Роман о лисе. Благоверные князья: Роман Рязанский, Роман Углицкий, Василий и Владимир Волынские, Феодор, Давид и Константин Ярославские, Довмонт Псковский, Михаил Тверской и Анна Кашинская

Старофранцузский «Роман о Лисе» и проблемы средневекового животного эпоса

Vor Jahrhunderren hätte ein Dichter dieses gesungen?

Wie es das möglich? Der Stoff ist ja von gestern und heut.

Нередко случается, что популярный сюжет находит наиболее полное и совершенное выражение совсем не там и не тогда, где и когда возник. Так было и с рассказами о каверзах и проделках отчаянного смельчака, нахала и пройдохи Ренара-Лиса, известными (с вариациями) едва ли не во всех литературах мира. В конце блужданий этого сюжета мы находим знаменитую поэму Гёте «Рейнеке-Лис», написанную в 1793 г. А до неё - многочисленнейшие обработки и переложения, принадлежащие перу как известных авторов, так и безымянных средневековых поэтов.

Первая обширная обработка сюжетов о Лисе, их первое сведение в некое целое произошли на французской почве, где в последние десятилетия XII в. стали возникать одна за другой небольшие поэмы, повествующие о том или ином эпизоде из жизни Лиса, затем, уже в начале следующего столетия, объединившиеся в достаточно связное повествование, к которому на всем протяжении XIII в. продолжали пристраиваться дополнительные «ветви».

Автором первой из этих поэм был некий Пьер де Сёп-Клу. Около 1175 г. он написал восьмисложным стихом с парной рифмой историю о приключениях Лиса и его антагонистов. Размер был не новый: им писалось большинство стихотворных повествовательных произведений эпохи - рыцарские романы, назидательные сочинения, описания животных («бестиарии»), басни и т.д. Этим размером писали и все продолжатели Пьера де Сен-Клу. Их поэмы, которые обычно называют «ветвями» (от франц. branches), не заставили себя ждать: за тридцать лет, до 1205 г., было написано около двадцати таких поэм . Ученые справедливо отмечают определенное единство «ветвей», созданных между 1175 и 1205 гг., хотя в изложении событий здесь нет ни строгой последовательности, ни логики. Единство это не сюжетное. Оно реализуется на уровне трактовки персонажей, которые обладают фиксированными характерами и постоянными функциями в повествовании. Отметим сразу же композиционную «открытость» этого причудливого целого: незавершенность основного конфликта «Романа» - вражды и соперничества лиса Ренара и волка Изенгрина, в который включаются и другие представители животного мира, от льва до улитки,- позволяла создавать все новые поэмы, посвященные очередным проделкам Лиса. И если «ветвь» XVII-я отчасти резюмирует и подводит итог предыдущим, повествуя о кончине основного протагониста, то и этот итог оказывается мнимым - в действительности Лис не погибает и вновь готов к новым каверзам и проказам. Поэтому не приходится удивляться, что и позднее создавались очередные «ветви» «Романа», причем они не только продолжали его, пристраиваясь к его концу, но и вплетались в его середину и даже становились в его начало: так, после 1205 г. возникли ХIII-я «ветвь», рассказывающая, как Лис покрасился в черный цвет, и «ветвь» XXIV-я, посвященная «героическому детству» Лиса и Изенгрина, которая стала своеобразным прологом ко всему корпусу «Романа» . Видимо, законы циклизации, ее приемы и методы однотипны, идет ли речь о героическом эпосе, рыцарском романе или же о таком своеобразном произведении, каким является «Роман о Лисе».

Время сложения этого произведения, его циклической организации не было долгим: в середине XIII в. основной корпус «Романа» был завершен. Последующие продолжения и дополнения - это уже совершенно новые произведения, выступающие как намеренные парафразы и даже пародийные переосмысления памятника.

Как уже отмечалось, при всей пестроте составляющих «Роман о Лисе» «ветвей» в них есть определенное единство трактовки персонажей их характеров и повадок, в изображении соотнесенности животного мира с миром людей. И тем не менее разные «ветви» обладают собственной, лишь им присущей тональностью, они как бы ставят перед собой не вполне сходные задачи. В одних преобладает интерес к описанию проделок Лиса как представителя вообще животного мира, увиденного глазами внимательного и вдумчивого наблюдателя, в других те же самые проделки изображаются вне зоологического контекста - как манера поведения просто плута и обманщика, в третьих на первый план выдвигаются, как это принято в басенной традиции, дидактические задачи, в четвертых под прозрачными покровами царства зверей достоверно и нелицеприятно изображается феодальное общество рубежа XII и XIII вв. Все это определяет и характер описываемых в отдельных «ветвях» проделок Лиса, и их мотивировку, и присутствие или же, напротив, отсутствие в произведении людей, с которыми звери либо вступают в какие-то контакты, либо пародийно воспроизводят человеческие психологические типы и взаимоотношения.

Жалобы зверей

Перро на то талант и ум,

Чтоб был и Лис, и Лисов кум

Волк Изенгрин воспет, направил,

Но лучших сцен в стихи не вставил:

К примеру, как и чьи права

В палатах Властелина-льва

Рассматривал суровый суд,

Решая, сколь преступен блуд,

Свершенный Лисом над истицей,

Грызентой-дамою, волчицей.

Из первых строк узнаем мы,

Что всякий след исчез зимы,

Куст роз расцвел после морозов,

Стал куст боярышника розов

И Вознесенье подошло,

Когда великое число

Зверей сир лев созвал к хоромам,

Чтоб пышным удивить приемом,

И для отказа ни один

Из них не смел искать причин.

Все едут, сроки упреждая,-

Все, кроме Лиса-негодяя:

Вора, мошенника, лгуна

Столь пред зверьми тяжка вина,

Что на преступника улики

Исчесть они спешат владыке,

И Изенгрин, не друг отнюдь

Плуту, выкладывает суть:

ʼʼЯ, сир, на Лиса с челобитной!

Любодеянье с беззащитной

Моей Грызентой блудодей

В Малпертуи, в норе своей,

Свершил: супругу в угол втиснул,

Снасильничал, а после спрыснул,

Пописав, влагою волчат;

Его услады мне горчат.

Притом на днях внушал паскуда,

Что дело не дошло до блуда.

Но при внесении святых

Мощей - смешался и утих,

И, не заставив ждать с отбытьем,

Воспользовался вновь укрытьем.

Как тут не впасть в тоску и гнев!ʼʼ

Король промолвил, погрустнев:

ʼʼАх, Изенгрин, -не нужно шума.

Чего добьетесь вы, угрюмо

Припоминая свой позор?

Король иль граф, чей пышен двор,

Подвержены таким же бедам.

Ваш стыд сегодняшний нам ведом,

По сути же, ничтожен вред,

Скорбеть и гневаться не след.

Настолько случай незаметен,

Что повода не даст для сплетенʼʼ.

- ʼʼСир,- слово взял Бирюк-медведь,-

Не скажешь лучше! Что скорбеть!

В плен не был Изенгрин захвачен,

Не умер, просто одурачен.

Зря о возмездье он просил.

У Изенгрина хватит сил -

В том случае, коль Лис-проныра

Возобновить не склонен мира,

Который клятвой был храним

Но вы - властитель всей страны?

Вассалам начинать войны

Не дав, явите власть свою им!

С кем. вы воюете, воюем

Мы все, мы с вами, господин.

Ждет кары Лису Изенгрин -

Что ж, был бы приговор судебный

Здесь мерой истинно потребной.

Что должен, пусть вернет сосед,

Вам пеню уплатив за вред.

В Малпертуи за Лисом шлите

Меня. В его сюда визите

Я вижу благо: чем в норе,

Ему быть лучше при двореʼʼ. -

ʼʼСеньор Бирюк,- быком Буйяном

Он прерван,- разум ваш с изъяном,

Коль дал совет владыке он

Брать с Лиса пеню за урон,

И срам, и за блудодеянье

С кумою, что преступно крайне.

Кто учинил такую мерзость

И выказал такую дерзость,

Тем помощи не подают.

Зачем же Изенгрину суд,

Когда настолько дело явно,

И гнусно, и противоправно?

Нет, дудки! Окажись жена

Моя в руках потаскуна,

Кем вся изгажена страна,

И будь она осрамлена,

То хоть Малпертуи как крепость

И неприступен, я б свирепость

Такую проявил, дерясь,

Что стены все обрушил в грязь.

А вы оправились, Грызента͵

С того несчастного момента͵

Как Лис-наглец, исчадье зла,

Вас поднял на луку седла?ʼʼ

- ʼʼБуйян,- раздался глас барсучий,-

Унизить зло нам выпал случай,

Чтобы еще не возросло.

Поскольку возвышаем зло

И расширяем мы и множим,

Когда окоротить не можем.

Зря о насилье речь тут шла:

Не хвора дама, дверь цела,

А при согласье полюбовном

Нет места пеням суесловным.

Давно мила ему кума,

И бить челом не шла сама;

Но Изенгрин здесь, головой

Клянусь, ущерб увидел свой.

Не заниматься же баронам

И королю его уроном!

Вассалу нанесенный вред,

Когда он Лисом был задет,

Орешка, право же, не стоит,

И он легко ущерб покроет,

Когда прибудет Лис сюда

Ждать совершения суда.

Меж тем у нас есть аргументы

Для порицания Грызенты…

Как тонок выверт, как уклюж:

Сегодня на позор ваш муж

Представлен всем зверям-вассалам!

Он вправе шпиговать вас салом:

Им званы милой вы сестрой,

Но в вас недолжный был настрой.

Он верил вам, забыв опаскуʼʼ.

Грызенту стыд вгоняет в краску,

На нем повыщипала б мех,

Но говорит, вздохнув, для всех:

ʼʼЗря, сир Гринбер, меня настырно

Корили вы. Чтоб жили мирно,

Хотелось мне, мой господин

И Лис. То был не мой почин

И стиль не мой: в скандал не влезу,

Пусть кто к воде бы иль к железу

Прибег, нагрев их на огне.

Лишь оправданьем служит мне,

Больной, усталой и тщедушной,

Мой прав доверчиво-послушный.

Святыми, коих церковь славит,

Клянусь: пусть бог меня оставит,

Коль Лис хоть раз посмел обнять

Меня не как родную мать.

Я вовсе к Лису не мирволю,

Его не облегчаю долю,

Интересуясь тем, что с ним,

Кем он хвалим и кем хулим,-

Как вы - репейником ослиным.

Удручена я Изенгрином:

Винит ревнивец всех подряд

За то, что якобы рогат.

Десятой - брака годовщина

(По возрасту Пинкара-сына

Сужу) на Пасху уж была,

В апреле, первого числа

Гостей сошлось на свадьбу много;

Дупло, и норка, и берлога -

Все было занято зверями,

Сидели чуть не в каждой яме,

И, сколько видел глаз окрест,

Пустых не попадалось мест,

Ему женой я стала верной,

Не прибегала к плутне скверной,

И скотская претит мне гнусь.

При этом - к теме все ж вернусь.

Поверьте все, кто хочет верить,-

Я не умею лицемерить.

Клянусь святой Марией, слух

Преподл, что я из потаскух:

Свершать грехи или промашки

Мне так же трудно, как монашкеʼʼ.

Грызента͵ кончив этак речь,

Смогла иных к себе привлечь.

Осел Бернар стал сердцем весел,

Когда все за и против взвесил,

ʼʼАх, баронесса, поучиться

У вас могла б моя ослица!

Волкам и псам и всем скотам

Иметь бы жен, подобных вам!

Господь меня обыди карой

И нежного вкусить мне даруй

На пастбище моем репья:

Ведь если верно понял я,

Тем, любит ли вас Лис и манит

Куда, ваш разум не был занят.

Но мир, клонящийся ко злу,

Смрад источает и хулу:

Судя о том, чего не видит,

Он, где бы похвалить, обидит.

Лис, повредившийся рассудком, -

Мы вправе счесть тебя ублюдком,

Тем, кто в недобрый час зачат,

Коль будешь в мир вносить разлад?

Любого весть об этой случке

С Грызентой-довела б до ручки:

В ней жил невинный интерес,

Ведь до того он к ней но лез,

Высокородный славный сир,

Велите заключить им мир

И тем явите Лису милость.

Мне ж поручите, ваша милость,

Как Изенгрин ни виноват

Его, в обиду не давать:

Пускай такою пеня будет,

К какой ваш двор его присудит.

Но если дерзко он готов

Промешкать и презреть ваш зов,

И двор впустую время тратит,

Вина на нем и пусть он платитʼʼ.

Собранье молвит: ʼʼБудь в обиде

На вас, о сир, святой Эгидий,

Коль вызван Лис сюда сегодня

Иль завтра (как вам то угодней)

Не будет: если ж не придет,

То послезавтрашний привод

Злодея будет пусть насильным,

А угощенье столь обильным,

Чтоб долго помнил он приемʼʼ.

Рек Властелин: ʼʼВина на том,

Кто хочет суд вершить со злостью:

Не подавитесь этой костью,

Спесь, возвышающая вас

Над ним, ужалит вас же в глаз.

Я униженье Лиса вижу

И оттого не ненавижу.

Исправиться он захоти,

Вновь будет у меня в чести.

Жену простите, коль всего

Тут, Изенгрин, лишь озорство,

И разведитесь, коль соитье.

Я бы простилʼʼ.- ʼʼСир, погодите,

Тот глуп, кто верит, что жена

Моя искусна и умна,

Коль так, шутница, озорует.

Кто враг мне - ныне торжествует.

Из каждой дырки вслед кричат:

„Вот, и ревнив он, и рогат!ʼʼ

Но если я по приговору

Подвергнут должен быть позору,

Отмщен позор пусть будет мной:

Пойду на Лиса я войной

Еще до сбора винограда,

И не спасет его ограда,

Запор, и лаз, и крепкий фортʼʼ.

Король воскликнул: ʼʼЧто за черт!

Сир Изенгрин, как вас, задиру,

Склонить нам повернее к миру?

Хотите выиграть войну,

Сразить его, держать в плену?

Святой мне Леонард свидетель -

Лис наметает столько петель,

Что вы позор скорей, чем он,

Потерпите, как и урон.

К тому ж на мир дана присяга

Зверями - всей стране на благо.

Готовый ею пренебречь

Ждет на себя беду навлечьʼʼ.

Столь Изенгрин миролюбивым

Владычным огорчен призывом,

Что как тут быть и кончить чем,

Не понимает он совсем:

Меж двух скамей на землю сел,

Хвост свесив между ноᴦ.

Но дел Весь ход вдруг повернул к удаче -

Господь вмешался, не иначе:

Вот-вот король, как ни сердит

Истец, указ свой утвердит,

И будет заключен чин-чином

Меж Лисом мир и Изенгрином,

Но Шантеклер с Пестрой двором

Вдруг узрен; едут впятером

На Лиса жалиться: владыка,

Вот греческий огонь, туши-ка!

Петух, то бишь сир Шантеклер,

Пестра, чьи яйца всем пример,

Розет, Чернава и Беляна

Спешат, теснясь вокруг рыдвана,

Который пологом укрыт,

Под коим курица лежит,

Недвижная, поверх подстилки,

На похоронные носилки

Наброшенной. А это Лис

Не то чтобы ее загрыз,

А взял на зуб да вырвал ляжку,

Да крылышка лишил бедняжку.

Судом владыка вот как сыт,

Уж больно жалобщиков вид

Докучлив: курицы трепещут,

Ладони Шантеклера плещут;

Но вот Пестра и с нею вся

ʼʼО псы и волки и все звери,

Боль разделить моей потери

Молю я, ради бога, вас!

Мне тошен каждый лишний час

Прожитый, смерть же не страшит:

Пусть жизни Лис меня лишит!

Пять братьев мне отец оставил -

О, боль утраты! Всех отправил

В утробу Лис, бесстыжий вор!

Мать подарила пять сестер:

Девицы, чистые натуры,

Прелестнейшие, словом, куры.

Гребенем-с-Ясеня они

Покрыты были в оны дни:

Что яйца" понесут, он чаял,

Но зря - одну лишь не замаял

Немедля Лис, а большинство

Вмиг скрылось в пасти у него.

И вот, лежит во гробе тело,

Что было нежно и дебело.

Сестра, зачем свою сестру

Вы бросили одну в миру,

Где ей не встретиться уж с вами?

О Лис, будь ввергнут в злое пламя!

Как много раз душил ты нас,

Подстерегал, калечил, тряс,

И в клочья наши рвал наряды,

И гнал до самой до ограды.

Вчера под дверь мне поутру

Лис бросил мертвую сестру

И ускакал в долину.

Кони Гребёня были все в разгоне,

А как догонишь, в случае если пеш!

Я с жалобой пришла, но где ж

Тут справедливость! Он недаром

Вас не боится, в случае если карам

И гневу два листка ценаʼʼ,

Едва договорив, она,

А с ней и вся родня, в припадке

Упала посреди площадки.

Чтоб оживить четверку дам,

Встать со скамей волкам и псам,

И всем зверям пришлось на время

И им водой обрызгать темя.

Очнувшись, к королю тотчас

(Как повествует наш рассказ),

Шаги направив, горемыки

Спешат упасть у ног владыки,

И Шантеклер, простершись в прах,

Омыл стопы его в слезах.

Пленен владыка Шантеклером:

Хоть юн, но рыцарь по манерам,

Тот испустив тяжелый вздох,

Что вызывал переполох

Всегда, он голову подъемлет.

Кто вздоху льва иль реву внемлет

Будь то медведь или кабан -

Трепещет, страхом обуян.

А заяц Трус по двое суток

В горячке, так он к звукам чуток.

Трясет и всех придворных сплошь,

И самых смельчаков бьет дрожь.

Но вот и хвост уж поднят грозно:

Решив, что дело столь серьезно,

Что тронет каждую семью,

Владыка начал речь свою:

ʼʼПестра, даю вам, дама, слово,

Свидетель мне душа отцова,

Что так бы днесь без добрых дел

И жил, когда б не захотел

Вред, нанесенный вам, исправить,

Велю я Лиса к нам доставить,

Чтоб ваши видели глаза

И уши вняли, сколь гроза

Возмездья нашего ужасна.

Судить я стану беспристрастно

Дела разбоя и убийствʼʼ.

Немедля после сих витийств

Поднявшись, Изенгрин взял слово:

ʼʼРешенье ваше образцово.

Сир, я хвалы не подберу

Тому, что вы и за Пестру

Отметите, и за даму Крапу,

Которой Лис оттяпал лапу.

Я это говорю не в злобе,

Но из сочувствия к особе

Усопшей я бы сделал так,

Чтоб был наказан Лис, мой врагʼʼ,

Вновь император рек: ʼʼДрузья,

Премного сердцем скорбен я.

Не первые пришли посланцы

Ко мне: и вы, и чужестранцы

Здесь жалуетесь то на блуд

И униженье, то на студ,

Которому подвергнут я им,

Бирюк, вот вам епитрахиль,

Чтоб дать душе проститься с телом.

Буйян, а вашим будет делом,

Спустившись меж холмами в падь,

Могилу начинать копатьʼʼ.

- ʼʼО, сир, будь так, как вы решилиʼʼ,-

Сказал Бирюк. В епитрахили

Он делает собранью знак,

По коему король и всяк

Из присных, кто в каком был виде,

Враз приступают к панихиде.

Сеньор Медлив-слизняк весьма

Исправно три прочел псалма,

Рванель стихиры спел под пенье

Брехмерово, то бишь оленье.

Чин панихидный был отпет,

Когда приблизился рассвет:

Труп, к погребению готовый,

Несут, в сосуд вложив свинцовый,

Всех изумлявший, столь красив

Он был. Под деревом зарыв

И мрамор возложив на яму

(Написано, как звали даму,

На нем, и сколько было лет),

Все шлют прощальный ей привет,

И эпитафию ваяло

Немедля чье-то начертало:

ʼʼЛежит под древом на горе

Та Крапа, что сестра Пестре:

Лис, отягчась грехом сугубым,

Ее убил, поддевши зубомʼʼ.

Над нею слезы так лила Пестра и

Лиса так кляла,

Так Шантеклер, стоявший еле,

Был слаб, что очень их жалели.

Но понемногу плач утих,

И отступила скорбь от них:

ʼʼО император! - молвит свита.-

Мы наказать должны бандита

За то, что шкодил, куроцап,

И множество отгрыз нам лапʼʼ.

Владыка отвечал: ʼʼЕще бы!

Бирюк, бояться сей особы

Вам нет причин, любезный брат.

Даю три дня, чтоб с ним назад

Прийти: не будет суд отсроченʼʼ.

Бирюк в ответ: ʼʼЯ буду точенʼʼ.

Спустившись с косогора в дол,

На рысь он тотчас перешел

И, знай, трусит, не отдыхая.

Когда он отбыл, вот какая

Нечаянность произошла,

Ухудшив Лисовы дела.

Мессира Труса лихорадке

(Которой, помните, припадки

Два длились дня) пришел конец

Внезапно - милостив творец! -

У дамы Крапы на могиле:

Припав, когда ее зарыли,

К гробнице, здравым встал от сна.

Что мученица впрямь она,

Дошли до Изенгрина слухи:

Стал жаловаться, тотчас в ухе

Болезнь какую-то пашед.

Лечь у могилы дал совет

Рванель, и, вдохновленный словом

Его, он лег - и встал здоровым.

Но вера их была не та͵

Что несомненна и чиста͵

И хоть Рванель свидетель, все ж

Двор рассудил, что это ложь.

При этом счел иной придворный

И доброй новость, и невздорной.

Но счел дурной ее Гринбер,

В защиту Лиса массу мер

Принявший в тяжбе их с Тибером.

Бирюк-Медведь

А Лис, к каким прибегли мерам

Теперь, не зная, обречен:

Бирюк уже под сенью крон,

Малпертуи укрывших, рысью

Трусит по тропке в крепость лисью.

Но вход медвежьей туши уже:

Так что остался он снаружи,

Уставившись на барбакан.

А Лис, чье ремесло - обман,

Пойдя в момент его прибытья

Вздремнуть, забрался в глубь укрытья,

В норе была припасена

Им курица, весьма тучна,

Поскольку завтрак был не тяжек,

Всего из двух цыплячьих ляжек,

Проводит в неге он досуᴦ.

У стен меж тем стоит Бирюк.

ʼʼОткликнитесь! - несутся крики.-

Лис, я Бирюк, посол владыки!

Идемте в поле: передам

Приказ вам королевский тамʼʼ,

Лис сразу опознал медведя

По очертаньям и, в беседе

Поддеть, как следует, его

Задумав, начал таково:

ʼʼБирюк, вы ль это, друг любезный?

Затеей было бесполезной

Вас заставлять сюда идти.

Я сам ведь шел уже почти:

Мне лишь изысканной, французской

Полакомиться бы закуской.

Но коль двором устроен пир,

Вельможа просьбой: „Руки, сир,

Омойте!" - там бывает встречен.

Привечен тот, кто обеспечен.

Быка под соусом внесут

Сперва, и вдоволь прочих блюд:

На всех сеньоров хватит пищи.

Напротив, тех к столу, кто нищи,

Чья жизнь-ни к черту, кус дерьма,

Не приглашают, ни в дома.

Хоть прижимают ближе к лону

Еду и держат оборону,

Псы успевают хлеб стянуть.

Питье раз в день, и то чуть-чуть.

Не получить им ниоткуда

Второй раз ни питья, ни блюда.

Костей, сухих, как уголь, где б

У слуг поклянчить, смотрят.

Хлеб Зажат у каждого в ладони.

У сенешалей быть в загоне

Привыкли и у поваров.

Иной сеньор дает им кров,

Чтоб в низких помогли затеях,-

Сгори они и вихрь развей их!

Хлеб для него крадут, есть слух,

И мясо, чтоб кормил он шлюх.

Дабы избечь судьбы плачевной,

Я съел за трапезой полдневной

Немного сальца и горох,

Притом что завтрак был неплох:

Мед, купленный за семь денье,

Из свежих сот, был вкусен мнеʼʼ.

- ʼʼХристе,- тот молвит,- сыне божий!

Святый Эгидие, его же

Чтим тело! Есть ли данный мед

Еще? Не может мой живот

Ни в чем такой, как в меде, сыти

Найти и смака. Сир, ведите

Меня, и помогай мне бог!ʼʼ

Не фыркнуть Лис в ответ не мог -

Уж чересчур тот легко обманут,-

И пояс, коим дурень стянут,

Он незаметно окропил,

Сказав: ʼʼКогда б уверен был,

Что в вас союзника, коль туго

Придется мне, найду и друга,

Клянусь Ровелем-сыном, мед

Я б выжал вам из свежих сот

И, чтоб набит был до отказу

Живот, вас проводил бы сразу

В лес Ланфруа-лесовика.

Но нужно ль? Думаю, пока

Не стоит. Окажу как другу

Я, потрудившись, вам услугу,

А вы мне сделаете злоʼʼ.

- ʼʼСир Лис, что с вами? Иль пришло

К разрыву наше вдруг знакомство?ʼʼ

- ʼʼДаʼʼ.- ʼʼВ чем причина?ʼʼ

-ʼʼВероломство, Желанье нанести удар

Предательскийʼʼ.- ʼʼВо власти чар

Вы, Лис, коль на меня сердитыʼʼ,

- ʼʼНу ладно, мы отныне квиты

На вас я злобу не сорвуʼʼ.

- ʼʼПочтенье к Властелину-льву

Питая, я дурным порывам

Столь чужд, что, будь вы справедливым,

Сочли б немыслимей всего

Во мне обман и плутовствоʼʼ.

- ʼʼДовольно, верю вам вполне,

Лишь будьте впредь добры ко мнеʼʼ.

И в путь пустились в одночасье

Лис с Бирюком уже в согласье,

Легка дорога, цель близка:

В лес Ланфруа-лесовика

Скакали, отпустив поводья,

И спешились, прибыв. Угодья

Все Ланфруа меж тем на скуп

Решил отдать и, первый дуб

Начав валить, над комлем дуба

Под клинья сделал два надруба.

ʼʼБирюк,- промолвил Лис,- родной,

Вот и обещанное мной.

Там улей, загляни в колоду.

Час трапезы, вкусим же меду.

Сейчас полакомишься всластьʼʼ.

Медведь в дупло сначала пасть

Сует, потом за лапой лапу.

Толкает снизу Лис растяпу,

Чтоб побыстрее лез, и вбок

Кричит: ʼʼРаскрой пошире глотку!

Ждал посластить медком бородку,

Сын потаскухи,-рот открой!ʼʼ

Ну, плут! ну, розыгрыш презлой!

И сколь наказан тот судьбиной,

Кто капли меда ни единой

Не выпьет, не оближет сот!

Бирюк сидит, разинув рот,

А Лис, чтоб завершить бесчипье,

С трудом, но вышибает клинья.

Когда же выбил, то не мог

Бирюк извлечь башку и бок,

Застряли в сердцевине дуба:

Сиди, хоть любо, хоть нелюбо,

Коль западнею защемлен.

А Лис, не каясь (ибо он

Не думает об исправленье),

Стал в безопасном отдаленье.

ʼʼБирюк,- он молвит,- эку прыть

Вы проявили, чтоб схитрить,

Дабы не пробовал я меду.

Но знаю, как мне быть, коль шкоду

Вам повторить на ум взбредет.

Подлец вы, в случае если данный мед

Не выкупите щедрой платой.

Уж то-то были б провожатый

Вы мне, уж то-то мне была б

От вас защита͵ будь я слаб,-

Оставили бы груш мне вялыхʼʼ,

На этом разговор прервал их

Сам Ланфруа, сир лесовик,

И в чащу Лис умчался вмиᴦ.

А тот глядит: медведь распялен

На дубе, им который свален

Быть должен,- и в село бегом.

ʼʼАту! - кричит.-

Медведь! Возьмем

Руками голыми его мы!ʼʼ

Селяне в рощу, им ведомы,

Пустились. На медведя шел

Кто взяв топор, кто цеп, кто кол,

Кто жердь в шипах. Спиной их взмахи

Предощущая, ждет он в страхе,

Трясется, слыша грозный шум.

Но тут приходит мысль на ум,

Что лучше уж лишиться пасти,

Чем быть у Ланфруа во власти,

Чей поднят выше всех топор.

Тянул и дергал, лез и пер

(Мех содран, рвутся сухожилья)

Так яро он, что от усилья

Вся шкура в клочья, перелом

В затылке, кровь бежит ручьем,

На лапах и башке нет кожи,-

Страшней никто не видел рожи.

Весь окровавлен; морду снес

Вчистую; череп без волос

Настолько, что на сумку годен.

Но сын медведицын свободен

В конце концов: ведет тропа

В глубь леса. Вслед вопит толпа

Селян: Бормот, сын сира Жилы;

Храбьер из рода Копитвилы;

И сам Гребень, и сын Каплун;

Хулейн де Кречет, тот, что юн;

Одран из черни де л"Угла,

Что удушил жену со зла;

За ним Тягун, печник села,

Супругой чьей Карга была;

Умор из рода Сбитыкосы

С Тру едином, отпрыском Раскосы;

И сын Обжоры де ля Пляс,

Что топором все время тряс;

И сир Губер де Грузноват,

И с ним Косарь де Голопят.

Медведь же мечется, как спьяна.

Отец Мартин из Орлеана,

Священник приходской, в лесочек

Привезший слить навоз из бочек,

Успел ударить лишь разочек

Его, но точно между почек,

Едва на месте не убив:

Он оглушен и еле жив.

В столярном и фонарном деле

Толк знавший - притаился в щели

Меж двух дубов и бычий рог

Ему всадил по комель в бок.

Дубьем селян избит-изломан

Так сильно, что с большим трудом он

Удрал и с множеством потерь.

Ну, встреться Лис ему теперь,

Уж он в капкан его загонит.

Но, слыша, как он скорбно стонет,

Направил Лис стопы свои

Вновь к крепости Малпертуи,

Чьим стенам не страшны подкопы,

Ни штурм. Вдруг с Бирюком их тропы

Сошлись. Две шутки Лис припас,

Кричит: ʼʼГляжу, дела у вас

Шли с медом Ланфруа не гладко -

Без друга лакомство не сладко?

На вид же вы - как еретик.

Ну, ждите бед: последний миг

Едва ли будет ваш ободрен

Священником. Каков же орден,

Что капюшон на вас столь ал?ʼʼ

В ответ ни слова не сказал

Медведь, сломили так беднягу

Несчастья, но прибавил шагу:

Не получить бы новых ран

От Ланфруа и всех селян.

Коня пришпорив для разгона,

Он в час полуденного звона

Туда влетел во весь опор,

Где лев держал свой пышный двор,

На паперть грохнулся бессильно:

Кровь по лицу бежит обильно,

К тому же и безухий он,

Чем двор немало удивлен.

ʼʼКто это сделал? - рек владыка.-

Бирюк, кто вас постриг так дико,

Что чуть не снята голова?ʼʼ

Медведь лишь бормотать едва

Способен, от потери крови.

ʼʼКороль,- он молвил в кратком слове,-

То, что угодно видеть вам,-

Все Лис!ʼʼ - и пал к его ногам.

Кот Тибер

Кто б видел, как с громовым рыком Лев шкуру в гневе рвал великом И клялся смертью и душой: ʼʼВред нанесен тебе большой. Прочь милосердье! Пусть о мести Моей узнают в каждом месте! Душой клянусь и кровью ран, Всей Франции мной будет дан Урок! Эй, кот Тибер! Вы к плуту Отправитесь сию минуту. Прийти велите рыжей твари: Подвергну справедливой каре Его в присутствии двора. Пусть не несет ни серебра, Ни злата: нет такой уловки, Спасла чтоб шею от веревкиʼʼ. Кот отказаться не дерзнул: Когда б и мог, не увильнул - В конечном счете не его ли То долг? Идет по доброй воле Священник, нечего тянуть! Меж ручейками вьется путь Лужком. Вот влево повернула Тропа. Тибер пришпорил мула И вскоре встал у врат с мольбой, Чтоб бог и Леонард святой, Защитник ввергнутых в оковы, По зову были бы готовы От Лисовых избавить рук Его, ибо какой ни друг, Подлей и злей не знал он зверя, Да и живет, в творца не веря. Уже у двери вкривь и вкось Пошли дела: все началось С того, что, остановлен трелыо Дрозда-попутчика меж елью И ясенем, он поднял крик: ʼʼПравей, правей!ʼʼ Тот влево - прыᴦ. Задумался, что значит это, Тибер: недобрая примета Его смущает и страшит. Он знает, что его ждет стыд И скорбь и тяжкая истома. Топчась из страха возле дома, Чтоб гнева Лиса не навлечь, Он издали заводит речь (Без шансов ход предвидеть встречный): ʼʼЛис,- говорит он,- друг сердечный, Ответствуйте: вы у себя?ʼʼ И Лис ответствует, шипя Сквозь зубы, чтобы он не слышал: ʼʼСебе на горе в путь ты вышел И в том, где я пасусь, краю Явился на беду свою! Есть для тебя головоломка У насʼʼ. И восклицает громко: ʼʼТибер, благословен еси! Из Рима вас ведут стези Иль от Иакова святого - Неважно: к встрече все готово, Вас ждут, как Троицына дняʼʼ. Гроша не стоит болтовня, Но как, пройдоха, мягко стелет. Тибер в ответ свое, знай, мелет: ʼʼЛис, вам владычный гнев грозит. Я пас: не значит мой визит, Что я вас ненавижу люто,- За вас владыка взялся круто. Двор против вас: принятья мер Все ждут. Лишь ваш кузен Гринбер, Пожалуй, гнев их не разделитʼʼ, Лис же на это вот что мелет: ʼʼТибер, что нам до их угроз! Пусть точат зубы: yа допрос Явлюсь. Живу я как умею. Р азоблачив при всех затею Врагов моих, сражу задирʼʼ. - ʼʼКак это мудро, славный сир! Я вас хвалю, я вас люблю. Но адский голод я терплю: Ворону б слопал, а уж блюду Из курицы как рад я буду! Короче, есть ли здесь еда?ʼʼ - ʼʼПриносит много мне вреда И неудобств,- ответ был Лиса,- То мышка тучная, то крыса. Таких вы не едите блюд?ʼʼ - ʼʼЕм, емʼʼ.-ʼʼЛовить их-тяжкий трудʼʼ. - ʼʼМое призвание - охотаʼʼ. - ʼʼТогда съедите их без счета͵ Когда приблизится рассвет. Я впереди пойду, вы вследʼʼ. Покинул Лис нору. Не видит, К нему пристроясь, кот, что выйдет Тут плутня иль другое зло, Таясь, идут они в село, Откуда то петух, то кура На кухню Лиса-бедокура Вносились часто. ʼʼПрямо в дом К священнику, Тибер, пойдем,- Лис по дороге точит лясы.- Я знаю все его припасы: Что взять пшеницу, что овес - Полно, хоть мыший род нанес Ущерб им, добрых полмюида Сожрав,- сам видел, вот обида. На днях случилось мне нести Оттуда кур: из десяти Пяток сегодня мною слопан, Пяток же на потом закопан. Влезай смелее, вот он вход, И набивай себе живот!ʼʼ Плут, так ли, этак ли, обманет: Амбар священника не занят Был ни овсом, ни ячменем, Труды мирские - не по нем.

(Кот попадает в западню. Лев отпускает Лиса в покаянное паломничество, но тот обманывает владыку. Звери отправляются в поход на Малпертуи.)

Роман о лисе - понятие и виды. Классификация и особенности категории "Роман о лисе" 2017, 2018.

Старофранцузский «Роман о Лисе» и проблемы средневекового животного эпоса

Vor Jahrhunderren hätte ein Dichter dieses gesungen?

Wie es das möglich? Der Stoff ist ja von gestern und heut.

F. Schiller. Xenien. 270. Reineke Fuchs

Автором первой из этих поэм был некий Пьер де Сёп-Клу. Около 1175 г. он написал восьмисложным стихом с парной рифмой историю о приключениях Лиса и его антагонистов. Размер был не новый: им писалось большинство стихотворных повествовательных произведений эпохи - рыцарские романы, назидательные сочинения, описания животных («бестиарии»), басни и т.д. Этим размером писали и все продолжатели Пьера де Сен-Клу. Их поэмы, которые обычно называют «ветвями» (от франц. branches), не заставили себя ждать: за тридцать лет, до 1205 г., было написано около двадцати таких поэм. Ученые справедливо отмечают определенное единство «ветвей», созданных между 1175 и 1205 гг., хотя в изложении событий здесь нет ни строгой последовательности, ни логики. Единство это не сюжетное. Оно реализуется на уровне трактовки персонажей, которые обладают фиксированными характерами и постоянными функциями в повествовании. Отметим сразу же композиционную «открытость» этого причудливого целого: незавершенность основного конфликта «Романа» - вражды и соперничества лиса Ренара и волка Изенгрина, в который включаются и другие представители животного мира, от льва до улитки,- позволяла создавать все новые поэмы, посвященные очередным проделкам Лиса. И если «ветвь» XVII-я отчасти резюмирует и подводит итог предыдущим, повествуя о кончине основного протагониста, то и этот итог оказывается мнимым - в действительности Лис не погибает и вновь готов к новым каверзам и проказам. Поэтому не приходится удивляться, что и позднее создавались очередные «ветви» «Романа», причем они не только продолжали его, пристраиваясь к его концу, но и вплетались в его середину и даже становились в его начало: так, после 1205 г. возникли ХIII-я «ветвь», рассказывающая, как Лис покрасился в черный цвет, и «ветвь» XXIV-я, посвященная «героическому детству» Лиса и Изенгрина, которая стала своеобразным прологом ко всему корпусу «Романа». Видимо, законы циклизации, ее приемы и методы однотипны, идет ли речь о героическом эпосе, рыцарском романе или же о таком своеобразном произведении, каким является «Роман о Лисе».

"Роман о Лисе" ("Roman de Renari") создавался в период расцвета средневековой культуры. В конце XII в. появились первые небольшие поэмы (которые впоследствии стали называться ветвями), посвященные отдельным приключениям Лиса, в начале XIII в. они объединились в более обширное произведение, которое затем в течение столетия расширялось за счет присоединения новых эпизодов. Самую раннюю "ветвь" написал Пьер де Сен-Клу , в современных изданиях поэмы она обычно идет под номером II. Наиболее удачной в литературном отношении, однако, считается ветвь I, а также примыкающие к ней ветви Iа и Ib, авторы которых, так же как и другие последователи Пьера де Сен-Клу, неизвестны.

"Роман о Лисе" – произведение очень своеобразное и очень характерное для городской литературы. В нем рассказывается о забавных – но нередко и жестоких – проделках Лиса Ренара, его вражде с волком Изенгрином, взаимоотношениях с владыкой зверей львом Ноблем, его двором, состоящим из всевозможных животных: петуха Шантеклера, барсука Гринбера, кота Тибера и многих других, любовных интригах с супругой Изенгрина волчицей Грызентой и львицей, о его многочисленных победах над врагами и редких поражениях.

Как и многие другие созданные в недрах городской культуры памятники словесности, "Роман о Лисе" опирается на различные традиции, переосмысливая их в духе городской идеологии. Многоосновность романа можно легко заметить, обратившись к его источникам (или "подступам", по терминологии едва ли не единственного отечественного исследователя романа А. Д. Михайлова ). К таким "подступам" относят восходящие к Античности басни, которые были хорошо известны и имели широкое хождение в Средние века, их сборники нередко носили название "изопетов" – от искаженного имени античного баснописца Эзопа, одновременно с "Романом о Лисе" во Франции были созданы, например, "Изопет I Парижский", а также "Изопеты" за номерами II и III.

К источникам "Романа о Лисе" причисляют также бестиарии, сборники о животных, авторы которых пытались обобщить известные им факты естественнонаучного характера, но, как правило, давали им иносказательную интерпретацию, изображая то или иное животное как воплощение добродетелей или грехов. Несомненное влияние оказали на "Роман о Лисе" и народные сказки, истории, побасенки о животных, которые создавались в разных странах на протяжении всего Средневековья.

В "Романе о Лисе" органично переплелись традиции, восходящие к средневековому героическому эпосу и куртуазной литературе, средневековому аллегоризму, с новым, вырабатываемым городским сословием взглядом на мир и художественными способами его воплощения.

Традиции средневекового героического эпоса используются в "Романе о Лисе" и всерьез, и пародийно. Если говорить об их серьезном использовании, то необходимо отметить, что история создания "Романа о Лисе" очень напоминает историю создания "Песни о Роланде" или "Песни о Сиде". И в случае с "Романом о Лисе", и в случае с эпическими поэмами крупные произведения возникли как результат циклизации вокруг фигуры центрального героя небольших, как правило, анонимных, стихотворных повестей об отдельных событиях его жизни.

Однако в "Романе о Лисе" есть и эпизоды, пародирующие героический эпос. Это прежде всего "ветвь" XI, повествующая о походе императора льва Нобля против язычников. Здесь в сниженном пародийном духе представлены многие мотивы и эпизоды, которые были хорошо известны средневековым слушателям по героическим "Песням". Язычники, против которых сражаются войска Нобля – это скорпионы и верблюды; колонны королевских войск возглавляют такие герои, как заяц Трус, медведь Бирюк, еж Шпынарь, петух Шантеклер, сами имена которых в контексте военной терминологии вызывали смех. Как и в "Песне о Роланде", королевскую армию благословляет на бой служитель церкви – протопресвитер осел Бернар. В роли главного эпического героя выступает петух Шантеклер, который рубит головы направо и налево, поражает таких сильных противников, как буйвол, являя "доблесть и отвагу / И таковое мастерство / Военное, что никого / Нет в войске, кто ему подобен". Однако несмотря на храбрость и воинские умения Шантеклер погибает, как и еж Шпынарь. Их тела отвозят на родину для погребения. Этот эпизод явно перекликается с эпизодом смерти Роланда и его побратима Оливье.

Многое в "Романе о Лисе" восходит к куртуазной литературе. Лев Нобль очень напоминает короля Артура, отчасти и короля Марка из "Тристана и Изольды". Как Артур, он мудр и справедлив, подданные воспринимают его как оплот порядка и закона и непрестанно являются к нему с жалобами на Лиса. Как Марк, он во многом зависит от своих придворных, именно они, как и бароны дяди Тристана, постоянно побуждают Нобля к действиям против героя. Авторы "Романа о Лисе", подобно авторам куртуазных романов, достоверно воспроизводят многие реалии феодального быта, описывая "валы, бойницы, равелины" замка Лиса или рыцарский поединок, при помощи которого решают между собою спор Шантеклер и Ренар. В духе куртуазной литературы трактуется в "Романе о Лисе" и любовная тема. Как в лирике трубадуров, любовь в анализируемом произведении носит внебрачный характер: Лис вовлекает в любовную интригу жену своего вечного врага волка, склоняет к любовным утехам даже царственную львицу.

Однако необходимо подчеркнуть, что, применяя традиции куртуазной литературы для рассказа о жизни животных, авторы "Романа о Лисе" тем самым пародировали их и показывали свое ироническое отношение к ценностям рыцарской культуры, что было столь характерно для писателей, выражавших идеологию городского сословия.

"Роман о Лисе", безусловно, носит иносказательный характер, в нем воплощен средневековый символико-аллегорический взгляд на мир (см. "Роман о Розе"). Однако аллегоризм здесь особый, он-то и определяет специфику образов персонажей "Романа". Они сохраняют многие признаки, присущие животным: имеют хвосты (что комически обыгрывается в ветви 1а, когда армия Нобля осаждает замок Ренара и он ночью привязывает всех спящих врагов за хвосты к деревьям), покрыты шерстью, Лис крадет кур, медведь любит полакомиться медом. Вместе с тем звери часто ведут себя, как люди: они носят платье и кольца, скачут на конях, сражаются на поединках, их мир организован на тех же принципах, что и феодальное человеческое общество. Герои "Романа о Лисе", как правило, наделены человеческими чертами, являясь их олицетворением, или, точнее сказать, "оживотниванием". Так, Лис предстает в поэме как воплощение хитрости, волк – глупости, лев - благородства.

Художественная структура иносказательных образов животных в "Романе о Лисе", как и в "Романе о Розе", построена на переносе значения. Однако авторы этой поэмы, в отличие от Гийома де Лоррис и Жана де Мена, опираясь на фольклорную традицию изображения животных, используют не столько олицетворение и синекдоху, сколько метафору. В народных историях о животных представление о человеке и присущих ему чертах переносилось на животных, которые тем самым сравнивались с человеком. Дублируя, моделируя человеческие отношения, звери – герои "Романа о Лисе" тем самым опять-таки иносказательно характеризуют человека.

Синтез традиций, восходивших к разным видам средневековой культуры, который мы наблюдаем в "Романе о Лисе", был чрезвычайно характерен для городской культуры (см. "Город, или Горизонталь истории"). Принадлежность к ней обусловливает и общий дух памятника, который невозможно определить однозначно. "Роман о Лисе" – это и юмористическое произведение, в котором воплощены многие особенности средневекового комизма, и сатирическое, высмеивающие пороки отдельных представителей общества того времени, и дидактическое, поучающее. Сочетание юмора, сатиры и дидактики являлось отличительной чертой городской литературы, которую авторы фаблио выразили в формуле "развлекать поучая" (см. "Повествовательность").

Юмор в "Романе о Лисе", как правило, непритязателен и связан с забавными ситуациями, в которые попадают герои и которые нередко заканчиваются для них побоями. Обычно в ситуации, вызывающие у читателя смех и крайне неблагоприятные для их участников, заманивает своих врагов Лис. Так, он приглашает Примо, брата своего заклятого недруга волка Изенгрина, полакомиться облатками и церковным вином. Подпоив недалекого Примо, Ренар уговаривает его провести церковную службу, а для начала ударить в колокола. Лис успевает убежать и укрыться в лесу, а волка нещадно избивают сбежавшиеся на звон колоколов крестьяне во главе со священником. В другом эпизоде, воспользовавшись любовью медведя к меду, Ренар советует ему засунуть голову в узкое дупло, что превращает застрявшего в нем Бирюка в легкую добычу для селян. Жестоко избитый, медведь с трудом избегает гибели.

Однако иногда героем комических сцен является и сам Ренар. В начале "ветви" lb Лис в поисках пропитания запрыгивает в открытое окно крестьянского дома и оказывается в чане с краской. Хозяин-красильщик готов прибить зверя, и лишь находчивость и хитрость помогают ему спастись. Характерно, что Лис даже эту неудачу способен поставить себе на службу. Перекрашенная шкура делает его настолько неузнаваемым, что он обманывает преследующего его Изенгрина, выдавая себя за жонглера, приехавшего из Англии. Интересен его монолог, в котором он знакомит нас со своим репертуаром, а значит с репертуаром бродячих певцов XII– XIII вв.

"Но приносить хотел утех

Моим искусством я для всех,

Брать в лэ бретонском верный гон

И знать про Мерлин и Нотой,

Король Артур, святой Брендан,

Про жимолость и про Тристан".

– "А знаешь про Изольду лэ?"
– "Йес, йес, – тот молвит, – сильвупле!"
(Пер. А. Наймана)

Юмор соседствует в "Романе о Лисе" с сатирой. Авторы поэмы, выражая взгляд на мир городского сословия, критически высмеивают несоответствие героев моральному кодексу той социальной группы, к которой они принадлежат, отдельные человеческие пороки, такие как алчность, отдают дань средневековому антифеминизму.

Благородное сословие феодального общества, изображенное в "Романе о Лисе" иод видом двора императора Нобля, отнюдь не отличается благородством. Звери-феодалы предаются бесконечным распрям и междоусобицам, хитрят, обманывают и наушничают друг на друга королю. Сам лев Нобль, воплощение мудрости и справедливости, склонен предать эти моральные принципы, если речь идет о выгоде. Когда он видит, что жена Ренара, только что приговоренного им к казни за все совершенные им злодеяния, готова заплатить за его жизнь большой выкуп, он тут же прощает героя и приказывает отпустить его на волю. Сатирическое воспроизведение недостатков "сильных мира сего" осуществляется в "Романе о Лисе" с позиций народного мировосприятия.

Отношение к женщине, под воздействием церковной морали воспринимаемой как сосуд греха, было в Средние века в известной мере критическим, антифеминистская сатира занимала заметное место в литературе эпохи, особенно в литературе городской. В "Романе о Лисе" сатира на женскую ветреность и неверность представлена на сюжетном уровне, а также выражена словесно. И дама Грызента, супруга феодала-волка, и Львица императора Нобля охотно принимают ухаживания Ренара, львица даже выходит за пего замуж, получив ложное известие о смерти мужа. А сам Лис в тот момент, когда лисица является к королевскому двору с богатыми дарами, чтобы спасти ему жизнь, рассуждает о женской порочности и неверности и абсолютно уверен в том, что в случае его смерти жена "утешится в три дня".

В "Романе о Лисе", как и в других произведениях средневековой городской литературы, критика не затрагивает основ феодального общества, высмеиваются только отдельные его пороки и недостатки. Показывая, как не надо поступать, авторы произведения поучали своих современников, сатира оказывалась тесно связанной с дидактикой. В связи с назидательностью "Романа о Лисе" необходимо остановиться на фигуре его главного героя.

Образ Лиса неоднозначен, он меняется от "ветви" к "ветви". Иногда он предстает как жестокий феодал, притесняющий слабых и непрестанно враждующий с собратьями по сословию – недаром уже в первой части "Романа..." изображена процессия кур, явившихся жаловаться Ноблю на то, что Ренар покалечил одну из них. Иногда Лис показан как семьянин, озабоченный тем, как раздобыть пропитание для жены и детей. Мотив голода, занимающий в произведении значительное место, несомненно, является результатом жизненных наблюдений авторов. Но чаще всего герой ведет себя как озорной и ловкий персонаж городской литературы. Он всегда готов на различные проделки и умеет любую ситуацию повернуть к своей выгоде. Его отличительными чертами являются ум и находчивость, все свои победы он одерживает благодаря именно этим качествам. Ренар оптимист, он полон жизнерадостности и веселья, что и делает его образ необыкновенно привлекательным. Прославляя образом Лиса эти человеческие качества, авторы "Романа..." отражали взгляд на человека, который формировался в городской среде.

Удачный синтез средневековых культурных традиций, сатирическое уподобление феодальной действительности звериному царству, восхищение находчивостью и остроумием героя обусловили популярность, которой "Роман о Лисе" пользовался не только на протяжении Средневековья, но и значительно позже, вплоть до конца XVIII в., когда Гете написал своего "Рейнеке-Лиса".

Круг понятий и проблем

"Роман о Лисе": многоосновность, циклизация, синтез традиций, сословная сатира, аллегоризм, пародийность, анонимность.

Михайлов А. Д. Старофранцузский "Роман о Лисе" и проблемы средневекового животного эпоса // Роман о Лисе. М., 1987. С. 22–26.

Ренар — герой французской средневековой сатирической эпопеи — «Романа о Лисе» («Roman de Renard»), памятника французской городской литературы конца XII—XIV вв.

Данный эпос пользовался огромной популярностью и у соседних с французами германских народов (фламандцы, голландцы, немцы, англичане), которые внесли существенный вклад в развитие образов поэмы.

«Роман о Лисе» представляет собой две дюжины сказок, или «ветвей», которые возникали в разное время между 1175 и 1250 гг. и были искусственно сведены воедино переписчиками, вероятно, лишь по той причине, что в большинстве из них действуют одни и те же главные «персонажи» — лис, волк, лев и некоторые другие.

Ренар — фигура аллегорическая: он олицетворяет разные виды человеческого поведения (позднее — недостатки, которые они подразумевают).

В прологе к III Ветви «Ренара» комически описана мифологическая история сотворения животных: мановением руки Ева порождает Волка и Лисицу (Goupil); автор раскрывает перед нами «смысл» этого факта:

«Сей лис иносказательно означает Ренара, большого пройдоху.
С тех пор всех, кто хитер и ловок, называют Ренаром…
Знайте же, что Изенгрин, дядя Ренара, был великий вор…
Он иносказательно означает волка, который украл овец Адама.
Всех, кто хорошо умеет воровать, по праву называют Изенгрином».

Основной сюжетной линией произведения является победоносная борьба умного Ренара с грубым и кровожадным волком Изенгрином и с сильным и глупым медведем Бреном. Лис обводит вокруг пальца Льва Нобля (короля), постоянно насмехается над глупостью Осла Бодуэна (священника).
В последних ветвях романа, относящихся к XIII в., а также в написанной пародии развлекательный, комический элемент сменяется острой сатирой на королевскую власть, феодальную знать и духовенство.
Следует обратить внимание на германское, а не романское происхождение говорящих имен некоторых героев "Ренара" - волк Ysengrim ("железный оскал"), медведь Bruin ("бурый") и т.д.
Таким образом, можно предположить, что первые французские памятники цикла «Роман о Лисе» опираются на более ранний германский (возможно, фламандский или нидерландский) источник.

Краткое содержание: Роман о Лисе

Король зверей лев Нобль устраивает прием по случаю праздника Вознесения. Приглашены все звери. Лишь пройдоха Лис дерзнул не явиться на королевский пир. Волк Изенгрин подает льву жалобу на Лиса, своего давнего врага: мошенник изнасиловал жену волка Грызенту. Нобль устраивает судебное разбирательство. Он решает дать Лису шанс исправиться и вместо жестокого наказания приказывает Изенгрину заключить с Лисом мирный договор.

В этот момент звери видят похоронную процессию: петух и куры несут на носилках растерзанную Лисом курицу. Они падают в ноги Ноблю, умоляя его покарать злодея. Разгневанный лев приказывает медведю Бирюку найти Лиса и доставить во дворец. Но хитрому пройдохе удается и его обвести вокруг пальца: он заманивает любителя меда к пчелиному улью, и неуклюжий Бирюк застревает в дупле дуба. Лесник, увидев медведя, созывает людей. Еле живой, забитый палками, бедняга возвращается к Ноблю. Лев разгневан. Он поручает коту Тиберу доставить злодея. Не посмев ослушаться приказа владыки, тот отправляется к Лису. Он решает хитростью и льстивыми речами завлечь преступника во дворец. Но и на этот раз ловкий проныра надувает королевского посланника. Он предлагает ему отправиться вместе на охоту — в амбар к священнику, где много мышей, и в курятник. Кот попадает в западню.

Разъяренный лев решает пойти войной на преступника. Звери отправляются в поход. Подойдя к крепости, где скрылся Лис, они понимают, что не так-то просто преодолеть каменные стены. Но, охваченные жаждой мести, звери все же разбивают лагерь вокруг замка. Целыми днями штурмуют они крепость, но все их усилия тщетны.

Звери, потеряв всякую надежду взять крепость, ложатся спать. Лис же тем временем, потихоньку выбравшись из замка, решает отомстить врагам. Он привязывает хвосты и лапы спящих к стволам деревьев и ложится под бок к королеве. Проснувшись, испуганная львица поднимает крик.

Звери, увидев Лиса, пытаются подняться, но не могут сдвинуться с места. Слизняк Медлив, решив всех освободить, сгоряча рубит им хвосты и лапы. Лис уже готов удрать, но в последний момент Медливу удается схватить прохвоста. Наконец-то Лис пленен.

Нобль выносит жестокий, но справедливый приговор — казнить лгуна и злодея. Жена и сыновья Лиса, узнав, что ему грозит неминуемая гибель, умоляют владыку помиловать преступника, предлагая взамен богатый выкуп. В конце концов лев соглашается простить Лиса, но при условии, что тот оставит свои дерзкие проделки. Обрадованный Лис скрывается, как только с его шеи снимают веревку. Но выясняется, что в толчее и неразберихе Лис совершил еще одно преступление — раздавил мышь. А его уже и след простыл. Нобль приказывает каждому, кто увидит преступника, не дожидаясь судебного разбирательства, расправиться с ним на месте.

Тяжелые времена наступили для Лиса, Он вынужден скитаться, скрываясь от всех. Не так-то легко стало добывать себе пропитание. Но хитрость и смекалка по-прежнему выручают его. То ему удается льстивыми речами выманить у ворона кусок сыра, то он надувает рыбаков, возвращавшихся домой с богатым уловом. На этот раз Лис притворяется мертвым, и простаки кладут его в повозку. Тем временем проныра досыта набивает себе брюхо, да еще и прихватывает часть добычи с собой. То-то радовались его домочадцы!

Тем временем Изенгрин, рыщущий в поисках съестного, подходит к дому Лиса. Учуяв запах жареной рыбы, он, забыв о смертной вражде с Лисом и все его преступления, просит накормить его. Но хитрец говорит волку, что ужин предназначается монахам, а они принимают в свою общину каждого, кто захочет. Изголодавшийся Изенгрин изъявляет желание вступить в

Тиронский орден. Лис уверяет волка, что для этого необходимо выстричь тонзуру. Он велит ему просунуть голову в дверную щель и поливает ее кипятком. Когда же волк, измученный этими пытками, напоминает ему о том, что тот обещал его накормить, Лис предлагает Изенгрину самому наловить себе рыбы. Он отводит его на замерзший пруд, привязывает к его хвосту ведро и велит ему опустить его в прорубь. Когда лед замерзает и волк уже не в силах сдвинуться с места, к пруду собираются люди. Увидев волка, они с палками набрасываются на него. Оставшись без хвоста, Изенгрин едва уносит ноги.

Король зверей Нобль внезапно заболевает тяжелой болезнью. Со всего света стекаются к нему прославленные врачеватели, но ни один из них не может помочь льву. Барсук Гринбер, который приходится кузеном Лису, убеждает его, что единственный способ заслужить прощение и добиться благоволения короля — исцелить его. Собрав в чудесном саду целебные травы и обобрав спящего пилигрима, он предстает перед Ноблем. Король разгневан тем, что наглый Лис посмел явиться ему на глаза; но тот объясняет Ноблю цель своего визита. Он говорит, что для исцеления больного потребуется шкура волка, рога оленя и шерсть кота. Король приказывает слугам исполнить его просьбу. Лис ликует: Изенгрин, олень и кот Тибер — его давние враги и обидчики — теперь опозорены навсегда. С помощью снадобий, приготовленных Лисом, король выздоравливает. Хитрец наконец завоевывает любовь короля.