О Гоголе можно определенно сказать, что он горячо и пламенно не любил ни русских людей, ни русской природы. А вот для Малороссии, для малорусской природы, для малорусской истории, для Тараса Бульбы Гоголь имел в сердце неиссякаемый родник любви...

С.ВЕНГЕРОВ, русский историк литературы

В конце декабря 1840 года в одном из писем к своим московским друзьям-покровителям Гоголь писал: «Да, чувство любви к России, слышу во мне сильно...». Ярче этот тезис прозвучал в письме к С.Т. Аксакову от 21 февраля 1841 года: «Теперь я ваш; Москва моя родина. В начале осени я прижму вас к моей русской груди». Дальше - больше: в августе 1844 года - признание А. Данилевскому: «...Мне Россия и все русское стало милей, чем когда-либо прежде......», а в апреле 1846-го, находясь в Риме, он уже называл ее в своих письмах «раем», «каким для меня кажется теперь наша требующая любви нашей Россия»...

И это при том, что всего несколькими годами ранее в письме к В.А. Жуковскому из Италии были вот такие его признания: «Моя красавица Италия! Она моя!.. Я родился здесь. Россия, Петербург, снега, подлецы, департамент... - все это мне снилось...». Как противоположность ярким впечатлениям от знакомства с Италией (по его словам, родиной его души), как антитезу сияющему европейскому горизонту рисует Гоголь картины России, где «ничего не привлечет и не очарует взгляд». В автобиографичной повести «Рим» он вкладывает в уста своего героя поражающие воспоминания: «...На севере есть варварская земля Московия, где бывают такие жестокие морозы, от которых может лопнуть мозг человеческий...» 1 Раньше, в марте 1833 года, Гоголь писал с сарказмом о «старой толстой бабе Москве, от которой, кроме щей да матерщины, ничего не услышишь».

Характерный подтекст в авторских пафосно-лирических отступлениях, приведенных Гоголем в «Мертвых душах», например, о Руси-тройке, которым завершается первый том поэмы. Кстати, это - традиционно любимый тезис русской литературы, который трактует его как апофеоз выражения любви Гоголя к России. Но нельзя не согласиться с мнением академика Н. Жулинского, который отмечает, что и сегодня поражает жуткое пророчество Гоголя относительно судьбы России: в знаменитом эпизоде с «русской тройкой» он изображает, как Чичиков-дьявол направляет ее бег в безвестность; через столетие Россию назовут «империей зла», против которой будут выступать народы почти всего мира. 2

Или вот другое авторское отступление, где речь идет не о мифической, будущей, а о реальной, современной для писателя России: «Русь! Русь! Вижу тебя, из моего чудного, прекрасного далека тебя вижу: бедно, разбросанно и неприютно в тебе. [...] Открыто-пустынно и ровно все в тебе; как точки, как значки, неприметно торчат среди равнин невысокие твои города; ничто не обольстит и не очарует взора...» 3 Некоторые авторы трактует это «лирическое отступление» как виденье автором прекрасного будущего России. В действительности все значительно проще: и это отступление, и целые главы «Мертвых душ» были написаны в Париже и в Риме [«Мне даже смешно, - писал Гоголь Жуковскому в ноябре 1836 года, - как подумаю, что я пишу «Мертвые души» в Париже»], когда на Россию Гоголь действительно смотрел издалека и имел возможность сравнивать ее, «бедную, разбросанную и неприютную», с Европой, с прекрасными европейскими реалиями [«Русь! Вижу тебя, из моего чудного, прекрасного далека тебя вижу»]; неслучайно говорят, что все познается в сравнении...

«ЭТИ ПРОКЛЯТЫЕ, ПОДЛЫЕ ДЕНЬГИ...»

И вот произошла радикальная трансформация мыслей и чувств Гоголя: в его письмах из Европы в Россию появились такие выражения, как «чувство любви к России», «моя русская грудь», «мне все русское стало милей»!.. Все эти выражения - из переписки с московскими друзьям. Причем их, этих красноречивых, сдобренных изысканными эпитетами и метафорами выражений, существуют так много, что на их основе В. Мельниченко создал целую энциклопедию под названием «Гоголевская Москва» объемом в 832 страницы! Очевидно, должны были произойти достаточно существенные изменения в сознании писателя и в его отношении к России, в частности к Москве и москвичам. В чем суть этих изменений, этих новых его чувств?

Знакомясь с эпистолярным творчеством Гоголя, с многочисленными письмами к его друзьям-покровителям, видим, как четко прослеживается само появление этого нового чувства и динамика его роста, развитие которого условно можно разделить на несколько этапов. Сначала эта «любовь» базировалась исключительно на чувстве благодарности за дружескую помощь писателю, прежде всего материальную, со стороны двух-трех московских семей, в первую очередь семей известного писателя С.Т. Аксакова и историка, профессора Московского университета и издателя журнала «Москвитянин» М.П. Погодина. В целом же к россиянам он продолжал относиться преимущественно с насмешкой. В подтверждение этого - цитата-комментарий С.Т. Аксакова к словам Гоголя о его внезапно возникшей «влюбленности» в Москву и Россию.

«В словах Гоголя, что он слышит сильное чувство к России, - писал в своих воспоминаниях С.Т. Аксаков, - заключается, очевидно, указание, подтверждаемое последующими словами, что этого чувства у него прежде не было. Без сомнения, пребывание в Москве, дружба с нами... были единственные тому причины... Единственно в этом письме, в первый и последний раз, высказался откровенно Гоголь. И прежде и после этого письма он по большей части подшучивал над русским человеком». 4

Вечная проблема Гоголя - нехватка денег, «этих проклятых, - по его словам, - подлых денег, которых хуже ничего нет в мире». Острые финансовые вопросы с изданием книг, сложные обстоятельства в семейной Васильевке на Полтавщине, отсутствие в столицах собственного жилья - все это ставило писателя в зависимость от покровителей, у которых ему приходилось «гостить» месяцами, квартировать самому, а иногда и с матерью, и сестрами. Будучи прекрасным актером, Гоголь устраивал в их салонах концерты - чтения своих произведений, прежде всего сцен из «Ревизора» и «Мертвых душ». Так «любовь» Гоголя постепенно переросла к более широкому кругу москвичей, которые привлекались к концертам-чтениям, то есть приобрела масштаб «любви» ко всей Москве, которой благодарен был за опеку и помощь.

Правда, за это его почитание богатыми московскими покровителями Гоголю приходилось расплачиваться своей творческой свободой, защищать себя и свои произведения от тех, кто пытался заставить его работать на себя. Ярким примером этого могут служить отношения Гоголя с Погодиным, который, пользуясь тем, что писатель какое-то время жил в его доме, потребовал разрешения перед выходом книги «Мертвые души» напечатать главу в «Москвитянине». Такая публикация не могла не вызвать решительного протеста автора, ведь это угрожало лишить главное произведение его жизни новизны и заинтересованности читателей. На грани нервного срыва Гоголь направил Погодину записку:

«Насчет «Мертвых душ» ты бессовестен, неумолим, жесток, неблагоразумен. Если тебе ничто и мои слезы, и мое душевное терзанье, и мои убежденья, которых ты и не можешь, и не в силах понять... Если б у меня было какое-нибудь имущество, я бы сей же час отдал бы все с тем только, чтобы не помещать до времени моих произведений». 5

Гоголь оказался в сложном положении: он страдал от того, что ненавидел человека, который его приютил, содержал за собственные средства, одалживал ему деньги, но еще больше страдал, что у него не было ни сил, ни возможности от него уйти.

Если же говорить о «чувстве любви» Гоголя к России в целом, то, во-первых, надо иметь в виду обстоятельства, при которых для него, как и для каждого амбициозного талантливого человека, большое значение имело признания его как творца, что и произошло в реальности: во-первых, благодаря его гениальным творениям Россия признала его величайшим своим писателем. Во-вторых, сыграло свою роль то, как вся имперская идеология работала над тем, чтобы постепенно вытравить из него и из его творчества украинскую национальную душу, а царская цензура постепенно приучила (заставила) Гоголя мыслить и творить так, как этого требовал имперский самодержавный организм. В результате Гоголь стал канонизованным писателем номер один, превратившись, по словам Евгения Маланюка, в своеобразное знамя политического малороссийства, который «начал «пропагандистки» путать Русь и Россию. И в т. І «Мертвых душ» неожиданно посадил нашу, историческую Русь на московскую «тройку» с москалем-»ямщиком».

«БЛАГОДАРНОСТЬ СИЛЬНА В ГРУДИ МОЕЙ...»

И здесь придется опять возвращаться к чрезвычайно острой для Гоголя проблеме, которая сопровождала всю его жизнь, - к проблеме денег. А их у гениального писателя никогда не хватало, и он все время должен был их вымаливать, быть кому-то благодарным за помощь, а значит, от кого-то зависеть, что раздражало его и выводило из равновесия. Когда весной 1837 года Гоголь прибыл из Парижа в Рим, у него в кармане было всего двести франков. Ему пришлось жить в очень скромной комнате за тридцать франков в месяц, имея своеобразный режим питания: пил каждое утро чашку шоколада за четыре су, потом обедал за шесть су, позволяя себе только маленькую роскошь - маслянистое мороженое со сбитыми сливками, которое он между тем называл «дрянью».

Неудивительно, что, интенсивно работая в Риме над «Мертвыми душами», он вынужден был обращаться к своим петербуржским и московским друзьям, умоляя их послать ему хотя бы немного денег. Его финансовые проблемы усложнялись с каждым днем. Небольшие суммы за книги, которые продавались в России, и деньги за навсегда проданное право на показ пьесы «Ревизор», уже были потрачены. Теперь опять приходилось брать взаймы у друзей и знакомых.

В Риме Гоголь общается с молодыми русскими художниками и видит, что они неплохо живут на государственную стипендию (пансион), выплачиваемую им Петербуржской академией художеств. Это натолкнуло его на мысль обратиться с просьбой к русскому царю о подобной стипендии, ведь он тоже художник - художник слова. В апреле 1837 года он послал письмо В.А. Жуковскому, в котором изложил эту просьбу.

Пансиона для Гоголя поэт-царедворец добиться не смог, однако Николай І все же отозвался на коленопреклонение известного писателя, и по его распоряжению Гоголю было послано пять тысяч рублей. Благодарность Гоголя не имела границ; свою безмерную признательность царю и своему покровителю В.А. Жуковскому Гоголь выразил в письме от 30 октября 1837 года: «Я получил данное мне великодушным нашим государем вспоможение. Благодарность сильна в груди моей, но излияние ее не достигнет к его престолу. Как некий бог, он сыплет полною рукою благодеяния...» Это был один из тех случаев, который, по мнению некоторых авторов, способствовал «влюбленности» писателя в «самодержца» и в саму самодержавную Россию.

Царских денег для экономной жизни писателя хватило почти на целый год. Когда и они исчерпались, Гоголю пришлось опять обращаться с просьбой за помощью; в этот раз - опять к М. Погодину. В письме от 20 августа 1838 года он писал: «Если ты богат, пришли вексель на две тысячи. Я тебе через год, много через полтора, их возвращу». Такую сумму Погодин собрал с помощью покровителей Гоголя и послал в Италию. В Москву 1 декабря 1838 года полетело письмо писателя, опять со словами унизительного признания неописуемой благодарности: «Благодарю тебя, добрый мой, верный мой!.. Далеко, до самой души тронуло меня ваше беспокойство обо мне! Столько любви! Столько забот! За что это меня так любит Бог?.. Боже, я недостоин такой прекрасной любви!»...

Подобных случаев в сложной жизни Гоголя было немало. В них ярко и убедительно отражена сама суть вопроса, вынесенного в заглавие этого сюжета. Хоть как бы писатель насмехался над россиянами и Россией, называя ее «варварской Московией», а саму Москву - «старой толстой бабой», он имел добрую душу и в письмах к поклонникам его таланта всегда выражал благодарность. Причем в своих многочисленных письмах Гоголь каждый раз обращался к своему адресату как к ближайшему, самому родному для него человеку. В эпистолярном общении он, как и его Чичиков, обнаруживал чрезвычайную изобретательность, находил такие слова и обороты, что каждый чувствовал себя крайне удовлетворенным. Исключительная красноречивость Гоголя, магия изысканных эпитетов и метафор производила на каждого неизгладимое впечатление. Так, эмоционально выраженные, только Гоголю свойственным, невероятно богатым и оригинальным языком, слова благодарности российским покровителям и друзьям или просто знакомым впоследствии биографами и литературной критикой были трансформированы в «любовь к России и россиянам».

«УКРАЙНУ ГОГОЛЬ ОКУТАЛ ПОЭТИЧЕСКИМ ФЛЕРОМ...»

Многочисленные критики творчества Гоголя не раз ревниво, а иногда и враждебно отмечали его искреннее восхищение родной Малороссией, ее людьми и природой, ее героической казацкой историей, которую он так талантливо и заинтересованно поэтизировал. Здесь прежде всего обратим внимание на характерное утверждение известного русского историка литературы С.А. Венгерова: «О Гоголе можно определенно сказать, что он горячо и пламенно не любил ни русских людей, ни русской природы. А вот для Малороссии, для малорусского быта, для малорусской природы, для малорусской истории, для Тараса Бульбы Гоголь имел в своем сердце неиссякаемый родник любви и снисходительности. Украйну Гоголь окутал поэтическим флером, а Россия для него - одна лишь мерзость запустения, мертвое царство мертвых душ».

Уместно по этому поводу вспомнить еще такой очень показательный факт. Его близкая приятельница и почитательница Александра Смирнова, докладывая писателю о том, как восприняли в ее кругу поэму «Мертвые души», в своем письме, посланном в ноябре 1844 года, писала: «У Ростопчиной при Вяземском, Самарине и Толстом разговорились о духе, в котором написаны ваши «Мертвые души», и Толстой делал замечание, что вы всех русских представили в отвратительном виде, тогда как всем малороссиянам дали вы что-то вселяющее участие, несмотря на смешные стороны их; что даже и смешные стороны имеют что-то наивно-приятное; что у вас нет ни одного хохла такого подлого, как Ноздрев; что ваша вся душа хохлацкая вылилась в «Тарасе Бульбе», где с такой любовью вы выставили Тараса, Андрия и Остапа.

Ни переработка «Тараса Бульбы» на пророссийский лад, ни обращение к «православной русской вере» и патриотические призывы относительно «своего царя», который «подымается из русской земли», не могли до конца убедить ни одного из указанных лиц в приведенном письме А. Смирновой в том, что автор «Мертвых душ» - «русский». Другими словами, несмотря на все заявления Гоголя наподобие: «Я - ваш, я русский!», «У меня русская грудь!», «Я люблю Россию!», для «истинных русских» он оставался «хохлом», даже «ужасным хохлом». Действительно - как может быть иначе, когда «русский писатель» Гоголь «смеется над россиянами другим смехом, нежели над своими земляками малороссами, потому что у него даже смешные стороны их имеют что-то наивно приятное...»

Этой констатацией сюжет логично было бы завершить. Но вопрос феномена украинскости души Николая Гоголя, очевидно, надолго будет оставаться незавершенным. Давние дискуссии-выяснения, представителем какой культуры его следует считать - российской или украинской, - продолжаются. В связи с 200-летием со дня рождения Николая Гоголя, которое в 2009 году широко отмечалось в Украине и России, в некоторых средствах массовой информации эти дискуссии возобновились. Особый резонанс вопрос приобрел в связи с выходом в России целенаправленных исследований, а также кинофильма режиссера В. Бортко «Тарас Бульба», созданного с сугубо российских позиций. Фильм фактически снят по мотивам повести Гоголя, а не является ее экранизацией, додуманный сценаристами вариант, который отходит от основной фабулы знаменитого произведения. Украинские зрители были удивлены откровенным подтекстом нивелировки украинского содержания фильма «Тарас Бульба», что с новой силой заострило поставленный вопрос.

УКРАИНОФИЛЬСТВО ГОГОЛЯ, ДЕМОНСТРИРУЕМОЕ В ПАРИЖЕ

Отдельно выделим характерный эпизод из воспоминаний зарубежных друзей Николая Гоголя, который ярко утверждает его украинофильство, свидетельствует о глубине украинскости его души. Речь идет о письме польского поэта Богдана Залеского (украинофила, друга Тараса Шевченко по солдатской службе в Орской крепости) к его приятелю, львовянину Франциску Дубинскому от 19 февраля 1859 года. В этом письме, которое в 1902 году было опубликовано в русском журнале «Новое время» и называлось «Украйнофильство Гоголя», говорится о встречах в Париже величайшего польского поэта Адама Мицкевича и его, Залеского, с Гоголем, во время которых они вели «литературно-политические беседы». Как активные участники польского восстания 1830-1831 гг. они находились тогда во Франции на правах политических эмигрантов.

«Конечно, мы говорили, - сообщал адресат, - больше всего о великорусах (москалях), которые вызывали отвращение и у нас, и у него. Вопрос об их финском происхождении постоянно был предметом обсуждения. Гоголь подтверждал его со всем своим малорусским запалом. Он имел под рукой у себя замечательные сборники народных песен на разных славянских языках. Относительно вопроса о финском происхождении великороссов (москалей) он написал и читал нам прекрасную статью. В ней он указывал, на основе сопоставления и детального сравнения песен чешских, сербских, украинских и так далее с великороссийскими (московскими), на отличия, которые бросались в глаза, относительно духа, обычаев и моральных взглядов у великороссов и других славянских народов. Для характеристики каждого человеческого чувства он подобрал отдельную песню: с одной стороны, нашу славянскую сладкую и мягкую, и рядом великороссийскую - понурую, дикую, нередко каннибальскую, одним словом - чисто финскую. Уважаемый земляк, ты легко можешь себе представить, как эта статья искренне порадовала Мицкевича и меня».

Обращает на себя внимание и такой факт: перед отъездом из Парижа в 1837 году Гоголь заходил к Богдану Залескому и, не застав его дома, оставил записку «пану-земляку», написанную на родном украинском языке. Он призывал его работать «на славу всей казацкой земли», просил посылать «писульки в Рим», а также приглашал в Вечный город: «Добре було б, коли б і сам туди коли-небудь примандрував. Дуже, дуже близький земляк, а по серцю ще ближчий, чим по землі». К тому же писатель подписался под своей запиской на украинском языке: «Микола Гоголь».

Щекотливую, неоднозначную тему о «чувстве любви Гоголя к России», о мере и настоящей сути этой любви есть смысл завершить словами Александра Герцена, выдающегося русского писателя и мыслителя, в которых эта тема нашла поражающее выражение: «...Не будучи по происхождению, подобно Кольцову, из народа, Гоголь принадлежал к народу по своим вкусам и по складу своего ума... Он больше сочувствовал народной жизни, чем придворной, что естественно со стороны украинца. Украинец, даже ставши дворянином, никогда так быстро не порывает с народом, как великоросс. Он любит свою родину, свой язык, предания о казачестве и гетманах... Рассказы, которыми дебютировал Гоголь, составляют ряд картин украинских нравов и видов истинной красоты, полных веселости, грации, движения и любви. Такие повести невозможны в Великороссии за неимением сюжета...».

1 Гоголь Н. В. Рим / Собр. соч. в 6 т. Т. 3. - М., 1959. - С. 197.

2 Жулинський М. Дві половинки українського серця: Шевченко і Гоголь / День. - 2004. - 6 березня.

3 Гоголь Н. В. Мертвые души / Собр. соч. в 6 т. Т. 5.- С. 230 - 231.

4 Аксаков С. Т. История моего знакомства с Гоголем. - С. 54-58.

5 Цит. по: Труайя Анри. Николай Гоголь. - М.: Изд-во Эксмо, 2004. - С. 355.

Портрет Н.В.Гоголя работы художника Ф.А. Моллера

15:57 23 мар 2009

Андрей Марчуков

Чей, все-таки, Гоголь?

К спекуляциям накануне юбилея

Стало уже привычным, что любое историческое событие украинские власти и "национально-свiдомая" общественность превращают в идеологические кампании. Масштабы события принципиального значения не имеют: оно может быть крупным (как голод 1932–1933 гг.) или мелким (как взятие Батурина – эпизода Северной войны). Главное, чтобы их можно было превратить в антирусскую и антироссийскую манифестацию. Похожая судьба ожидает и очередную дату: двухсотлетие со дня рождения одного из величайших классиков русской литературы Николая Васильевича Гоголя. Юбилей этот будет отмечаться и в России, и на Украине, что само по себе прекрасно: ведь и сам Гоголь, и его творчество – наше общее достояние. Если бы на Украине юбилей не превратился в очередной повод для политических спекуляций вокруг личности и творчества писателя. Задача кампании – "доказать", что Гоголь принадлежит только Украине, что Россию он не любил и презирал, а по убеждениям был почти что украинским националистом. А цель – подменить у людей систему ценностей, разорвать наши духовные связи. Уделяют внимание "борцы за украинского Гоголя" и пропаганде своих идей в России. И порой, не только у граждан Украины, но и у некоторых россиян в голове возникает путаница: а чей же Гоголь? Поэтому юбилей – очень своевременный повод не просто вспомнить великого писателя, но и то, что он хотел сказать современникам и потомкам. Отношение украинских националистов к Гоголю двоякое: от неприятия как писателя русского до стремления представить его ненавистником России. Первая тенденция в целом преобладает: в большинстве украинских учебников - Гоголь вместе с прочими русскими писателями помещён в раздел литературы "иностранной". Гоголя осуждают за то, что ради служения России он предал свою национальность. Казалось бы: есть гений, малоросс родом, перу которого принадлежат одни из самых поэтических описаний Украины – зачем же отказываться от него? Дело не только в очевидной принадлежности Гоголя к русской культуре, но и в том, что любовь к Украине у Гоголя и у националистов – разная. Как и отношение к России и русскости. Вторая тенденция – стремление сделать из Гоголя борца за украинскую нацию. Именно она и стала сердцевиной всей кампании. Попытки оспорить принадлежность Гоголя к русской культуре предпринимались с конца XIX в. Ещё главный идеолог украинства М. Грушевский настаивал на том, что Гоголя нельзя отдавать России. Суть идеологии украинского национализма состоит в утверждении, что украинцы и русские – совершенно чуждые друг другу народы, с разным происхождением и исторической судьбой. В полном соответствии с этой установкой и преподносится образ Гоголя. Адептами украинства Гоголь и его творчество делится на две части. Ранний Гоголь, автор "Вечеров на хуторе близ Диканьки" и "Миргорода" – писатель "украинский", хороший. Взрослый Гоголь, автор "Ревизора", "Мёртвых душ", петербургского цикла, не говоря уже о "Выбранных местах из переписки с друзьями" – "российский", плохой, утративший свет и даже талант. Россия была ему чужда, и он осмеял её, показал всю серость российской действительности. Антипатия Гоголя к России, утверждают они, являлась "ответом Украины" на российский "колониализм" и попытки её "ассимиляции". Россию обвиняют в том, что она присвоила себе его творчество. Для чего? Для того, "чтобы поднимать из азиатской забитости северного соседа, который уже нарастил физические бицепсы, но чувствовал интеллектуальную и культурную ущербность, сталкиваясь с европейскими народами" (как пишет, например, профессор Киевского национального университета В. Яременко). Чтобы не быть голословными, они взялись за "исправление" произведений Гоголя, особенно при переводе их на украинский язык. Из них изымается всё, где только слышится слово "русский". Так, в одном из современных изданий текст "Тараса Бульбы" переведён таким образом, что слово "русский" оказалось заменено на "украинский" или "казачий". Так, "русская сила" превратилась в "украинскую силу", "русская душа" – в "козацьку". Восклицание "Пусть же славится до конца века Русская земля!" переведено как "Хай же славна буде довiку Козацька земля!", а "как умеют биться на Русской земле!" – "як умiють битися в землi українськiй!". Зачем этот подлог? Зачем объявлять творчество и саму жизнь Гоголя ущербными, если, как говорят националисты, он ненавидел Россию? А затем, чтобы скрыть от людей правду. Слишком уж расходятся взгляды Гоголя с тем, что эти люди о нём пишут. Так какой же был его взгляд на национальный вопрос? Сначала проясним вопрос с терминологией. Во времена Гоголя слова "Украина", "украинский" имели другой, территориальный, смысл. А термин "украинец" почти не встречался. Позже их стали использовать приверженцы украинской идеи, придав им национальный смысл, да ещё и в значении "не-русский", "анти-русский". А в широкое употребление они вошли лишь в XX в. А тогда в ходу были названия "малоросс", "Малороссия", которые и использовал Гоголь. Со временем термины "малоросс" и "украинец" стали обозначением совершенно разных национальных идентичностей. Для Гоголя национальный вопрос никогда не имел первостепенного значения. Его личность формировали другие идеи и устремления. Уже в юности у него возникло осознание своего предназначения, желание принести людям пользу, устранять несправедливости жизни. Причём полем деятельности (на государственной службе или в литературе) он видел всю Россию (как и тысячи его земляков-малороссов, желавших воплотить свои силы и таланты на военной и гражданской службе империи). Он мечтал быть русским писателем, сказать своё слово всей России и всему человечеству. С годами, под влиянием собственного духовного и творческого роста, под воздействием жизненных обстоятельств менялись его взгляды, оценки, понимание главного и второстепенного. И параллельно с развитием личности в целом, претерпевал эволюцию и его взгляд на национальные проблемы, на Россию и Малороссию. В подтверждение своих слов националисты приводят выдержки из нескольких писем молодого Гоголя к М. Максимовичу (кстати, человеку общерусских взглядов). Находясь под впечатлением от личных переживаний, Гоголь призывал его "бросить Кацапию" и "толстую бабу Москву" и ехать в Киев. Сотни других его писем они "не замечают". Да, взгляды молодого Гоголя на историю формировались не без воздействия тех автономистско-казачьих представлений, которые имели хождение в малороссийском дворянстве. Увлекаясь историей (Гоголь одно время преподавал и хотел писать исторический труд), он читал казачьи летописи и "Историю Руссов". И, случалось, повторял их штампы. Но даже тогда ему (как и подавляющему большинству его земляков) и в голову не приходило сомневаться в правильности пребывания Малороссии в составе России. Не избежал Гоголь и участи стать объектом польской пропаганды. Давняя борьба Польши и Руси–России в XIX в. перешла в борьбу умов и идеологий, главным театром которой стала Малая Русь и её народ. Польские националисты пытались обратить Гоголя в католичество, старались внушить все те антироссийские мифы (о дикости и неславянском происхождении русских, их чуждости украинцам, примитивности русского языка), которые впоследствии были ими привиты украинскому национализму. Но эти попытки оказались безуспешными. Глубже погрузившись в изучение истории, всё больше постигая христианское учение, Гоголь отошёл от польско-казачьих мифов. Действительно, первоначальную известность он получил благодаря "Вечерам на хуторе" и "Миргороду". Но именно интерес к малороссийской тематике русского общества и подтолкнул Гоголя взять именно её. Позже, на фоне тех глобальных вопросов, которые Гоголь поставит перед собой, Малороссия как предмет творческого поиска отойдёт на второй план, хотя любовь к своей малой родине Гоголь пронесёт через всю жизнь. Но любовь к Малороссии и ненависть к России – вещи не только не связанные, но даже противоположные друг другу. И этим она отличается от любви к Украине (как её понимают националисты), которая у них стала синонимом ненависти к России. А главное, что эти повести способствовали укреплению общерусского сознания в обеих частях Руси. Взросление Гоголя как писателя и человека, превращение в подлинного классика происходило под знаком поиска новых сюжетов, смысла творчества и призвания художника. В своей жизни он пережил несколько событий, ускоривших вызревание тех или иных его мыслей. Но это было постепенное развитие его личности, а не превращение из "украинского Павла" в "русского Савла", как твердят адепты украинства. Жизнь Гоголя – непрерывное самосовершенствование, поиск идеала и стремление к нему. Поэтому неслучайно, что Гоголь – глубоко христианский писатель и вне христианства понять его невозможно. Ложны и необоснованны утверждения о нём как о человеке, бичующем Россию (кстати, "Ревизор" и "Мёртвые души" публикой были встречены благожелательно, а Николай I благоволил писателю). Можно ли отразить реальную, а не выдуманную жизнь, не обратившись к тому, чем живёт общество, к его язвам – духовным и социальным – тоже отражению человеческих пороков? "Человек и душа человека сделались… предметом наблюдений", - пояснял Гоголь смысл своих трудов. "Всё, где только выражалось познание людей и души человека… меня занимало, и на этой дороге, нечувствительно, почти сам не ведая как, я пришёл ко Хриисту, увидевши в нём ключ к душе человека". Устранить дурные качества в человеке (и в себе самом, о чём он прямо говорил в своих письмах), а не осмеять Россию, хотел Гоголь. Духовная эволюция как верующего человека, православие привели Гоголя к постижению России. Неслучайно, что понимать её он стал именно в религиозном смысле, который утратило вестернизированное высшее общество, но который сохранился в Церкви и православном народе – не столько как страну (и государство) или даже родину, сколько как её идеал – Святую Русь, как отблеск Царства Божия на земле. "Мне не хочется и на три месяца оставлять Россию, - пишет он респонденту. - Ни за что бы я не выехал из Москвы, которую так люблю. Да и вообще Россия всё мне становится ближе и ближе; кроме свойства родины есть в ней что-то ещё выше родины, точно это как бы та земля, откуда ближе к родине небесной". Православное миропонимание определило и его взгляд на то, каким путём должна идти Малороссия. О своём национальном мироощущении он говорил так (из письма к А. Смирновой-Россет): "…сам не знаю, какая у меня душа, хохлацкая или русская. Знаю только, что никак бы не дал преимущества ни малороссиянину перед русским, ни русскому перед малороссиянином. Обе природы слишком щедро одарены богом и как нарочно каждая из них порознь заключает в себе то, чего нет в другой – явный знак, что они должны пополнить одна другую. Для этого самые истории их прошедшего быта даны им непохожие одна на другую, дабы порознь воспитались различные силы их характеров, чтобы потом, слившись воедино, составить собой нечто совершеннейшее в человечестве". "Русский и малоросс – это души близнецов, пополняющих одна другую, родные и одинаково сильные. Отдавать предпочтение одной в ущерб другой – невозможно", пояснял он своё видение вопроса землякам О. Бодянскому и Г. Данилевскому. Показательно отношение Гоголя к русскому языку. "Перед вами громада – русский язык!" – писал он К. Аксакову. – "Наслажденье глубокое зовёт вас… погрузиться во всю неизмеримость его и изловить чудные законы его, в которых, как в великолепном созданьи мира, отразился предвечный отец и на котором должна загреметь вселенная хвалой ему" (как это непохоже на те мысли, что пытались ему внушить поляки!). Но русский язык для Гоголя не только родной и красивый. Это язык веры и познания Бога. Как и в отношении к России, здесь ярко выражена прямая параллель между "русским" и "христианским". Поэтому Гоголь против литературного сепаратизма. "Нам, малороссам и русским нужна одна поэзия, спокойная и сильная, - убеждал он земляков, - нетленная поэзия правды, добра и красоты… Всякий пишущий теперь должен думать не о розни, он должен прежде всего поставить себя перед лицом того, кто дал нам вечное человеческое слово". Можно ли отказываться от такого языка ради выдумывания какого-то "национального украинского", чем уже при жизни Гоголя стали заниматься адепты украинской идеи и чем они занимаются до сих пор? Итак, обе части Руси самим ходом истории и Божьей волей должны идти по пути не только своего политического, но и культурного и национального единства. Почему? Общерусский культурный и национальный путь, по глубокому убеждению Гоголя, наиболее полно отвечал интересам и задачам и Великой, и Малой Руси, вместе составляющих Россию. Лишь слившись в неразрывном единстве, составив "нечто совершеннейшее в человечестве" – русского человека – могли они подняться до того духовного состояния, которое помогло бы им воплотить возложенную на них задачу – донести людям свидетельство Божие на земле. Тем самым, он отрицательно отнёсся к появившейся украинской идее, сутью которой было как раз их максимальное национальное, культурное, а после и политическое разделение. Вот за этот выбор и не любят украинские националисты Гоголя, не считают его своим, стремятся оговорить его. А своё кредо малоросс родом и русский человек в душе и по убеждению, Николай Васильевич Гоголь ещё в 1836 г. выразил так: "мысли мои, моё имя, мои труды будут принадлежать России", неразрывной частью национального и политического тела которой он видел и свою родную Малороссию. Андрей Марчуков , к.и.н., Институт Российской истории РАН

Эти строки написаны не украинцем, Алексей Широпаев - уроженец Москвы, известный в России публицист. На отношения между двумя соседними народами смотрит с точки зрения исторической правды и непредвзято.

Процитируем Широпаева дословно:

“Все-таки в отношении русских к украинцам, к Украине таится что-то ключевое, судьбоносное - для нас, русских. Для украинцев Россия тоже значима, но только как точка отталкивания, помогающая осознанию своей, украинской, инаковости. Для русских же Украина, напротив, точка постоянного притяжения, ревнивого внимания, объект поглощения как чего-то “исконно своего” и переделки по собственному образу и подобию.

Ничто так не раздражает русских, как очевидные различия с украинцами в языке, менталитете, культуре, историческом опыте. Если русские и признают эти различия, то лишь на уровне различий, скажем, между Владимирщиной и Рязаньщиной, но никак не на уровне отношений двух разных народов.

Известно мнение, что Россия без Украины в имперском плане ущербна. Что-то в этом же духе говорил Бжезинский, да и не только он. Эта мысль верна. Но дело даже не столько в экономическом и геополитическом значении Украины для Москвы. Дело прежде всего в том, что на традиционном русском отношении к Украине, по сути, держится русское имперское сознание, благодаря которому российская империя, пусть и в урезанном виде, все еще существует.
Подчеркиваю: именно отношение к Украине - не к Балтии, не к Кавказу - является определяющим для русского имперского сознания. Как только русские откроют для себя, что украинцы это ДЕЙСТВИТЕЛЬНО другой народ - российский имперский миф рухнет, а с ним неизбежно кончится и империя.

Надо сказать, что на словах русские всегда готовы признать, что украинцы - народ, но - внимание! - “братский народ”. За этой лукавой формулой кроется твердое убеждение, что мы - русские и украинцы - ОДИН народ, призванный жить в одном государстве со столицей в Москве. Говоря о “братском украинском народе”, большинство русских воспринимают украинский язык и само украинство как досадное историческое недоразумение, исторический вывих, возникший благодаря зловредному влиянию Литвы и Польши. И при этом русские не задаются вопросом: а может, вывихом-то являются они сами?

Исторически вывихнуты как раз-то мы, русские. Нас вывихнула татарщина. Еще в ХIII веке наметились два противоположных исторических вектора, определивших дальнейшее формирование украинского и русского народов. Первый вектор - борьба с Ордой в союзе с Европой, второй - борьба с Европой в союзе с Ордой.

Их можно назвать народообразующими. Насколько Даниил Галицкий непохож на Александра Невского, настолько украинцы непохожи на русских - в своем отношении к праву, свободе, собственности.Персонифицировались они соответственно в личностях Даниила Галицкого и Александра Невского. Первый вектор - естественен и логичен в культурно-историческом плане. Второй вектор - глубочайшее извращение с далеко идущими последствиями: культурными, государственными, историческими, психологическими, нравственными. И если король Даниил - знаковая фигура Украины, то приемный ханский сын Александр Невский - знаковая фигура России, ее “имя”. Таков исток нынешних русско-украинских отношений. Уже после этого говорить о «двух братских народах» не приходится. Цивилизационная вражда предопределена уже этими двумя историческими личностями.

Если украинское самосознание исторически тяготеет к Европе, то традиционное русское самосознание воспринимает Европу с большей или меньшей степенью враждебности, недоверья и зависти, оборотной стороной которой выступает мессианская кичливость и обличительный пафос в отношении “прогнившего Запада”.

Украина же, благодаря Литве и - да, да!- Речи Посполитой, сохранила в себе причастность к Европе, сохранилась как Русь в подлинном смысле этого понятия. А мы переродились в Московию, утратив исконную цивилизационную идентичность. И вот это-то и является предметом нашей русской, точнее московитской ревности, определяющей наше отношение к Украине.Европа для русских - это “потерянный рай”, откуда их вырвали татарским арканом. Именно конфликт между изначальной европейской природой и навязанным азиатизмом истории и государственности определил русский психотип, все его комплексы и фобии. Все русские неврозы - от пьянства до большевизма - отсюда. Утратив Европу, русские захотели ее не просто забыть - они решили ее возненавидеть, возлюбив при этом свое историческое несчастье, весь этот навязанный им судьбой азиатизм. Это психологическое и умственное извращение называется русским патриотизмом.

Еще на Переяславской раде (1654), на пресловутом “воссоединении”, надо сказать, весьма вынужденном со стороны казаков, встретились два разных народа, говорившие на языках разных культур.

Мало кто знает, что в Переяславле казаки, соглашаясь дать присягу московскому царю, настаивали, чтобы и он, в свою очередь, присягнул казакам в соблюдении их вольностей. То есть казаки заявляли себя носителями типично ЗАПАДНОЙ правовой культуры. Разумеется, это вызвало негодование московской стороны, заявившей, что “у нас не повелось, чтобы цари давали подданным присягу, а вольности ваши Государем соблюдены будут”. Видать, веры Москве у казаков особой не было: четыре полка царю в Переяславле так и не присягнули…

Как Россия “соблюла” казачьи вольности, хорошо известно: всеми силами она старалась устранить украинское “историческое недоразумение”. Уже вскоре после Переяславской рады началась московизация Украины: насаждение воевод, сворачивание городского самоуправления, притеснение казачества, поощрение доносительства и т.д.

В 1662 году был создан Малороссийский приказ, находившийся в непосредственном подчинении у царя. Через него царь утверждал претендентов на гетманство, сажал воевод по украинским городам, строил крепости в Украине, направлял действия московских и казацких войск. Кроме того, это ведомство надзирало за деятельностью гетмана и контролировало все контакты украинцев с Московией. О Переяславских соглашениях в кремле уже и не вспоминали.

Конечно, казакам в ХVII веке не стоило вступать в столь острую конфронтацию с поляками, которые в цивилизационном плане были гораздо ближе казачеству, чем московиты, несмотря на их православие. В свою очередь и гордым полякам надо было понимать, что от их конфликта с казачеством выиграет только Москва. Конечно, требовалась федеративная и правовая реформа Речи Посполитой, состоявшей лишь из двух субъектов - Польши и Литвы. Требовалось признать третий субъект - Украину (Русь). Так и произошло при заключении Гадячской унии (1658). Но, увы, поздно: ненависть казаков к “ляхам” была уже слишком велика, и проект провалился. Возникни он пораньше - и у Украины были бы все шансы существовать сегодня в качестве полноценного европейского государства. Да и наша, русская, судьба сложилась бы иначе, поскольку без Украины Россия вряд ли превратилась бы в монструозную империю, в конце концов разродившуюся большевизмом. Московия неизбежно вошла бы в состав более цивилизованного и сильного соседа. И мы, русские, жили бы сейчас в Европе, не имея за спиной ГУЛАГа и прочего гнусного исторического опыта. И сама история Европы была бы иной…

Итак, “два братских народа”. Но, как видим, в конечном счете культурно-исторические генезисы русских и украинцев совершенно различны, даже противоположны. Мы, русские, конечно, братья украинцам, но братья, подвергшиеся некой неприятной мутации. Мы опасны, как будто несем в себе какую-то разрушительную заразу, и потому нас инстинктивно сторонятся все, кто живет западнее: украинцы, прибалты, а теперь и белорусы. Зато Китай приваливается к нам все плотнее…

Наряду с идеей “двух братских народа”, существует уж совсем оголтелая ура-патриотическая “концепция” “триединого русского народа”, якобы состоящего из великороссов, малороссов и белорусов. Эта мифологема рассыпается при первом же внимательном рассмотрении.

Языковые различия между русскими и украинцами очевидны и значительны. Языки у них, конечно, родственные, но, скажем, сербский язык тоже весьма родствен русскому, однако никому из нормальных людей не приходит в голову считать сербов и русских одним народом. Кстати, у сербов и хорватов язык вообще один и тот же, но народы эти, несмотря на общий славянский корень, отнюдь не братские, а цивилизационно разнонаправленные.Языковая близость? Уверен, что большинство из адептов идеи “триединого русского народа” не смогут понять большую часть разговорных фраз на украинском языке.

Скажут: их разделила религия. Хорошо, возьмем сербов и черногорцев - один язык, одна вера. Различий между ними в сотни раз меньше, чем между русскими и украинцами. Тем не менее, несмотря на великодержавное стремление Сербии рассматривать Черногорию как свое продолжение - не более! - черногорцы считают себя отдельным народом с собственной историей и культурой.

Не буду здесь вдаваться в подробности, но, вероятно, мало кто знает, что примерно в 1920-1926 гг. черногорцы вели партизанскую национально-освободительную войну против сербской армии, оккупировавшей Черногорию под предлогом братской помощи. И если уж такие “близнецы-братья” как Сербия и Черногория в конце концов расселились по отдельным квартирам, то что говорить о России и Украине?!

В заключение нельзя не затронуть еще один момент. Жаркий русско-украинский спор разворачивается на историософском, экономическом, политическом полях. Это большой спор об Украине как таковой, о ее суверенитете и состоятельности. Идет он и на поле культуры. Здесь, пожалуй, главной стратегической “высоткой”, за которую борются русские, является имя и наследие Гоголя.

Аргументация русских ура-патриотов такова: Гоголь писал на русском языке, называл себя русским - значит, никакой особой украинской идентичности не существует, можно говорить лишь о неком “областном” малоросском своеобразии, эдаком этнографическом оттенке. Разумеется, это обычная уловка, призванная оправдать имперскую политику в отношении Украины и само существование империи.

Пора, наконец, сказать правду: Гоголь типологически (я уж не говорю о происхождении) чисто украинский писатель, имевший еще и польские корни, да, писавший на русском языке - в силу исторических и политических обстоятельств.

Судьбу Гоголя предопределила судьба Украины в империи. Как еще мог сделать литературную карьеру талант, родившийся в колониальной провинции? Разумеется, надо было ехать в имперский центр, в Питер, писать по-русски, причем идеологически выдержанно.

Гоголь не смог или побоялся разобраться в себе, и это его сгубило. Жившее в нем украинско-польское самосознание (характерны его откровенные беседы с поляками в Италии) он старательно, но тщетно давил надстроечным русским самосознанием. Россию, ее холод

Обывателей, чиновников, странную, безысходную историю Гоголь не любил, хоть и боялся в этом себе признаться. Отсюда и “Мертвые души” - эта фантасмагорическая фреска становится понятной именно в таком ракурсе. Создав ее, Гоголь испугался самого себя и шарахнулся в покаяние, к попам, в морализаторство, стал проповедником и убил в себе художника. Гоголь - это жертва России, она сожрала его. Украинский писатель, запутавшийся в своей русской судьбе, как птица в силках…. Но душевного комфорта Гоголю это не принесло. В России он мучился, изнывал. Его “Вечера на хуторе близ Диканьки” - это бегство в уже несуществующую Украину. По сути это плач об Украине, упрятанный в смех, в яркие южные краски, в сказочность, в полет стиля. Вспомним, как кузнец Вакула попал на прием к Екатерине II в составе делегации запорожцев, которые, предчувствуя свой скорый конец, прибыли в Петербург в надежде умилостивить “матушку государыню”. Далеко не случайно Николай Васильевич свел вместе эти противоположные начала: ледяной имперский Петербург и огненных посланцев Сечи. В рождественскую пастораль Гоголь упрятал свою скорбь о погибшей казачьей вольности, об Украине…Россия душила Гоголя, он рвался из нее, но куда ему было податься? В Украину, превращенную в Малороссию? Там он был обречен на убогое провинциальное прозябание. И тогда новой, идеальной Украиной для Гоголя стала Италия. В Италии он воскресал духовно, оттуда он писал откровенные письма, в которых “Россия, Петербург, снега, подлецы” шли в одну строку, через запятую. В Италии он “просыпался на родине”. И чем все кончилось? Россия в лице попа-мракобеса Матвея задушила-таки Гоголя. Вот и вся его история вкратце.

Что ж, подытожим. Нам, русским, пора осознать, что обретение Украиной независимости глубоко закономерно. Это историческая справедливость, с которой необходимо не просто смириться - нам надо ее понять и принять.
Понимание, что Украина действительно другая страна, настоящая заграница - вот ключ к нашему самопознанию, самокритике и самоосвобождению, предпосылка зарождения новой русской ментальности без имперских и антизападных стереотипов. Если это произойдет, все наше видение истории и мира изменится. Украина как бы ставит перед нами, русскими, зеркало. Надо честно и бесстрашно вглядеться в него. И, как сказано в нашей же, русской, поговорке, “на зеркало неча пенять…”.

26.10.2011 18:39:37

Гоголь вырос на Украине. Но государства тогда такого не было. А он, наверное, о нем мечтал, мечтал о свободе своего народа. А иначе была бы разве «Страшная месть», или «Тарас Бульба»? С их идеями свободолюбия?

Вначале было слово. Во Франции сначала были просветители, а потом – революции. В России народ сверг царя не просто так – сначала была деятельность декабристских обществ, был Герцен со своим «Колоколом», долго и самоотверженно трудились народники.

А как пришла к своей независимости Украина? Откуда берутся начала? Кто посеял, кто заронил в душу украинского народа зерна свободы?

Сегодня мы попытаемся найти истоки возрождения Украины, и оценить роль Николая Васильевича Гоголя в этом возрождении. Нет, мы не будем пытаться делать из него украинского писателя. Сергей Баруздин писал как-то: «Я не знаю в нашей прозе более русского писателя, чем Николай Васильевич Гоголь… Порой мне кажется, что именно из Гоголя родились Пушкин и Некрасов, Толстой и Достоевский, Лесков и Чехов, Тургенев и Горький. Гоголь – это чудо и загадка русского таланта. Гоголь – это чудо и загадка русской души. И это чудо родилось и созрело на Полтавщине, на украинской земле. И потому так велико значение Гоголя для украинской литературы. Она ведь тоже во многом вышла из Гоголя». Согласимся с этими словами. Но сегодня обратим внимание еще на одну сторону гоголевского творчества.

Просто говорить и писать о человеке, который весь и полностью принадлежит к какой-то одной национальной культуре, который вырос и воспитался на традициях, обычаях своего родного народа, и который сумел показать во всех красках своего же родного языка величие этого народа. Показать его самобытную оригинальность, национальный характер, национальное самосознание. Показать так, чтобы это творение писателя, или поэта, или художника смогло стать достоянием культуры всего человечества.

Сложно говорить о Гоголе. Его творчество достигло вершин мировой литературы. Своими творениями он пробуждал в человеке человеческое, будил его дух, совесть, чистоту помыслов. А писал он, в частности, в своих «малороссийских» повестях, об украинском народе, украинской нации на конкретном этапе ее исторического развития – когда этот народ был покорен, зависим и не имел своего официального, узаконенного литературного языка. Писал он не на своем родном языке, языке своих предков. Так ли важно это для оценки творчества великого художника? Наверное, важно. Потому что человеком нельзя стать самому по себе. Не взрастит человека волчица, потому что основной признак его – духовность. А духовность имеет глубокие корни – в народных традициях, обычаях, песнях, сказаниях, в своем родном языке.

Не обо всем, далеко не обо всем можно было тогда открыто сказать. Тотальная повсеместная цензура с соответствующими идеологическими установками, которая и во времена царские, и во времена так называемые «советские» не позволяла открыто высказать свое мнение, свое отношение к тому или иному моменту, эпизоду, относящемуся к творчеству писателя – она наложила свой отпечаток и на это творчество, и на его критику.

Но, как бы то ни было, а Гоголь в начале своего творческого пути обратился к прошлому своего родного народа. Он заставил его выступить ярко, живо и поразил сразу две цели: всему миру открыл глаза на один из крупнейших в Европе, но не имеющий своей государственности, порабощенный народ, и заставил этот народ поверить самому себе, поверить в свое будущее. Сразу же вслед за Гоголем вспыхнул, расцвел ярчайший талант, самобытный и оригинальный, как и его родной народ – Тарас Шевченко. Украина стала возрождаться. Еще долог и труден был ее путь. Но в начале этого возрождения был Гоголь…

«Зачем губишь верный народ?»

Не так просто, как мы уже сказали, было тогда писать об Украине. Не просто о ней писать и сейчас. Но когда сейчас просто рискуешь прослыть или украинским националистом, или российским шовинистом, то во времена Гоголя дамоклов меч расправы висел над всеми посягавшими на целостность империи. В условиях николаевской России вообще не поощрялось любое свободомыслие. «Вспомним драматическую судьбу Николая Полевого, – пишет С.И.Машинский в книге «Чемодан Адеркаса», – издателя самого замечательного для своего времени, прогрессивного, боевого журнала «Московский телеграф»… В 1834 году Полевой напечатал неодобрительную рецензию на верноподданическую драму Нестора Кукольника «Рука всевышнего спасла», удостоившуюся высочайшей похвалы. «Московский телеграф» был немедленно закрыт, а создателю пригрозили Сибирью.

Да и сам Гоголь во времена учебы в Нежине пережил события, связанные с «делом о вольнодумстве». Но, несмотря на все это, он взялся за перо.

После выхода в свет в 1831 и 1832 годах «Вечеров на хуторе близ Диканьки» положительно о них отозвался Пушкин. «Они изумили меня, – писал великий поэт редактору «Литературных прибавлений к «Русскому инвалиду». – Вот настоящая веселость, искренняя, непринужденная, без жеманства, без чопорности. А местами какая поэзия! Какая чувствительность! Все это необыкновенно в нашей нынешней литературе, что я доселе не образумился… Поздравляю публику с истинно веселою книгою, а автору сердечно желаю дальнейших успехов». По словам Пушкина, «все обрадовались этому живому описанию племени поющего и пляшущего, этим свежим картинам малороссийской природы, этой веселости, простодушной и вместе лукавой».

И как-то никто не заметил, или не захотел замечать скрытой за этой веселостью глубокой грусти, скрытой любви, страстного переживания о судьбе своего, сто лет, и даже не сто, а каких-то пятьдесят лет назад свободного, а теперь закрепощенного, порабощенного народа.

- «Помилуй, мамо! Зачем губишь верный народ? Чем прогневили?» – спрашивают запорожцы царицу Екатерину II в повести «Ночь перед Рождеством». И вторит им Данило в «Страшной мести»: «Времена лихие приходят. Ох, помню, помню я годы; им, верно, не воротиться!».

Но не видят, или не хотят видеть этого критики. Их, наверное, можно и понять – времена были имперские, и кому какое было дело до судьбы украинского народа? Всем бросились в глаза веселость и смех, и, может быть, именно эта веселость избавила Гоголя от участи того же Шевченко. Шевченко о судьбе Украины говорил уже без смеха – и получил десять лет суровой солдатчины.

«Он гордится даже своим странным языком…»

Далеко не все правильно и до конца понимали Гоголя. «Поющее доисторическое племя», Украина в ее «героическом», «младенческом» пути развития – такой штамп получили повести Гоголя, в которых он писал об Украине, о национально-освободительной борьбе украинского народа в XVI-XVII столетиях. Чтобы понять, откуда произошел такой взгляд на Украину, нужно, наверное, в первую очередь, обратиться к одному из самых известных и авторитетных российских критиков Виссариону Белинскому. В статье «История Малороссии. Николая Маркевича» он достаточно подробно высказал свое мнение об украинском народе и его истории: «Малороссия никогда не была государством, следственно, и истории, в строгом значении этого слова, не имела. История Малороссии есть не более, как эпизод из царствования царя Алексея Михайловича: доведя повествование до столкновения интересов России с интересами Малороссии, историк русский должен, прервав на время нить своего рассказа, изложить эпизодически судьбы Малороссии, с тем, чтобы потом снова обратиться к своему повествованию. История Малороссии – это побочная река, впадающая в большую реку русской истории. Малороссияне всегда были племенем и никогда не были народом, а тем менее – государством… История Малороссии есть, конечно, история, но не такая, какою может быть история Франции или Англии… Народ или племя, по непреложному закону исторической судьбы теряющие свою самостоятельность, всегда представляют зрелище грустное… Разве не жалки эти жертвы неумолимой реформы Петра Великого, которые, в своем невежестве, не могли понять цели и смысла этой реформы? Им легче было расстаться с головой, чем с бородой, и, по их кровному, глубокому убеждению, Петр разлучал их навеки с радостию жизни… В чем же состояла эта радость жизни? В лености, невежестве и грубых, освященных веками обычаях… В жизни Малороссии было много поэзии, – правда; но где жизнь, там и поэзия; с переменой существования народного не исчезает поэзия, а только получает новое содержание. Слившись навеки с единокровною ей Россиею, Малороссия отворила к себе дверь цивилизации, просвещению, искусству, науке, от которых дотоле непреодолимою преградою разлучал ее полудикий быт ее» (Белинский В.Г. Собрание сочинений в 9 томах, Москва, 1976, Т.1, с.238-242).

Как видим, в своем старании унизить Украину Белинский даже бороды отнес к украинцам – авось потомки не узнают и не догадаются, откуда пришли в Россию наука и образование, кто открывал первые школы в России, откуда привез Петр Феофана Прокоповича…

Мнение Белинского, стало основополагающим, определяющим на все последующие времена при рассмотрении не только творчества Гоголя, но и вообще украинской литературы, культуры. Оно стало образцом отношения к украинскому народу. И не только для абсолютного большинства критиков, не только для политикума, но и для общества в целом, включая общество мировое.

Гоголем восхищались, им возмущались, но именно Белинский как бы черту провел, четко и понятно – вот это, где веселье, где сказочная природа, где глупый, простодушный народ – это искусство. Где есть попытка разобраться в судьбе своего народа, его историческом прошлом – это, по Белинскому, какой-то никому ненужный бред, писательские фантазии.

Белинскому вторили другие критики. Николай Полевой, например, писал о Гоголе в статье, посвященной «Мертвым душам»: «Господин Гоголь посчитал себя гением универсальным, он считает самый способ выражения, или язык свой, оригинальным и самобытным… При советах благоразумных людей г-н Гоголь мог бы убедиться в противном.

Мы желали бы, чтобы г-н Гоголь вовсе перестал писать, чтобы постепенно более и более он падал и заблуждался. Он хочет философствовать и поучать; он утверждается в своей теории искусства; он гордится даже своим странным языком, считает ошибки, происходящие от незнания языка, оригинальными красотами.

Еще в прежних сочинениях своих г-н Гоголь силился иногда изображать любовь, нежность, сильные страсти, исторические картины, и жалко было видеть, как ошибался он в таких попытках. Приведем для примера его усилия представить малороссийских казаков какими-то рыцарями, Баярдами, Пальмериками».

«Музика душі»

Конечно, мнений было много и разных. Советский критик Н.Онуфриев говорит о большой любви Гоголя к народу, сохраняющему, несмотря на тяжелые условия жизни, жизнерадостность, чувство юмора, жажду счастья, любовь к труду, к родному краю, к его природе. В «Страшной мести», – говорит Онуфриев, – Гоголь затронул тему о патриотизме народа, показал эпизоды борьбы казачества с иноземцами, посягающими на украинские земли, заклеймил изменников, ставших орудием злых, темных сил».

«Геній Гоголя першим з могутньою силою вдихнув у душу російського, а потім і світового читача любов до України, до її розкішних («упоительних») пейзажів і до її люду, в психології якого історично поєдналося, на думку письменника, оте «простодушно-лукаве» начало з началом героїчним і героїко-трагедійним,» – так считал Леонид Новаченко.

Один из самых видных украинских писателей ХХ века Олесь Гончар писал, что Гоголь в своих произведениях не приукрашивал народную жизнь, «доречніше в цім зв’язку говорити про натхненну піднесеність автора, про синівську залюбленість у звичаї рідного краю, зачарування молодого поета магією дзвінких зимових ночей з колядками дівчат і парубків, про цілком відчутне прагнення відшукати в міцних і цілісних народних натурах опору для збентеженого духу, знайти щось надійне, чисте й прекрасне. «Вечори на хуторі…» – це була справді музика душі, її співучі мрії, це була достойна синовня данина письменника батьківщині».

Очень обстоятельно тему Гоголя и Украины, Гоголя и украинской литературы в советское время разрабатывала Нина Евгеньевна Крутикова. Крутикова пишет о том, что украинские писатели-романтики 30-40 годов 19 столетия в своих произведениях использовали фольклор, но только лишь для стилизации, для внешней орнаментации. «Український народ, як правило, поставав у їх творах смиренним, глибоко релігійним і сумно покірним своїй долі». В то же время в «Страшной мести» «поки що в легендарній, казковій формі, Гоголь змалював народний героїзм, почуття товариськості і колективізму, волелюбність і високий патріотизм. Взагалі український народ в правдивому зображенні Гоголя був позбавлений тих рис покірливості, смиренномудрія, релігійного містицизму, які нав’язувалися йому представниками консервативних «теорій народності». Крутикова считает, что «повісті Гоголя з українського побуту та історії будили національну свідомість українців, їхню творчу мисль».

Интересно утверждение Крутиковой, например, о том, что только книги Гоголя вызвали у известного историка, этнографа, фольклориста и писателя Николая Костомарова интерес к Украине. Гоголь пробудил в нем то чувство, которое совершенно изменило направление его деятельности. Костомаров увлекся изучением истории Украины, написал ряд книг, Украина стала его idee fixe.

Чьей была Украина?

Можно ли говорить или писать о Николае Васильевиче Гоголе, не учитывая всех факторов, тем или иным образом повлиявших на формирование его таланта, его мировоззрения, его величайшего писательского дара?

Можно ли давать какую-либо оценку Гоголю, проводить какой-либо анализ «Вечеров на хуторе близ Диканьки», «Миргорода», «Арабесок», «Тараса Бульбы» да и самих «Мертвых душ», не обратившись к истокам творчества великого писателя, не проникшись духом той эпохи, не проникшись в полной мере осознанием трагической судьбы украинского народа, стоявшего тогда на очередном своем перепутье?

«До совершения централизаторских реформ Екатерины, – отмечал историк Д. Мирский, – украинская культура сохраняла свое явственное отличие от великороссийской культуры. Народ имел богатейшие сокровища фольклорной поэзии, своих профессиональных странствующих певцов, свой популярный кукольный театр, высокоразвитые художественные промыслы. По всей стране путешествовали бродячие спудеи, строились церкви в «мазепинском» барокковом стиле. Разговорной речью была только украинская, а «москаль» был там такой редкой фигурой, что это слово отождествлялось с названием солдата». Но уже в 1764 году вынужден был отречься от своего титула последний гетман Украины Кирилл Разумовский, в 1775 году ликвидирован и уничтожен форпост казачества – Запорожская Сечь, – которая хоть и существовала независимо от Гетманщины, но символизировала именно украинскую военную и национальную мощь. В 1783 году в Украине было введено крепостничество.

И вот тогда, когда Украину низводили до уровня обыкновенной российской провинции, когда она утратила последние остатки автономии, а ее высшее и среднее сословия быстро русифицировались – в этот момент появились первые проблески национального возрождения. И это не так и удивительно, потому что поражения и утраты в такой же мере как победы и успехи могут стимулировать национальное еgо.

Героем одного из первых прозаических произведений Гоголя – отрывка из исторического романа, опубликованного в конце 1830 года, – стал гетман Остряница. Этот отрывок позже Гоголь включил в свои «Арабески». Гоголь этим отрывком указал на свое происхождение. Он верил, что его дворянская генеалогия восходит до полулегендарного полковника второй половины ХVII столетия Остапа Гоголя, фамилию которого к своей прежней фамилии Яновского присовокупил дед Николая Васильевича Опанас Демьянович. С другой стороны, его прадед по бабушке Семен Лизогуб был внуком гетмана Ивана Скороладского и зятем переяславского полковника и украинского поэта XVIII столетия Василия Танского.

В своем увлечении, стремлении познать прошлое своего родного народа Гоголь был не одинок. Примерно в те же годы страстно изучал историю народа своего великий польский поэт Адам Мицкевич, что впоследствии нашло отражение в его лучших произведениях «Дзеды» и «Пан Тадеуш.» Николай Гоголь и Адам Мицкевич творили, «подогреваемые горем патриотизма, – как писал об этих двух великих представителях украинского и польского народов российский писатель-историк Владимир Чивилихин в своем романе-эссе «Память», – одинаково свежо, импульсивно, оригинально и вдохновенно, веруя… в свои таланты, испытывая общую спасительную тягу к реальности народной истории, культуры прошлого и надеждам на будущее».

Кстати, несмотря на очень явные отличия российского и украинского языков, российские писатели и критики того времени в большинстве своем украинскую литературу считали своеобразным ответвлением от российского древа. Украина же считалась просто интегральной частью России. Но, что интересно, в то же самое время и польские писатели смотрели на Украину как на неотъемлемую слагаемую своей польской истории и культуры. Украинские казаки для России и Польши были примерно тем же, что и «дикий запад» в представлении американцев. Конечно, попытки непризнания украинского языка как самодостаточного и равного другим славянским языкам, попытки непризнания украинского народа как нации, имеющей свою, отличную от других историю и культуру – эти попытки имеют причину, поясняющую такую ситуацию. И причина это одна – утрата на длительное время своей государственности. Украинский народ волею судьбы был обречен столетиями пребывать в неволе. Но о своих корнях он не забывал никогда.

«Злодеи отняли у меня эту драгоценную одежду и теперь ругаются над моим бедным телом, из которого все вышли!»

Принадлежащим к какому народу считал себя Гоголь? Давайте вспомним – разве говорится в «малороссийских» повестях Гоголя о каком-то ином народе, кроме украинского? Но Гоголь называет его также и народом русским, Русью. Почему?

Есть ли в этом какие-то противоречия истине? Да нет. Гоголь хорошо знал историю своей Родины. Он знал, что собственно Русь, ассоциировавшаяся во всех русских летописях обычно с Киевской землей и Украина – это одна земля. Московское государство, названное Петром І Россией – не исконная Русь, каким бы абсурдом это ни показалось какому-нибудь заидеологизированному историку или писателю. Русский народ в «малороссийских» повестях Гоголя – это народ украинский. И абсолютно неправильным является разделение понятий Русь и Украина, как относящихся к определению двух разных стран или народов. А ошибка эта довольно часто повторяется при истолковании творчества Гоголя. Хотя это явление можно, скорее, назвать не ошибкой, а просто данью той имперской идеологии, которая до недавнего времени властвовала и в литературоведении тоже. Украину Гоголь не считает окраиной или частью какого-то другого народа. И когда он в повести «Тарас Бульба» пишет о том, что «сто двадцать тысяч казацкого войска показалось на границах Украйны», то сразу же и уточняет, что это «не была какая-нибудь малая часть или отряд, выступивший на добычу или на угон за татарами. Нет, поднялась вся нация…»

Этой всей нацией в Русской земле – Украине – и была нация, называемая Гоголем украинской, русской, малороссийской, а иногда и хохлацкой. Называемая так в силу тех обстоятельств, что Украина была тогда уже частью большой империи, вознамерившейся эту нацию растворить в море других народов, отобрать у нее право иметь свое исконное название, свой исконный язык, народные песни, легенды, думы. Гоголю было сложно. С одной стороны, он видел, как исчезает, угасает его народ и не видел перспективы у талантливых людей добиться всемирного признания без обращения к языку огромного государства, а, с другой стороны, этот исчезающий народ – это был его народ, это была его родина. Гоголевское желание получить престижное образование, престижную должность сливалось в нем с чувством украинского патриотизма, взбудораженного его историческими изысканиями.

«Туда, туда! В Киев! В древний, в чудесный Киев! Он наш, он не их, не правда?» – писал он Максимовичу.

В «Истории Русов», одной из самых любимых книг Гоголя (автор которой, по утверждению известного историка-писателя Валерия Шевчука, считал, что «Київська Русь – це державне творення саме українського народу, що Русь – це Україна, а не Росія») приводится текст прошения от гетмана Павла Наливайко польскому королю: «Народ Русский, бывши в союзе сначала с княжеством Литовским, а потом – и с Королевством Польским не был никогда от них завоеван…».

Но что же получилось из этого союза русичей с литовцами и поляками? В 1610 году Мелетий Смотрицкий под именем Ортолога в книге «Плач Восточной церкви» жалуется на потерю важнейших русских фамилий. «Где дом Острожских, – восклицает он, – славный пред всеми другими блеском древней веры? Где роды князей Слуцких, Заславских, Вишневецких, Пронских, Рожинских, Соломерицких, Головчинских, Крашинских, Горских, Соколинских, и другие, которых сосчитать трудно? Где славные, сильные во всем свете ведомые мужеством и доблестью Ходкевичи, Глебовичи, Сапеги, Хмелецкие, Воловичи, Зиновичи, Тышковичи, Скумины, Корсаки, Хребтовичи, Тризны, Горностаи, Семашки, Гулевичи, Ярмолинские, Калиновские, Кирдеи, Загоровские, Мелешки, Боговитины, Павловичи,Сосновские? Злодеи отняли у меня эту драгоценную одежду и теперь ругаются над моим бедным телом, из которого все вышли!».

В 1654 году согласно торжественно утвержденным договорам и пактам народ Русский добровольно соединяется с государством Московским. А уже в 1830 году, ко времени написания Гоголем «Вечеров на хуторе близ Диканьки», впору было писать новый плач – куда исчезли, где растворились славные роды русичей? Да и не русичи они уже, нет, они – то ли малороссияне, но не в греческом понимании исходного, исконного, а совсем уже в другом смысле – братья меньшие, то ли украинцы – но опять же не в смысле края – родины, а как окраины. И не воины они, нет, они – старосветские, тонкослезые, объедающиеся, ленивые помещики, они уже, в лучшем случае – Иваны Ивановичи да Иваны Никифоровичи, в худшем – «низкие малороссияне», «которые выдираются из дегтярей, торгашей, наполняют как саранча, палаты и присутственные места, дерут последнюю копейку с своих же земляков, наводняют Петербург ябедниками, наживают, наконец, капитал и торжественно прибавляют к фамилии своей, оканчивающейся на о, слог въ» («Старосветские помещики»).

«Бреше, сучий москаль!»

Все это познал Гоголь, и не могла душа его не плакать. Но горькая это правда особенно ярко бросилась ему в глаза в пору первых жизненных неудач, связанных уже с Петербургом – столицей николаевской России. Служба дала возможность Гоголю воочию увидеть неведомый ему до того мир лихоимцев, взяточников, подхалимов, бездушных мерзавцев, больших и малых «значительных лиц», на которых держалась полицейско-бюрократическая машина самодержавия. «…Изжить там век, где не представляется совершенно впереди ничего, где все лета, проведенные в ничтожных занятиях, будут тяжким упреком звучать душе – это убийственно! – с сарказмом писал Гоголь матери, – что за счастье дослужить в 50 лет до какого-нибудь статского советника… и не иметь силы принесть на копейку добра человечеству».

Принесть добро человечеству. Об этом мечтал молодой Гоголь в те хмурые дни, когда он напрасно искал счастье по канцеляриям, и принужден был всю зиму, оказываясь иногда в положении Акакия Акакиевича, дрожать в летней шинели на холодных ветрах Невского проспекта. Там, в холодном, зимнем городе он стал мечтать об иной, счастливой жизни, и там в его воображении возникают яркие картины жизни своего родного украинского народа.

Помните, с каких слов начинается его первая «малороссийская» повесть? С эпиграфа на украинском языке: «Мені нудно в хаті жить…» А далее сразу, с ходу – «Как упоителен, как роскошен летний день в Малороссии!» И это знаменитое, неповторимое описание его родной украинской природы: «Вверху только, в небесной глубине, дрожит жаворонок, и серебряные песни летят по воздушным ступеням на влюбленную землю, да изредка крик чайки или звонкий голос перепела отдается в степи… Серые стога сена и золотые снопы хлеба станом располагаются в поле и кочуют по его неизмеримости. Нагнувшиеся от тяжести плодов широкие ветви черешен, слив, яблонь, груш; небо, его чистое зеркало – река в зеленых, гордо поднятых рамах… как полно сладострастия и неги малороссийское лето!»

Так описывать красоту своей возлюбленной родины мог, по признанию того же Белинского, только «сын, ласкающийся к обожаемой матери». Гоголь не уставал любоваться сам и поражать, увлекать этой любовью к своей Украине и всех своих читателей.

«Знаете ли вы украинскую ночь? О, вы не знаете украинской ночи! Всмотритесь в нее, – говорит он в своей очаровательной «Майской ночи». – С середины неба глядит месяц, необъятный небесный свод раздался, раздвинулся еще необъятнее… Девственные чащи черемух и черешен пугливо протянули свои корни в ключевой холод и изредка лепечут листьями, будто сердясь и негодуя, когда прекрасный ветреник – ночной ветер, подкравшись мгновенно, целует их… Божественная ночь! Очаровательная ночь! И вдруг все ожило: и леса, и пруды, и степи. Сыплется величественный гром украинского соловья, и чудится, что и месяц заслушался его посереди неба… Как очарованное, дремлет на возвышении село. Еще белее, еще лучше блестят при месяце толпы хат…»

Можно ли лучше и краше передать красоту этой украинской ночи, или «малороссийского» лета? На фоне этой дивной, красочной природы Гоголь раскрывает жизнь народа, народа вольного, свободного, народа во всей его простоте и самобытности. Гоголь не забывает всякий раз подчеркивать, акцентировать внимание читателя на этом. Народ в «Вечерах на хуторе близ Диканьки» противопоставлен, а точнее, имеет отличия от народа российского, называемого Гоголем «москальским». «То-то и есть, что если где замешалась чертовщина, то ожидай столько проку, сколько от голодного москаля» («Сорочинская ярмарка»). Или еще: «Плюйте ж на голову тому, кто это напечатал! бреше, сучий москаль. Так ли я говорил? Що то вже, як у кого чертма клепки в голови!» («Вечер накануне Ивана Купала»). И в этой же повести – «уж не чета какому-нибудь нынешнему балагуру, который как начнет москаля везть» – и сам Гоголь объясняет, что выражение «москаля везть» у украинцев обозначает просто «лгать». Являлись ли эти выражения оскорбительными для «москалей», против них направленными? Нет, конечно, Гоголь хотел сказать, подчеркнуть другое – различие российского и украинского народов. В своих повестях он изображает жизнь народа, имеющего право быть нацией, имеющего право на самобытность, на свою историю и культуру. Все это он, конечно, вынужден был прикрыть смехом, весельем. Но, как сказано в Евангелии: «Сказал им: кто имеет уши слышать, да слышит!»

У Гоголя все покрыто добрым, незлобным юмором. И хотя этот юмор, этот смех почти всегда завершается глубокой тоской и грустью, грусть эту видят далеко не все. Видят в основном те, кому она направлена. Молодой, начинающий писатель уже тогда видел измельчение народа, видел, как уходит, исчезает из реального мира чувство свободы и могущество личности, которое неотделимо от общенациональных идеалов братства и товарищества.

«Порядку нет в Украйне: полковники и есаулы грызутся, как собаки, меж собою…»

Связь с народом, с родиной – это высшее мерило жизненной полноценности и значимости человека. Именно об этом – «Страшная месть», получившая свое продолжение в «Тарасе Бульбе». Только тесная связь с народным движением, патриотические стремления придают герою подлинную силу. Отходя от народа, порывая с ним, герой теряет свое человеческое достоинство и неизбежно гибнет. Именно такова судьба Андрия – младшего сына Тараса Бульбы…

Тоскует в «Страшной мести» Данило Бурульбаш. Болит у него душа, потому что гибнет его родная Украина. Щемящую, ранящую душу грусть слышим мы в словах Данилы о славном прошлом его народа: «Что-то грустно становится на свете. Времена лихие приходят. Ох, помню, помню я годы; им, верно, не воротиться! Он был еще жив, честь и слава нашего войска, старый Конашевич! Как будто перед очами моими проходят теперь козацкие полки! Это было золотое время… Старый гетьман сидел на вороном коне. Блестела в руке булава; вокруг сердюки; по сторонам шевелилось красное море запорожцев. Стал говорить гетьман – и все стало как вкопанное… Эх… Порядку нет в Украйне: полковники и есаулы грызутся, как собаки, меж собою. Нет старшей головы над всеми. Шляхетство наше все переменило на польский обычай, переняло лукавство… продало душу, принявши унию… О время, время!»

В полной мере тему патриотизма, тему братства и товарищества Гоголь развил уже в повести «Тарас Бульба». Центральным, кульминационным моментом там стала знаменитая речь Тараса: «Знаю, подло завелось теперь на земле нашей; думают только они, чтобы при них были хлебные стоги, да конные табуны их, да были бы целы в погребах запечатанные меды их. Перенимают черт знает какие бусурманские обычаи, гнушаются языком своим, свой с своим не хочет говорить; свой своего продает, как продают бездушную тварь на торговом рынке. Милость чужого короля, да и не короля, а паскудная милость польского магната, который желтым чеботом своим бьет их в морду, дороже для них всякого братства».

Читаешь эти горькие гоголевские строчки, а на ум приходят уже другие – шевченковские:

Раби, подножки, грязь Москви,
Варшавське сміття – ваші пани,
Ясновельможнії гетьмани.
Чого ж ви чванитеся, ви!
Сини сердешної Украйни!
Що добре ходите в ярмі,
Ще лучше, як батьки ходили.
Не чваньтесь, з вас деруть ремінь,
А з їх, бувало, й лій топили…

«Реве та стогне Дніпр широкий»

И Гоголь, и Шевченко были сыновьями своей земли, своей родины. Оба впитали в себя дух народа – вместе с песнями, думами, легендами, преданиями. Сам Гоголь был активным собирателем украинских народных песен. Он получал величайшее удовлетворение от их прослушивания. Переписывал сотни песен с различных печатных и других источников. Свои взгляды на украинский песенный фольклор Гоголь изложил в статье 1833 года «О малороссийских песнях», которую поместил в «Арабесках». Эти песни составляли основу духовности Гоголя. Они, по Гоголю, – живая история украинского народа. «Это народная история, живая, яркая, исполненная красок истины, обнажающая всю жизнь народа, – писал он. – Песни для Малороссии – все: и поэзия, и история, и отцовская могила… Везде проникает их, везде в них дышит… широкая воля казацкой жизни. Везде видна та сила, радость, могущество, с какою козак бросает тишину и беспечность жизни домовитой, чтобы вдаться во всю поэзию битв, опасностей и разгульного пиршества с товарищами… Выступает ли козацкое войско в поход с тишиною и повиновением; извергает ли из самопалов поток дыма и пуль; описывается ли ужасная казнь гетмана, от которой дыбом подымается волос; мщение ли козаков, вид ли убитого козака с широко раскинутыми руками на траве, с разметанным чубом, клекты ли орлов в небе, спорящих о том, кому из них выдирать козацкие очи, – все это живет в песнях и окинуто смелыми красками. Остальная половина песней изображает другую половину жизни народа… Там одни козаки, одна военная, бивачная и суровая жизнь; здесь, напротив, один женский мир, нежный, тоскливый, дышащий любовью».

«Моя радость, жизнь моя! песни! Как я вас люблю! – писал Гоголь Максимовичу в ноябре 1833 года. – Что все черствые летописи, в которых я теперь роюсь, перед этими звонкими, живыми летописями!… Вы не можете представить, как мне помогают в истории песни. Даже не исторические, даже похабные. Они дают все по новой черте в мою историю, все разоблачают яснее и яснее, увы, прошедшую жизнь и, увы, прошедших людей…».

В наибольшей мере украинские песни, думы, легенды, сказки, предания, получили свое отражение в поэтических «Вечерах на хуторе близ Диканьки». Они послужили и материалом для сюжетов, и использовались в качестве эпиграфов, вставок. В «Страшной мести» ряд эпизодов по своему синтаксическому строю, по своей лексике очень близок к народным думам, былинам. «И пошла по горам потеха. И запировал пир: гуляют мечи, летают пули, ржут и топочут кони… Но виден в толпе красный верх пана Данила… Как птица, мелькает он там и там; покрикивает и машет дамасской саблей, и рубит с правого и левого плеча. Руби, козак! гуляй, козак! тешь молодецкое сердце…»

Перекликается с народными мотивами и плач Катерины: «Козаки, козаки! где честь и слава ваша? лежит честь и слава ваша, закрывши очи, на сырой земле».

Любовь к песням народа – это и любовь к самому народу, к его прошлому, так красиво, богато и неповторимо запечатленному в народном творчестве. Любовь эту, любовь к родине, напоминающую любовь матери к своему ребенку вперемешку с чувством гордости за его красоту, и силу, и неповторимость – разве можно выразить ее лучше, чем это сказал в своих поэтических, волнующих строках из «Страшной мести» Николай Васильевич Гоголь? «Чуден Днепр при тихой погоде, когда вольно и плавно мчит сквозь леса и горы плавные воды свои. Ни зашелохнет, ни прогремит… Редкая птица долетит до середины Днепра. Пышный! ему нет равной реки в мире. Чуден Днепр и при теплой летней ночи… Черный лес, унизанный спящими воронами, и древле разломанные горы, свесясь, силятся закрыть его хотя длинною тенью своею, – напрасно! Нет ничего в мире, что бы могло прикрыть Днепр… Когда же пойдут горами по небу синие тучи, черный лес шатается до корня, дубы трещат и молния, изламываясь между туч, разом осветит целый мир – страшен тогда Днепр! Водяные холмы гремят, ударяясь о горы, и с блеском и стоном отбегают назад, и плачут, и заливаются вдали… И бьется о берег, подымаясь вверх и опускаясь вниз, пристающая лодка».

Реве та стогне Дніпр широкий,
Сердитий вітер завива,
Додолу верби гне високі,
Горами хвилю підійма.
І блідний місяць на ту пору
Із хмари де-де виглядав,
Неначе човен в синім морі
То виринав, то потопав.

Не от пламени ли Гоголя зажегся ярчайший и самобытнейший талант на Украине – Тарас Шевченко?

В обоих писателей Днепр – это символ родины, могучей и непримиримой, величественной и прекрасной. И верили они в то, что сумеет подняться народ, сумеет сбросить с себя оковы. Но сначала его нужно разбудить. И они будили, они показывали народу: вы есть, вы могучая нация, вы не хуже других – потому что имеете великую историю, и вам есть чем гордиться.

Они будили, они не дали затеряться украинскому народу среди многих других европейских народов.

«Не будучи украинцем по духу, по крови, по глубинной сути, мог бы разве Гоголь написать «Вечера на хуторе близ Диканьки», «Сорочинскую ярмарку», «Майскую ночь», «Тараса Бульбу»?»

«Уроки Гения» – так назвал свою статью о Гоголе Михаил Алексеев. Он писал: «Народ, имеющий в своем основании богатый исторический опыт, огромный духовный потенциал, в какой-то час почувствует в себе жгучую потребность излить себя, высвободить, а точнее – выявить нравственную энергию в дивной бессмертной песне. И тогда он, народ, отыскивает того, кто мог бы создать такую песню. Так рождаются Пушкины, Толстые, Гоголи и Шевченки, эти богатыри духа, эти счастливцы, коих народы, в данном случае русские и украинцы, сделали своими избранниками.

Иногда на такие поиски уходят столетия и даже тысячелетия. Украине потребовалось всего лишь пять лет, чтобы подарить человечеству сразу двух гениев – Николая Васильевича Гоголя и Тараса Григорьевича Шевченко. Первого из этих титанов называют великим русским писателем, поскольку слагал он свои поэмы, творения на русском языке; но, не будучи украинцем по духу, по крови, по глубинной сути, мог бы разве Гоголь написать «Вечера на хуторе близ Диканьки», «Сорочинскую ярмарку», «Майскую ночь», «Тараса Бульбу»? Совершенно очевидно, что это мог сделать лишь сын украинского народа. Внеся в русский язык чарующие краски и мотивы украинской мовы, Гоголь, величайший кудесник, преобразил и собственно русский литературный язык, наполнил его паруса упругими ветрами романтики, придал русскому слову неповторимую украинскую лукавинку, ту самую «усмишку», которая непостижимою, таинственною силою своей заставляет верить нас в то, что редкая птица долетит до середины Днепра…»

Гоголевский «Ревизор», его «Мертвые души» всколыхнули Россию. Они заставили многих по-новому взглянуть на себя. «Негодовали в Москве, в Петербурге и в глуши, – писал российский критик Игорь Золотусский. – Негодовали и читали, расхватывали поэму, ссорились из-за нее и мирились. Пожалуй, не было со времени триумфа знаменитых пушкинских ранних поэм такого успеха». Раскололась Россия. Гоголь заставил ее задуматься о своем настоящем и будущем.

Но, наверное, в еще большей мере всколыхнул он украинский национальный дух. Начав вроде бы с невинных, веселых комедий, показывающих «народ, отделенный каким-нибудь столетием от собственного младенчества», Гоголь уже в этих ранних, так называемых малороссийских, повестях затронул чувствительную и самую больную и слабую струну украинской души. Может быть, для всего мира главным в этих повестях была веселость и оригинальность, самобытность и неповторимость, невиданная и неслыханная для многих ранее наций. Но не в этом основной смысл видел Гоголь. И, тем более, не веселье главным мог увидеть в этих повестях сам украинский народ.

Тысячи лет передаются из поколения в поколение сказания и предания о славных страницах своего прошлого. Украина же всего лишь каких-нибудь полстолетия пребывала в состоянии крепостного рабства. Еще живы были не только воспоминания о славной казацкой вольнице, но и предания о могучей и сильной Руси, покорявшей многие народы и территории. И теперь эта Русь вместе со своей столицей – древним Киевом, была периферией огромного государства, теперь она Малороссия, а ее культура, ее язык вызывали, в лучшем случае, лишь умиление. И вдруг она ожила, предстала перед взором умудренной, иногда снобистской публики во всей самобытной красе, со всеми своими особенностями, культурными и языковыми отличиями.

Да и сам украинский народ, открыто названный Гоголем Русью, пораженный «Вечерами», а потом еще более «Миргородом», не мог не остановиться и не посмотреть на самого себя – кто он есть, куда идет, какое будущее у него впереди?

«Говорено, что все мы выросли из гоголевской «Шинели», – писал Виктор Астафьев. – А «Старосветские помещики»? А «Тарас Бульба»? А «Вечера на хуторе близ Диканьки»?… Из них разве никто и ничего не выросло? Да нет такого истинно русского – да и русского ли только? – такого таланта, кои не испытали бы на себе благотворного влияния гоголевской мысли, не омывались бы волшебной, животворящей музыкой его слова, не поражались бы непостижимой фантазией. Эта вкрадчивая, непринужденная красота Гоголя всякому глазу и сердцу вроде бы доступные, живая жизнь, как бы и не рукой и сердцем кудесника изваянные, мимоходом зачерпнутые из бездонного кладезя мудрости и мимоходом же, непринужденно отданные читателю…

Ирония и смех его повсюду горьки, однако не надменны. Смеясь, Гоголь страдает. Обличая порок, он прежде всего в себе его обличает, в чем и признавался не раз, страдал и плакал, мечтая приблизиться к «идеалу». И дано ему было не только приблизиться к великим художественным открытиям, но и мучительно постигать истину бытия, величие и расхристанность человеческой морали…

Может быть, Гоголь весь в будущем? И если это будущее возможно, … оно прочтет Гоголя. Мы же прочесть его при нашей суетности всеобщей, поверхностной грамотности не смогли, мы пользовались подсказками учителей, а они действовали по подсказкам того же хотя бы Белинского и его последователей, путающих просветительство с уголовным кодексом. Добро уже и то, что пусть и в преклонном возрасте пришли к широкому, хотя не очень еще глубокому постижению гоголевского слова. Однако, того закона и того завета, по которым это слово сотворялось, – не постигли» (Виктор Астафьев «Приближение к истине»).

Обращаясь к теме истории и народа, Астафьев говорит: «Отрыв от отеческих корней, искусственное осеменение с помощью химических впрыскиваний, быстрый рост и скачкообразное восхождение к «идеям» может только приостановить нормальное движение и рост, исказить общество и человека, затормозить логическое развитие жизни. Анархия, разброд в природе и в душе человеческой, и без того метущейся – вот что получается от желаемого, принимаемого за действительность».

Величие Гоголя как раз и состояло в том, что он, его творчество произросло все целиком из народа. Того народа, среди которого он вырос, под небом которого «під музику дзвонів вінчалися майбутні мати і батько письменника», где он, «веселий і бистроногий хлопчик грався із своїми ровесниками на полтавських, вщерть наповних сонцем луках, пустуючи, показував язика сільським молодицям, безтурботно сміявся, почувши влучний народний жарт, ще не відаючи тоді, скільки страждань і тягот ляже на його слабкі плечі, які муки терзатимуть упродовж років його тонку, нервову душу» (Олесь Гончар).

Любовь к родине

«Любовь Гоголя к своему народу, – писал президент Всемирного Совета Мира Фредерик Жолио-Кюри, – привела его к великим идеям человеческого братства».

«Як це не дивно, – было сказано в одной из передач радио «Свобода» в 2004 году, – але національну свідомість багатьох українців пробудив не Шевченко, а Гоголь. Академік Сергій Єфремов згадує, що в дитинстві самосвідомість прийшла до нього від Гоголя, з його “Тарасом Бульбою”. Довженко теж більше взяв від Гоголя, ніж від Шевченка. Він мріяв поставити “Тараса Бульбу”. А сьогодні хоче його ставити Жерард Депардьє… У світовій літературній критиці існує думка про те, що лише за “Тараса Бульбу” Миколу Гоголя можна вважати полум’яним українським патріотом. А якщо додати знамениті “Вечори на хуторі біля Диканьки”, які мають заворожуючу українську основу, то тоді й бачимо, що і душа, і серце Гоголя завжди залишалися з Україною».

Без любви к своей семье, к своей школе, к своему городу, к своей родине не может быть любви ко всему человечеству. Великие идеи человеколюбия не рождаются на пустом месте. А это сейчас проблема. Проблема всего нашего народа. Долгие годы наше общество пытались формировать по каким-то искусственным, мертворожденным канонам. У людей пытались отобрать их веру, навязать им новые, «советские», обычаи, традиции. Из более чем ста народов лепили единый, интернациональный народ. Историю нам преподавали по Белинскому, где Украина была «не более, как эпизодом из царствования царя Алексея Михайловича». В центре Европы 50-миллионный народ стремительно катился к утрате своего национального обличья, своего языка и культуры. В результате выросло общество манкуртов, общество потребителей, временщиков. Эти временщики, находясь сейчас при власти, грабят свою же державу, беспощадно обдирают ее, вывозя все наворованное в «ближнее» и «дальнее» зарубежье.

Исчезли все ценностные человеческие ориентиры, и не о любви к ближнему говорится сейчас, нет – о долларах и Канарах, о «Мерседесах» и дачах на Кипре и в Канаде…

В сложное мы живем время, и именно сейчас, как никогда, актуально обращение к Гоголю, к его любви к своему родному украинскому народу, к своей обожаемой им Украине – Руси. Чувство гордости за принадлежность к своему украинскому народу уже пробудили – не политики, не литераторы – спортсмены. Андрей Шевченко, братья Кличко, Яна Клочкова и другие подняли во всех концах мира тысячи восторженных их мастерством людей при звуках государственного гимна Украины, при виде государственного флага Украины. Украина возрождается. Украина будет. Нам только еще бы немножко поучиться надо той любви к родине – бескорыстной, жертвенной – которую пробуждал в своем народе Гоголь – великий патриот и предтеча самостийной независимой Украины.

Анатолий Герасимчук

На востоке Украины идёт война, и, пожалуй, самый печальный парадокс этого противостояния в том, что команды орудийным расчётам, обстреливающим Славянск, отдаются по-русски так же, как за право разговаривать и учить своих детей на нём сражаются ополченцы Донбасса. Русский мир Украины — понятие даже географически гораздо более широкое, чем юго-восток Украины или Новороссия. Как бы ни хотели нас заставить забыть об этом, русское и русскоязычное население во множестве живёт всюду на Украине. Немало в стране регионов смешанных, где хватает и тех, кто идентифицирует себя как украинцы, и тех, кто считает себя русскими. Один из них — Полтавская область, остающаяся в стороне от открытого противостояния. Один из центров украинского национализма и в то же время родина Гоголя, место, где всегда помнили о Полтавской битве. Где преимущественно русскоязычные города окружены говорящими на мове деревнями. О том, что происходит в области на фоне гражданской войны и как живётся тем, кто продолжает считать себя частью Русского мира, в интервью «Русскому миру» рассказал Виктор Шестаков, глава Русской общины Полтавской области.

— Полтава — это «сердце Украины», «душа Украины», поэтому миропонимание коренных жителей здесь строится больше на ощущении своей украинской идентичности, — рассказывает Виктор Шестаков. — Всё, что сейчас происходит в российско-украинских отношениях, они воспринимают достаточно агрессивно. Область однозначно важна и для нынешней власти, поэтому ей уделяется очень большое внимание. Большая часть глав районов и сам губернатор являются представителями партии «Свобода», здесь также достаточно серьёзно представлены и «Удар», и «Батькивщина». Соответственно, вся внутренняя политика сейчас будет строиться на усилении украинизации, усилении, как они это называют, культурно-просветительской, патриотической работы. Я не назову это русофобией, потому что каких-то ярких примеров агрессивной риторики по сравнению с минувшим (как это было например, во время празднования 300-летия Полтавской битвы), мне привести сложно. Тем не менее 305-я годовщина сражения, можно уже говорить однозначно, отмечаться не будет, также как и 205-я годовщина рождения Гоголя на его родине не праздновалась никем вообще. То есть это уже тенденция.

— А в каком состоянии пребывает русскоязычное образование в области?

— Тут точка фактически уже поставлена, потому что в области осталось две русских школы и четыре смешанных. В самой Полтаве русских школ уже нет — лишь в двух школах есть несколько русских классов. Динамика роста украинских классов превалирует, соответственно, русские классы просто исчезают. Любопытно, что русскоязычные классы во многом держатся благодаря представителям народов Кавказа, Средней Азии и смешанным семьям с арабами — они выбирают русский язык для обучения. Получается, что русское население области — это порядка 120 тысяч человек по последней переписи — они не выбирают русский язык в школах для своих детей. Я считаю, что главная проблема русских в этом регионе — в уровне национальной самоидентификации. При этом два крупнейших города области — Полтава и Кременчуг — это русскоязычные города. Кременчуг — однозначно русскоязычный город, а Полтава традиционно была двуязычной, но в последнее время в связи с притоком сельского населения русский язык вымывается. И всё же говорить о том, что Полтава полностью перешла на мову, совсем неверно.

— Вы возглавляете Русскую общину Полтавской области. Как у Вас строятся взаимоотношения с властями, особенно в последнее время?

— Не строятся никак. До того отношения — назвать их конструктивными очень сложно — всё же были: по крайней мере нас приглашали на какие-то круглые столы, события, которые были связаны с представителями национальных меньшинств или с мероприятиями на уровне общественных советов — и областных, и городских. С нынешними властями за последние четыре месяца у нас было мало контактов. Прежде всего, это участие в праздновании 9 Мая.

В Полтаве 9 Мая был и праздник, и траур — были и те, кто носил георгиевские ленточки, и те, кто пытался их сорвать. Было и агрессивное поведение, хотя это скорее единичные факты. Но в целом, можно сказать, город отказался от ленточек. Если раньше мы привозили и раздавали их тысячами — за час на оживлённых перекрёстках ребята раздавали по три-четыре тысячи ленточек, много было ленточек на машинах, то теперь этого нет.

— В чём причина?

— Я думаю, в большей степени это боязнь. Потому что другие элементы традиционного праздника, вызывавшие меньшее раздражение и меньшее опасение, присутствовали — люди приходили и приносили цветы, кашу варили...

— День Победы у Вас воспринимается сейчас как однозначно пророссийский праздник?

— Я думаю, нет. И всё же общество ещё не отошло от событий Майдана и всего, что произошло после. Плюс состояние фактически гражданской войны накладывает отпечаток на воспринимаемые события.

— Люди поддерживают Майдан?

— В большинстве своём, безусловно, поддерживают. В Полтавской области традиционно не сильны пророссийские настроения. Даже несмотря на два таких сильных бренда — Полтавскую битву и Гоголя. Кстати говоря, руководство области, скажем так, неумно ими не пользуется. Ведь за исключением, пожалуй, Севастополя, Киева и Львова ни одна другая область не обладает таким плацдармом для развития туризма. С учётом того, что область в основном аграрная, а производства, на 90 % ориентированные на Россию, останавливаются, если области и грозит какой-то взрыв, то он будет, скорее всего, социальным — не политическим.

— В связи с избранием президентом Порошенко Вы ожидаете каких-то изменений для Вашей организации?

— Нет-нет. Совершенно очевидно, что любая власть, которая хочет остановить деятельность какой-то общественной организации, может это сделать совершенно спокойно. Однако наша организация работает в правовом поле, мы занимаемся в большей степени популяризацией исторических событий. Единственное, что может произойти неприятного, — это если мы столкнёмся с непониманием нашей работы со стороны областного руководства. С другой стороны, мы всё равно будем заниматься тем, чем и занимались.

Беседовал Борис Серов