениях Фома Пухов, хотя это отнюдь не героический характер и не холодный мудрец, не условный пересмешник, еще сохранил эту же юношескую черту, романтизм жизнеощущений самого автора. Платонов вложил в жизнеощущения Пухова многое от своего восприятия революции как грандиознейшего события XX века, изменившего всю историю, окончившего былую, «испорченную», обидную для человека историю (вернее, предысторию). «Время кругом стояло как светопреставление», «глубокие времена дышали над этими горами» - подобных оценок времени, всех событий, изменивших историю, судьбу былого маленького человека, очень много в повести. Из ранней лирики Платонова, из книги «Голубая глубина», перешел в повесть важнейший мотив о вечной тайне, сокровенности (свободе) человеческой души:

Сам себе еще я неизвестный,

Мне никто еще пути не осветил.

В повести такими «неосвещенными», т. е. не нуждающимися в дарованном, предписанном, данном извне «свете» (директивы, приказы, агитки), являются молодые красноармейцы на пароходе «Шаня»:

«Они еще не знали ценности жизни, и потому им была неизвестна трусость - жалость потерять свое тело┘ Они были неизвестны самим себе. Поэтому красноармейцы не имели в душе цепей, приковавших их к собственной личности. Поэтому они жили полной жизнью с природой и с историей, - и история бежала в те годы, как паровоз, таща за собой на подъем всемирный груз нищеты, отчаяния и смиренной косности».

«Что же огорчает Пухова в событиях, в самой атмосфере времени?» - спросит педагог у ребят.

корпуса всесильных чиновников, признаки явного торможения, остывания, даже

«оказенивания», окаменения всего - душ, деяний, общего воодушевления, истребления или опошления великой мечты. Инженер, отправляющий Пухова в рейс, - это уже сплошной испуг: «его два раза ставили к стенке, он быстро поседел и всему подчинился - без жалобы и без упрека. Но зато навсегда замолчал и говорил только распоряжения».

В Новороссийске, как заметил Пухов, уже шли аресты и разгром «зажиточных людей», а его новый друг матрос Шариков, уже известный самому себе, осознавший свое право на пролетарские льготы, выгоды «восходящего класса», пробует повернуть и Пухова на тропу карьеризма. Если ты рабочий, то┘ «- тогда почему же ты не в авангарде революции?»

«Два Шарикова: как вы думаете, в чем их сходство и отличие?» - задаст учитель вопрос классу.

К счастью для Платонова, не было замечено, что в «Сокровенном человеке» уже явился┘ свой платоновский Шариков (после, но независимо от булгаковской гротесковой повести «Собачье сердце», 1925). Этот вчерашний матрос, тоже второе «Я» Платонова, еще не рождает так называемого «страхосмеха» (смеха после запретного анекдота, страшноватой аллегории, насмешки над официозным текстом и т. п.). Шариков уже не прочь нарастить ревбиографию, он не хочет остаться в тех сопливых, без которых и с Врангелем обойдутся, он не входит, а влазит┘ во власть!

В итоге он - и не надо никакой фантастической операции с милой собачкой Шариком! - уже с видимым наслаждением выводит свою фамилию на бумагах, ордерах на пакет муки, кусок мануфактуры, груду дров и даже, как марионетка, усердствует: «так знаменито и фигурно расписаться, чтобы потом читатель его фамилии сказал: товарищ Шариков - это интеллигентный человек!».

Возникает не праздный вопрос: в чем отличие платоновского Шарикова и его

«шариковщины» от соответствующего героя в повести М. Булгакова «Собачье сердце» (1925)? По существу в литературе 20х годов возникли два Шарикова. Платонову не надо было искать услуг профессора Преображенского и его ассистента Борменталя (герои

«Собачьего сердца») для создания феномена Шарикова - самодовольного, еще

простоватого демагога, носителя примитивного пролетарского чванства. Не нужен был

«материал» в виде беззлобного бездомного пса Шарика. Шариков Платонова не чрезвычайное, не умозрительное и исключительное (как у Булгакова) явление: он и проще, привычнее, будничнее, автобиографичное, и тем, вероятно, страшнее. И больнее для Платонова: он вырастает в «Чевенгуре» в Копенкина, а в «Котловане» - в Жачева. Его растит не лаборатория, а время. Он готовит десант в Крым и пробует както учить бойцов. Вначале он просто «радостно метался по судну и каждому чтонибудь говорил». Любопытно, что он уже не говорил, а непрерывно агитировал, не замечая скудости своих лекций.

Платоновский Шариков, научившись ворочать «большие бумаги на дорогом столе», став «всеобщим руководителем Каспийского моря», очень скоро научится «бузовать», шуровать в любой сфере.

Финал «Сокровенного человека» в целом еще оптимистичен: позади для Пухова остаются и эпизоды умираний - помощника машиниста, рабочего Афонина, и призраки

«шариковщины», и угрозы в свой адрес┘ Он «снова увидел роскошь жизни и неистовство смелой природы», «нечаянное в душе возвратилось к нему». Однако эти эпизоды примирения, своего рода гармонии между героемискателем и героемфилософом (первые названия повести «Страна философов»), весьма хрупки, недолговечны. Уже через год очередной пересмешник, только более отчаявшийся, «усомнившийся Макар», придя в Москву, верховный, управляющий город, будет взывать: «Нам сила не дорога - мы и то мелочи дома поставим - нам душа дорога┘ Даешь душу, раз ты изобретатель». Это, пожалуй, главная, доминирующая нота во всем оркестре Платонова: «Все возможно - и удается все, но главное - сеять душу в людях». Фома Пухов - первый из вестников этой платоновской мечтыболи.

Вопросы и темы для повторения

1. Как понимал Платонов смысл слова «сокровенный»?

2. Почему Платонов избрал сюжет скитальчества, странничества для раскрытия характера?

3. В чем состоял автобиографизм образа Пухова? Не был ли и сам Платонов таким же скитальцем, полным ностальгии по революции?

4. В чем отличие Шарикова от одноименного персонажа из «Собачьего сердца»

М. А. Булгакова? Кто из писателей стоял ближе к своему герою?

5. Можно ли сказать, что Пухов отчасти конкретно исторический характер, а отчасти

«плавающая точка зрения» (Е. ТолстаяСегал) самого Платонова на революцию, ее взлеты и спад?

Андрей Платонов: Воспоминания современников. Материалы биографии / Сост. Н. Корниенко,

Е. Шубина. - М., 1994.

Василье в В. В. Андрей Платонов: Очерк жизни и творчества. - М., 1990.

К орниенко Н. В. История текста и биографии А. П. Платонова (1926-1946). - М., 1993.

В чем смысл названия повести?

Известно, что слово «сокровенный» традиционно, вслед за определением в словаре В. И. Даля, - «сокрытый, скрытый, утаенный, потайной, спрятанный или схороненный от кого-то» - обозначает нечто противоположное понятиям «откровенный», «внешний», «наглядный». В современном русском языке к определению «сокровенный» - «необнаруживаемый, свято хранимый» - добавляется часто «задушевный», «интимный», «сердечный». Однако в связи с Фомой Пуховым Платонова, откровенным пересмешником, подвергающим жесткому анализу святость и безгрешность самой революции, ищущим эту революцию не в плакатах и лозунгах, а в другом - в характерах, в структурах новой власти, понятие «сокровенный», как всегда, резко видоизменяется, обогащается. Какой же он скрытный, «схороненный», «замкнутый» этот Пухов, если Пухов на каждом шагу раскрывается, распахивается, буквально провоцирует опасные подозрения в отношении себя В кружок примитивной политграмоты он не хочет записываться: «Ученье мозги пачкает, а я хочу свежим жить». На предложение неких рабочих - «Ты бы теперь вождем стал, чего ж ты работаешь?» - он насмешливо отвечает: «Вождей и так много. А паровозов нету! В дармоедах я состоять не буду!» А на предложение сделаться героем, быть в авангарде, он отвечает еще более откровенно: «Я - природный дурак!»

Кроме понятия «сокровенный», Андрей Платонов очень любил слово «нечаянный».

«Я Нечаянно Стал, хожу один и думаю», - говорит, например, мальчик в рассказе «Глиняный дом в уездном саду». И в «Сокровенном человеке» есть отождествление понятий «нечаянный» и «сокровенный»: «Нечаянное Сочувствие к людям проявилось в заросшей жизнью душе Пухова». Мы едва ли ошибемся, если на основании многих рассказов Платонова для детей, его сказок, вообще «знаков покинутого детства» скажем, что дети или люди с открытой, по-детски стихийной душой и есть самые «сокровенные», ведущие себя предельно естественно, без притворства, прятанья, тем более лицемерия. Дети - самые открытые, безыскусственные, они же и самые «сокровенные». Все их поступки «нечаянны», т. е. не предписаны никем, искренни, «неосторожны». Фоме Пухову то и дело говорят: «Ты своего добьешься, Пухов! Тебя где-нибудь шпокнут!»; «Почему ж ты ворчун и беспартиец, а не герой эпохи?» и т. п. А он продолжает свой путь свободного созерцателя, иронического соглядатая, не вписывающегося ни в какую бюрократическую систему, иерархию должностей и лозунгов. «Сокровенность» Пухова - в этой Свободе Саморазвития, свободе суждений и оценок самой революции, ее святых и ангелов в условиях остановившейся в бюрократическом оцепенении революции.

Предшествует его рассказу «Усомнившийся Макар», вызвавшему резкое неприятие официозом всей позиции Платонова).

Повесть начинается с демонстративно заявленной, наглядной темы движения, разрыва с покоем, с домашним уютом, с темы натиска на его душу встречной жизни; с ударов ветра, бури. Он входит в мир, где «ветер, ветер на всем белом свете» и «на ногах не стоит человек» (А. Блок). Фома Пухов, еще неизвестный читателю, не просто идет в депо, на паровоз, чтобы чистить от снега пути для красных эшелонов, - он входит в пространство, в мирозданье, где «вьюга жутко развертывалась над самой головой Пухова», где «его встретил удар снега в лицо и шум бури». И это его радует: революция вошла в природу, живет в ней. В дальнейшем в повести не раз возникает - и совсем не в функции пассивного фона событий, живописного пейзажа - невероятно подвижный мир природы, стремительно движущихся людских масс.

«Метель выла ровно и упорно, Запасшись огромным напряжением Где-то в степях юго-востока».

«Холодная ночь Наливалась Бурей, и одинокие люди чувствовали тоску и ожесточение».

«Ночью, Против окрепшего ветра , отряд шел в порт на посадку».

«Ветер твердел И громил огромное пространство, погасая где-то за сотни верст. Капли воды, Выдернутые из моря , неслись в трясущемся воздухе и били в лицо, как камешки».

«Иногда мимо «Шани» (судно с морским десантом красных. - В. Ч. ) проносились

Целые водяные столбы, объятые вихрем норд-оста.

Вслед за собой они обнажалиГлубокие бездны , Почти показывая дно моря ».

«Всю ночь шел поезд, - гремя, мучаясь и Напуская кошмар В костяные головы забывшихся людей Ветер шевелил железо на крыше вагона, и Пухов думал о тоскливой жизни этого ветра и жалел его».

Сам Платонов к 1927-1928 годам ощущал себя, былого романтика революции (см. его сборник стихов 1922 года «Голубая глубина»), страшно обиженным, оскорбленным эпохой бюрократизации, эрой «чернильной тьмы», царства конторок и заседаний. Он, как Фома Пухов, спрашивал себя: неужели правы те бюрократы из его сатирической повести «Город Градов» (1926), которые «философски» отрицают саму идею движения, обновления, идею пути, говоря: «то, что течет, потечет-потечет и - остановится»? В «Сокровенном человеке» многие современники Пухова - и Шариков, и Зворычный - уже «остановились», уселись в бюрократические кресла, уверовали с выгодой для себя в «Собор Революции», т. е. в догмы новой библии.

Опасностей, неудобств, он всегда колюч, неуступчив, насмешлив, неосторожен. Едва кончилась опасная поездка со снегоочистителем, как Пухов сразу предлагает своему новому другу Петру Зворычному: «Тронемся, Петр!.. Едем, Петруш!.. Революция-то пройдет, а нам ничего не останется!» Ему нужны горячие точки революции, без опеки бюрократов. В дальнейшем беспокойный Пухов, Фома неверующий, озорник, человек игрового поведения, попадает в Новороссийск, участвует (как механик на десантном судне «Шаня») в освобождении Крыма от Врангеля, перемещается в Баку (на пустой нефтяной цистерне), где встречается с прелюбопытным персонажем - матросом Шариковым.

Этот герой уже не хочет возвращаться к своей предреволюционной рабочей профессии. И на предложение Пухова «бери молоток и латай корабли лично», он, «ставший писцом» будучи фактически неграмотным, гордо заявляет: «Чудак ты, я ж всеобщий руководитель Каспийского моря!»

Встреча с Шариковым не остановила Пухова на месте, не «пришила к делу», хотя Шариков предложил ему начальствовать: «стать командиром нефтяной флотилии». «Как сквозь , пробивался Пухов в потоке несчастных людей на Царицын. С ним всегда так бывало - почти бессознательно он гнался за жизнью по всяким ущельям земли, иногда в забвеньи самого себя», - пишет Платонов, воспроизводя смуту дорожных встреч, бесед Пухова, наконец, прибытия его в родной Похаринск (безусловно, родной Платонову Воронеж). И наконец, участие его в сражении с неким белым генералом Любославским («у него конницы - тьма»).

Искать в маршрутах скитальчества, странничества Пухова (хотя и крайне деятельного, активного, полного опасностей) какого-то соответствия конкретно-историческим ситуациям, искать последовательности событий гражданской войны, конечно, не следует. Все пространство, в котором движется Пухов, во многом условное, как и время 1919- 1920 гг. Иные из современников и очевидцев реальных событий тех лет, вроде друга и покровителя Платонова, редактора «Воронежской коммуны» Г. З. Литвина-Молотова, даже упрекали писателя в «отступлениях от правды истории»: Врангель был изгнан в 1920 году, тогда какой же белый генерал мог после этого осадить Похаринск (Воронеж)? Ведь рейд корпусов белых деникинских генералов Шкуро и Мамонтова (у них действительно конницы была тьма), взявших Воронеж, случился в 1919 году!