Эренбург оттепель анализ произведения. Военный период творчества

В клубе крупного промышленного города - аншлаг. Зал набит битком, люди стоят в проходах. Событие незаурядное: опубликован роман молодого местного писателя. Участники читательской конференции хвалят дебютанта: трудовые будни отражены точно и ярко. Герои книги - воистину герои нашего времени.

А вот об их «личной жизни» можно поспорить, считает один из ведущих инженеров завода Дмитрий Коротеев. Типического здесь ни на грош: не мог серьезный и честный агроном полюбить женщину ветреную и кокетливую, с которой у него нет общих духовных интересов, в придачу - жену своего товарища! Любовь, описанная в романе, похоже, механически перенесена со страниц буржуазной литературы!

Выступление Коротеева вызывает жаркий спор. Более других обескуражены - хотя и не выражают этого вслух - ближайшие его друзья: молодой инженер Гриша Савченко и учительница Лена Журавлева (ее муж - директор завода, сидящий в президиуме конференции и откровенно довольный резкостью критики Коротеева).

Спор о книге продолжается на дне рождения Сони Пуховой, куда приходит прямо из клуба Савченко. «Умный человек, а выступал по трафарету! - горячится Гриша. - Получается, что личному - не место в литературе. А книга всех задела за живое: слишком часто еще мы говорим одно, а в личной жизни поступаем иначе. По таким книгам читатель истосковался!» - «Вы правы, - кивает один из гостей, художник Сабуров. - Пора вспомнить, что есть искусство!» - «А по-моему, Коротеев прав, - возражает Соня. - Советский человек научился управлять природой, но он должен научиться управлять и своими чувствами…»

Лене Журавлевой не с кем обменяться мнением об услышанном на конференции: к мужу она уже давно охладела, - кажется, с того дня, когда в разгар «дела врачей» услышала от него: «Чересчур доверять им нельзя, это бесспорно». Пренебрежительное и беспощадное «им» потрясло Лену. И когда после пожара на заводе, где Журавлев показал себя молодцом, о нем с похвалой отозвался Коротеев, ей хотелось крикнуть: «Вы ничего не знаете о нем. Это бездушный человек!»

Вот еще почему огорчило её выступление Коротеева а клубе: уж он-то казался ей таким цельным, предельно честным и на людях, и в беседе с глазу на глаз, и наедине с собственной совестью…

Выбор между правдой и ложью, умение отличить одно от другого-к этому призывает всех без исключения героев повести время «оттепели». Оттепели не только в общественном климате (возвращается после семнадцати лет заключения отчим Коротеева; открыто обсуждаются в застолье отношения с Западом, возможность встречаться с иностранцами; на собрании всегда находятся смельчаки, готовые перечить начальству, мнению большинства). Это и оттепель всего «личного», которое так долго принято было таить от людей, не выпускать за дверь своего дома. Коротеев - фронтовик, в жизни его было немало горечи, но и ему этот выбор дается мучительно. На партбюро он не нашел в себе смелости заступиться за ведущего инженера Соколовского, к которому Журавлев испытывает неприязнь. И хотя после злополучного партбюро Коротеев изменил свое решение и напрямую заявил об этом завотделом горкома КПСС, совесть его не успокоилась: «Я не вправе судить Журавлева, я - такой же, как он. Говорю одно, а живу по-другому. Наверное, сегодня нужны другие, новые люди - романтики, как Савченко. Откуда их взять? Горький когда-то сказал, что нужен наш, советский гуманизм. И Горького давно нет, и слово «гуманизм» из обращения исчезло - а задача осталась. И решать её - сегодня».

Причина конфликта Журавлева с Соколовским - в том, что директор срывает план строительства жилья. Буря, в первые весенние дни налетевшая на город, разрушившая несколько ветхих бараков, вызывает ответную бурю - в Москве. Журавлев едет по срочному вызову в Москву, за новым назначением (разумеется, с понижением). В крахе карьеры он винит не бурю и тем более не самого себя - ушедшую от него Лену: уход жены - аморалка! В старые времена за такое… И еще виноват в случившемся Соколовский (едва ли не он поспешил сообщить о буре в столицу): «Жалко все-таки, что я его не угробил…»

Была буря - и унеслась. Кто о ней вспомнит? Кто вспомнит о директоре Иване Васильевиче Журавлеве? Кто вспоминает прошедшую зиму, когда с сосулек падают громкие капли, до весны - рукой подать?..

Трудным и долгим был - как путь через снежную зиму к оттепели - путь к счастью Соколовского и «врача-вредителя» Веры Григорьевны, Савченко и Сони Пуховой, актрисы драмтеатра Танечки и брата Сони художника Володи. Володя проходит свое искушение ложью и трусостью: на обсуждении художественной выставки он обрушивается на друга детства Сабурова - «за формализм». Раскаиваясь в своей низости, прося прощения у Сабурова, Володя признается себе в главном, чего он не осознавал слишком долго: у него нет таланта. В искусстве, как и в жизни, главное - это талант, а не громкие слова об идейности и народных запросах.

Быть нужной людям стремится теперь Лена, нашедшая вновь себя с Коротеевым. Это чувство испытывает и Соня Пухова - она признается самой себе в любви к Савченко. В любви, побеждающей испытания и временем, и пространством: едва успели они с Гришей привыкнуть к одной разлуке (после института Соню распределили на завод в Пензе) - а тут и Грише предстоит неблизкий путь, в Париж, на стажировку, в группе молодых специалистов.

Весна. Оттепель. Она чувствуется повсюду, её ощущают все: и те, кто не верил в нее, и те, кто её ждал - как Соколовский, едущий в Москву, навстречу с дочерью Машенькой, Мэри, балериной из Брюсселя, совсем ему не знакомой и самой родной, с которой он мечтал увидеться всю жизнь.

Рубашкин А.

Бывают в истории литературы произведения, оставившие след в общественном сознании прежде всего благодаря своевременности их выхода в свет. После них могут выйти книги художественно более значимые, но они так не запомнятся. «Оттепель» Эренбурга определила поворот нашей жизни, само понятие «послесталинской оттепели» пошло от этой повести. Название стало нарицательным.

В повести ничего не сказано о мартовских днях 1963-го, когда мы скорбели, прощаясь с прошлым. Имя Сталина вообще не упомянуто - все это уже после него, в другую эпоху. В «Оттепели» атмосфера осени 1953 - зимы 1954 года, рассказ о том, что испытывал автор и его герои в переломную пору нашего существования... Еще прочно стояли памятники Сталину, еще отмечалось в печати его семидесятипятилетие, но что-то уже уходило. И повесть воспринималась антикультовской еще до официального осуждения того, что названо было потом «культом личности».

В чем же эта антикультовость? В подходе к человеку. Годами утверждалось, что человек - винтик в огромном государственном механизме. А тут устами своего героя, старого большевика Андрея Ивановича Пухова автор провозглашал: «Общество состоит из живых людей, арифметикой ты ничего не решишь. Мало выработать разумные меры, нужно уметь их выполнить, а за это отвечает каждый человек. Нельзя все сводить к протоколу „слушали - постановили"».

Непросто идут к своему счастью герои - им трудно разобраться в чувствах. Лена тянется к Коротееву и терзается: как уйти от Журавлева, все-таки у них дочь, да и сама выбирала. Доктор Шерер в свои годы не хочет поверить в возможность счастья с Соколовским. Соня Пухова мучается сама и мучает своего избранника, сделала равными с другими, когда «в знойный август он шагал но степи с отступающей дивизией». На войне он потерял свою любовь, до войны была подорвана вера. Можно ли подсчитать, чего больше - плохого или хорошего было в жизни Коротеева?

В повести Эренбурга нет широкого полотна жизни, но его герои знали то, что знал он. У каждого были проблемы не только личного порядка. Неуживчивый Соколовский в то же время молчун, он кажется людям странным, но многое проясняется из тех деталей его биографии, которые даны в повести. Старый большевик, участник гражданской войны, талантливый инженер, он охвачен страхом, что ему напомнят о взрослой дочери, живущей за границей. «Неужели самое важное - это анкета?» - думает он. Соколовский уже пострадал из-за анкеты, его прогнали с уральского завода, в газете появился фельетон о нем. И вот снова та же угроза, теперь Журавлев готов напомнить ему о бельгийском родстве. Узнав об этом, Соколовский тяжело заболевает...

Может быть, Эренбург «нагнетает» горькие судьбы? Но ему-то известно, что поколение Соколовского хлебнуло куда больше, чем этот герой. Его сверстники не только фельетоны о себе читали, но и расставались с жизнями в сталинских казематах, как друг писателя большевик Семен Членов, как товарищ по Испании большевик Михаил Кольцов.

Писатель знал, что драматизм минувших лет был большим, чем он мог об этом сказать, знал, что и Симонов не оставался в неведении. Уже были написаны (тогда потаенные) стихи Ольги Берггольц - «Нет, не из книжек наших скудных...» Эренбург читал их. И об ахматовском «Реквиеме» ему было известно от самого автора. Так что Эренбург был искренен, когда писал: «Я не стал бы оспаривать суждения К. Симонова, если бы они ограничивались оценкой художественных достоинств или недостатков моей повести». Речь шла о другом. О характеристике времени, о том, какими красками нарисована наша жизнь.

Тут самая пора обратиться к 1954 году. Уже задули теплые ветры, но сколько было еще наледей, теневых сторон. При активном участии того же Симонова еще раз «проработали» Зощенко. Резкой критике подверглись статьи Михаила Лившица, Владимира Померанцева, Федора Абрамова, опубликованные в «Новом мире». Все они попали в «очернители». В результате этой критики был первый раз снят со своего поста редактор журнала Александр Твардовский. Вместо него назначили... Симонова. Так что в своих переживаниях Эренбург был не одинок. Год спустя. критика обрушилась на Павла Нилина - он написал повесть «Жестокость», говорил о том, как время испытывало человека на разрыв, утверждал, что нельзя добиться высоких целей безнравственными методами...

Что же до Эренбурга, то его «Оттепель» еще долго была на «черной доске». Не нравились герои, не нравилось, как говорит писатель об искусстве. Симонов уделил этому в своей статье большую ее половину, утверждая, что автор дает «неверную оценку нашего искусства и пропагандирует неверные взгляды на пути его развития».

Между тем, в своей небольшой повести Эренбург и не думал представить «картину состояния искусства». В ней наряду с другими персонажами действуют два художника-антагониста - Пухов и Сабуров, есть отдельные высказывания о книгах, спектаклях. Видно, что на многое автор смотрит критически. И дело не только в искусстве. «Она (Таня. - А. Р.) играла в советской пьесе лаборантку, которая разоблачает профессора, повинного в низкопоклонстве». Вряд ли может быть хороша пьеса с таким конфликтом, потому важнее сама ситуация, при которой такие конфликты возможны. И самому Эренбургу приходилось слышать эти упреки в «низкопоклонстве».

Пожалуй, более всего говорится в повести о живописи. О ней размышляет циничный и уже предавший искусство художник Пухов. За эти размышления больше всего критиковали автора: он, дескать, не обличает Пухова, делает его чуть ли не жертвой обстоятельств. Попутно же критики, и прежде всего Симонов, утверждали, что Эренбург должен был показать широкую палитру искусства, его достижения. «Автор повести почел за благо зажмуриться и увидеть сквозь щелку только Пуховых, Сабуровых Танечек».

В архиве Эренбурга есть письмо к нему режиссера Григория Лозинцева: «Даже самые лихие критики не упрекали Островского в том, что в „Лесе“ он исказил все состояние русского театрального искусства, в котором были тогда и Щепкин, и Мартынов; и Садовский... И самое бойкое казенное перо не рискнуло бы задать вопрос Островскому - к кому он себя причисляет, к Несчастливцеву или к Аркашке, а ведь других деятелей театра в пьесе не было».

Пухов и Сабуров - разные полюса искусства. Первый чужд Эренбургу, видящему в нем приспособленца, халтурщика, второму автор глубоко сочувствует. Разумеется, существуют и деятели искусства другого плана, но писатель говорит о том, что его волнует, фокусирует внимание на этих явлениях. Симонов «угадал» в повести некоторых влиятельных и высокопоставленных приспособленцев, куда более заметных и потому вредных, таких как художник Александр Герасимов. Что же касается другого полюса, то на нем можно было тогда изредка увидеть прежде всего Фалька, замечательного пейзажиста, которого не признавали и «били рублем», обвиняя, конечно же, в формализме.

Желание тогдашней критики, чтобы Эренбург хотя бы «намекнул», что этими полюсами все не ограничивается, весьма странно, писатель говорит о реальных явлениях художественной жизни, не претендуя на их обзор. Иначе он мог бы на многое «намекнуть»: а то, например, как обходились в сороковые годы с его любимыми композиторами - Прокофьевым и Шостаковичем (одна из симфоний последнего упоминается в «Оттепели»), как закрыли театр и тем укоротили жизнь замечательного режиссера. Он мог бы напомнить и о судьбе Ахматовой и Зощенко.

Не обеляя Пуховых, Эренбург подчеркивает, что в обществе есть условия для их возникновения, что в нашем искусстве много ненужных регламентаций и сложившихся стереотипов. Тот же Симонов «согласен» - пусть в повести появится Пухов, но автор должен определеннее его разоблачать. Как будто мало саморазоблачается герой. «Конечно, я халтурщик, но в общем все более или менее халтурят, только некоторые этого не хотят понять». Действительно ли так думает Володя Пухов? Скорее успокаивает себя. Это «все» снимает ответственность, так легче жить. «Ведь все лавируют, хитрят, врут, одни умнее, другие глупее», - повторяет про себя Пухов. Снова эти «все». Но все ли художники пишут картины под одиозным названием «Пир в колхозе»? Все ли согласны нарисовать портрет Журавлева, сознавая, что у него «лицо как грязная вата между двумя рамами»? Все ли пишут такие романы и такую музыку? Из повести видно - не все. Есть Сабуров, который не станет ссылаться на эпоху («Теперь все кричат об искусстве и никто его не любит», - оправдывается перед собой Пухов), есть писатели, о которых героям повести хочется спорить. Коротеев прямо повторяет эренбурговскую оценку романа Василия Гроссмана «За правое дело»: «Войну он показал честно, так действительно было...»

Не все лавируют, не все и молчат, видя безобразия. Не молчит старший Пухов, набрасывается - и на директора завода, и на газетчиков - Соколовский («описали завод, как будто это райские кущи»). У Володи Пухова остается утешение, рожденное уже уходящим временем: «Я ни на кого не капал, никого не топил». То, что он предал себя, искусство, - вроде бы не в счет.

Критикам показался неожиданным и неоправданно приподнятым образ Сабурова. Не видели, насколько автор полемичен в изображении именно такого художника, чьи картины не покупают и не выставляют. Время вроде бы не оставило ему места в искусстве. Существовало упрощенное, прагматическое представление о задачах живописи, поддерживалось монументальное, масштабное. Все прочее шло по рубрике «формализма». И уже грезилось, что Эренбург зовет все наше искусство «встать на путь Сабурова, на путь замкнутости, отрыва от жизни». Конечно, писатель иронизировал, рассказывая об очередной халтуре Пухова - панно для сельхозвыставки с изображением коров и кур. Тут никто не усмотрел бы «отрыв от жизни», а вот портрет жены художника Сабурова, его пейзажи - это что-то не «магистральное», устаревшее, как и рассуждения о Рафаэле, о чувстве цвета, о композиции.

Эренбург утверждал в своих возражениях критикам, что повесть его не посвящена искусству. Но он надеялся на обновление общества, всей атмосферы жизни. То, что в наши дни стало закономерностью жизни, в 1954-м было откровением. Герои говорят о том, с чем они не хотят мириться. Сабуров - о фотографиях, подменяющих картины, инженер Савченко - о двоедушия, поселившемся в людях. «Вы наверное давно не бывали на таких обсуждениях, а многое изменилось... Книга задела больное место - люди слишком часто говорят одно, а в личной жизни поступают иначе». Соколовский не может найти слова, чтобы объясниться с Верой Григорьевной, он не робкий мальчик и свое состояние выражает, ощущая всю тяжесть пережитого: «Кажется, что наши сердца промерзли насквозь».


Эренбург Илья

Оттепель

Илья Григорьевич Эренбург

ОТТЕПЕЛЬ

Мария Ильинишна волновалась, очки сползали на кончик носа, а седые кудряшки подпрыгивали.

Слово предоставляется товарищу Брайнину. Подготовиться товарищу Коротееву.

Дмитрий Сергеевич Коротеев чуть приподнял узкие темные брови - так всегда бывало, когда он удивлялся; между тем он знал, что ему придется выступить на читательской конференции - его давно об этом попросила библиотекарша Мария Ильинишна, и он согласился.

На заводе все относились к Коротееву с уважением. Директор Иван Васильевич Журавлев недавно признался секретарю горкома, что без Коротеева выпуск станков для скоростного резания пришлось бы отложить на следующий квартал. Дмитрия Сергеевича ценили, однако, не только как хорошего инженера - поражались его всесторонним знаниям, уму, скромности. Главный конструктор Соколовский, человек, по общему мнению, язвительный, ни разу не сказал о Коротееве дурного слова. А Мария Ильинишна, как-то побеседовав с Дмитрием Сергеевичем о литературе, восторженно рассказывала: "Чехова он исключительно чувствует!.." Ясно, что читательская конференция, к которой она готовилась больше месяца, как школьница к трудному экзамену, не могла пройти без Коротеева.

Инженер Брайнин разложил перед собой ворох бумажек; говорил он очень быстро, как будто боялся, что, не успеет всего сказать, иногда мучительно запинался, надевал очки и рылся в бумажках.

Несмотря на недостатки, о которых правильно говорили выступавшие до меня, роман имеет, так сказать, большое воспитательное значение. Почему агронома Зубцова постигла неудача в деле лесонасаждения? Автор правильно, так сказать, поставил проблему - Зубцов недопонимал значение критики и самокритики. Конечно, ему мог бы помочь секретарь парторганизации Шебалин, но автор ярко псказал, к чему приводит пренебрежение принципом коллегиального руководства. Роман сможет войти в золотой фонд нашей литературы, если автор, так сказать, учтет критику и переработает некоторые эпизоды...

В клубе было полно, люди стояли в проходах, возле дверей. Роман молодого автора, изданный областным издательством, видимо, волновал читателей. Но Брайнин извел всех и длиннущими цитатами, и "так сказать", и скучным, служебным голосом. Ему для приличия скупо похлопали. Все оживились, когда Мария Ильинишна объявила:

Слово предоставляется товарищу Коротееву. Подготовиться товарищу Столяровой.

Дмитрий Сергеевич говорил живо, его слушали. Но Мария Ильинишна хмурилась: нет, о Чехове он иначе говорил. Почему он налетел на Зубцова? Чувствуется, что роман ему не понравился... Коротеев, однако, хвалил роман: правдивы образы и самодура Шебалина и молодой честной коммунистки Федоровой, да и Зубцов выглядит живым.

Скажу откровенно, мне только не понравилось, как автор раскрывает личную жизнь Зубцова. Случай, который он описывает, прежде всего малоправдоподобен. А уж типического здесь ничего нет. Читатель не верит, что чересчур самоуверенный, но честный агроном влюбился в жену своего товарища, женщину кокетливую и ветреную, с которой у него нет общих духовных интересов. Мне кажется, что автор погнался за дешевой занимательностью. Право же, наши советские люди душевно чище, серьезнее, а любовь Зубцова как-то механически перенесена на страницы советского романа из произведений буржуазных писателей...

Коротеева проводили аплодисментами. Одним понравилась ирония Дмитрия Сергеевича: он рассказал, как некоторые писатели, приезжая в творческую командировку, с блокнотом, бегло расспрашивают десяток людей и объявляют, что "собрали материал на роман". Другим польстило, что Коротеев считает их людьми более благородными и душевно более сложными, чем герой романа. Третьи аплодировали потому, что Коротеев вообще умница.

Журавлев, который сидел в президиуме, громко сказал Марии Ильинишне: "Хорошо он его высек, это бесспорно". Мария Ильинишна ничего не ответила.

Жена Журавлева, Лена, учительница, кажется, одна не аплодировала. Всегда она оригинальничает! - вздохнул Журавлев.

Коротеев сел на свое место и смутно подумал: начинается грипп. Глупо теперь расхвораться: на мне проект Брайнина. Не нужно было выступать: повторял азбучные истины. Голова болит. Здесь невыносимо жарко.

Он не слушал, что говорила Катя Столярова, и вздрогнул от хлопков, которые прервали ее слова. Катю он знал по работе: это была веселая девушка, белесая, безбровая, с выражением какого-то непрестанного восхищения жизнью. Он заставил себя прислушаться. Катя ему возражала:

Не понимаю товарища Коротеева. Я не скажу, что этот роман классически написан, как, например, "Анна Каренина", но он захватывает. Я это от многих слышала. А при чем тут "буржуазные писатели"? У человека, по-моему, сердце, вот он и мучается. Что тут плохого? Я прямо скажу, у меня в жизни тоже были такие моменты... Одним словом, это за душу берет, так что нельзя отметать...

Коротев подумал: ну кто бы мог сказать, что смешливая Катя уже пережила какую-то драму? "У человека сердце"... Он вдруг забылся, не слушал больше выступавших, не видел ни Марии Ильинишны, ни колючей буро-серой пальмы, ни щитов с книгами, глядел на Лену - и все терзания последних месяцев ожили. Лена ни разу на него не посмотрела, а он этого хотел и боялся. Так теперь бывало всякий раз, когда они встречались. А ведь еще летом он с ней непринужденно разговаривал, шутил, спорил. Тогда он часто бывал у Журавлева, хотя в душе его недолюбливал - считал чересчур благодушным. Бывал он у Журавлева скорей всего потому, что ему было приятно разговаривать с Леной. Интересная женщина, в Москве я такой не встретил. Конечно, здесь меньше трескотни, люди больше читают, есть время подумать. Но Лена и здесь исключение, чувствуется глубокая натура. Непонятно даже, как она может жить с Журавлевым? Она на голову выше его. Но живут они как буд-то дружно, дочке уже пять лет...

Еще недавно Коротеев спокойно любовался Леной. Молодой инженер Савченко как-то сказал ему: "По-моему, она настоящая красавица". Дмитрий Сергеевич покачал головой. "Нет. Но лицо запоминающееся..." У Лены были золотистые волосы, на солнце рыжие, и зеленые туманные глаза, иногда задорные, иногда очень печальные, а чаще всего непонятные, - кажется, еще минута - и она вся пропадет, исчезнет в косом луче пыльного, комнатного солнца.

Хорошо было тогда, - подумал Королев. Он вышел на улицу. Ну и метель! А ведь когда я шел в клуб, было тихо...

Коротеев шел в полузабытьи, не помнил ни о читательской конференции, ни о своем выступлении. Перед ним была Лена - разорение его жизни, лихорадочные мечты последних недель, бессилие перед собой, которого он прежде не знал. Правда, товарищи считали его удачником - все у него получалось, за два года он обрел всеобщее признание. Но ведь позади у него были не только эти два года; недавно ему исполнилось тридцать пять, и не всегда жизнь его баловала. Он умел бороться с трудностями. Его лицо, длинное и сухое, с высоким, выпуклым лбом, с серыми глазами, иногда холодными, иногда ласково-снисходительными, с упрямой складкой возле рта, выдавало волю.

Через несколько лет, в знойный август, он шагал по степи с отступавшей дивизией. Он был мрачен, но не падал духом. Почему-то именно на нем сорвал злобу генерал, обозвал его перед всеми трусом и шкурником, грозил отдать под суд. Коротеев спокойно сказал товарищу: "Это хорошо, что он ругается. Значит, выкарабкаемся..." Вскоре после этого осколок снаряда попал ему в плечо. Он пролежал в госпитале полгода, потом вернулся на фронт и провоевал до конца. Был он влюблен в связистку Наташу; их батальон уже сражался в Бреслау, когда выяснилось, что она отвечает ему взаимностью; она сказала: "Вид у тебя холодный, даже подойти страшно, а сердце - нет, я это сразу почувствовала..." Он мечтал: кончится война - будет счастье. Наташа погибла нелепо - от мины, взорвавшейся на улице Дрездена десятого мая, когда никто больше не думал о смерти. Коротеев свое горе пережил стойко, никто из товарищей не догадывался, как ему тяжело. Только много времени спустя, когда мать ему сказала: "Почему не женишься? Ведь тебе за тридцать, умру - и присмотреть некому", - он признался: "Я, мама, счастье на войне потерял. Теперь мне это в голову не лезет..."

В клубе крупного промышленного города - аншлаг. Зал набит битком, люди стоят в проходах. Событие незаурядное: опубликован роман молодого местного писателя. Участники читательской конференции хвалят дебютанта: трудовые будни отражены точно и ярко. Герои книги - воистину герои нашего времени.

А вот об их «личной жизни» можно поспорить, считает один из ведущих инженеров завода Дмитрий Коротеев. Типического здесь ни на грош: не мог серьезный и честный агроном полюбить женщину ветреную и кокетливую, с которой у него нет общих духовных интересов, в придачу - жену своего товарища! Любовь, описанная в романе, похоже, механически перенесена со страниц буржуазной литературы!

Выступление Коротеева вызывает жаркий спор. Более других обескуражены - хотя и не выражают этого вслух - ближайшие его друзья: молодой инженер Гриша Савченко и учительница Лена Журавлева (ее муж - директор завода, сидящий в президиуме конференции и откровенно довольный резкостью критики Коротеева).

Спор о книге продолжается на дне рождения Сони Пуховой, куда приходит прямо из клуба Савченко. «Умный человек, а выступал по трафарету! - горячится Гриша. - Получается, что личному - не место в литературе. А книга всех задела за живое: слишком часто еще мы говорим одно, а в личной жизни поступаем иначе. По таким книгам читатель истосковался!» - «Вы правы, - кивает один из гостей, художник Сабуров. - Пора вспомнить, что есть искусство!» - «А по-моему, Коротеев прав, - возражает Соня. - Советский человек научился управлять природой, но он должен научиться управлять и своими чувствами…»

Лене Журавлевой не с кем обменяться мнением об услышанном на конференции: к мужу она уже давно охладела, - кажется, с того дня, когда в разгар «дела врачей» услышала от него: «Чересчур доверять им нельзя, это бесспорно». Пренебрежительное и беспощадное «им» потрясло Лену. И когда после пожара на заводе, где Журавлев показал себя молодцом, о нем с похвалой отозвался Коротеев, ей хотелось крикнуть: «Вы ничего не знаете о нем. Это бездушный человек!»

Вот еще почему огорчило её выступление Коротеева а клубе: уж он-то казался ей таким цельным, предельно честным и на людях, и в беседе с глазу на глаз, и наедине с собственной совестью…

Выбор между правдой и ложью, умение отличить одно от другого-к этому призывает всех без исключения героев повести время «оттепели». Оттепели не только в общественном климате (возвращается после семнадцати лет заключения отчим Коротеева; открыто обсуждаются в застолье отношения с Западом, возможность встречаться с иностранцами; на собрании всегда находятся смельчаки, готовые перечить начальству, мнению большинства). Это и оттепель всего «личного», которое так долго принято было таить от людей, не выпускать за дверь своего дома. Коротеев - фронтовик, в жизни его было немало горечи, но и ему этот выбор дается мучительно. На партбюро он не нашел в себе смелости заступиться за ведущего инженера Соколовского, к которому Журавлев испытывает неприязнь. И хотя после злополучного партбюро Коротеев изменил свое решение и напрямую заявил об этом завотделом горкома КПСС, совесть его не успокоилась: «Я не вправе судить Журавлева, я - такой же, как он. Говорю одно, а живу по-другому. Наверное, сегодня нужны другие, новые люди - романтики, как Савченко. Откуда их взять? Горький когда-то сказал, что нужен наш, советский гуманизм. И Горького давно нет, и слово «гуманизм» из обращения исчезло - а задача осталась. И решать её - сегодня».

Причина конфликта Журавлева с Соколовским - в том, что директор срывает план строительства жилья. Буря, в первые весенние дни налетевшая на город, разрушившая несколько ветхих бараков, вызывает ответную бурю - в Москве. Журавлев едет по срочному вызову в Москву, за новым назначением (разумеется, с понижением). В крахе карьеры он винит не бурю и тем более не самого себя - ушедшую от него Лену: уход жены - аморалка! В старые времена за такое… И еще виноват в случившемся Соколовский (едва ли не он поспешил сообщить о буре в столицу): «Жалко все-таки, что я его не угробил…»

Была буря - и унеслась. Кто о ней вспомнит? Кто вспомнит о директоре Иване Васильевиче Журавлеве? Кто вспоминает прошедшую зиму, когда с сосулек падают громкие капли, до весны - рукой подать?..

Трудным и долгим был - как путь через снежную зиму к оттепели - путь к счастью Соколовского и «врача-вредителя» Веры Григорьевны, Савченко и Сони Пуховой, актрисы драмтеатра Танечки и брата Сони художника Володи. Володя проходит свое искушение ложью и трусостью: на обсуждении художественной выставки он обрушивается на друга детства Сабурова - «за формализм». Раскаиваясь в своей низости, прося прощения у Сабурова, Володя признается себе в главном, чего он не осознавал слишком долго: у него нет таланта. В искусстве, как и в жизни, главное - это талант, а не громкие слова об идейности и народных запросах.

Быть нужной людям стремится теперь Лена, нашедшая вновь себя с Коротеевым. Это чувство испытывает и Соня Пухова - она признается самой себе в любви к Савченко. В любви, побеждающей испытания и временем, и пространством: едва успели они с Гришей привыкнуть к одной разлуке (после института Соню распределили на завод в Пензе) - а тут и Грише предстоит неблизкий путь, в Париж, на стажировку, в группе молодых специалистов.

Весна. Оттепель. Она чувствуется повсюду, её ощущают все: и те, кто не верил в нее, и те, кто её ждал - как Соколовский, едущий в Москву, навстречу с дочерью Машенькой, Мэри, балериной из Брюсселя, совсем ему не знакомой и самой родной, с которой он мечтал увидеться всю жизнь.

Биография

Революция. Эмиграция. Возвращение на Родину

Военный период творчества

Впрочем, после статьи «Хватит!» в « » в апреле 1945 года появилась статья заведующего Управлением пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) Г. Ф. Александрова «Товарищ Эренбург упрощает».

Послевоенный период творчества

После войны выпустил роман «Буря» ( - ; Сталинская премия, 1948).

В 1948 году Голливуд выпускает в прокат фильм «The Iron Curtain» (режиссёр William Wellman, о побеге шифровальщика ГРУ Игоря Гузенко и советском шпионаже). 21 февраля того же года Эренбург в газете «Культура и жизнь» публикует статью «Кинопровокаторы», написанную по заданию министра кинематографии И. Г. Большакова.

Положение Эренбурга среди советских писателей было своеобразным - с одной стороны, он получал материальные блага, часто ездил за границу, защищая сталинский режим, с другой стороны был под контролем спецслужб и часто даже получал выговоры. Таким же двойственным было отношение властей к Эренбургу в эпоху и . После смерти Сталина написал повесть «Оттепель» (1954), которая дала название целой . В 1957 году вышли «Французские тетради» - эссе о французской литературе, живописи и переводы из . Автор мемуаров «Люди, годы, жизнь», пользовавшихся в 1960-е - 1970-е годы большой популярностью в среде советской .

Скончался после длительной болезни . Поскольку это совпало с началом процесса , дата похорон не публиковалась. Несмотря на это, проститься с писателем пришло около 15 000 человек.

Семья

Первая жена (1910-1913) - переводчица Катерина (Екатерина) Оттовна Шмидт (во втором браке Сорокина, 1889-1977). Их дочь - переводчица Ирина Григорьевна Эренбург (1911-1997) - была замужем за писателем Борисом Матвеевичем Лапиным (1905-1941).

Шурин Эренбурга (младший брат второй жены - художницы Любови Михайловны Козинцевой-Эренбург , 1900-1970) - режиссёр .

Библиография

  • 1918 - Молитва о России
  • - Жизнь и гибель Николая Курбова
  • - Тринадцать трубок
  • - Трест «Д. Е.»
  • - Любовь Жанны Ней
  • - Рвач
  • - Лето 1925 года
  • - В Проточном переулке
  • - Белый уголь или Слёзы Вертера
  • - Бурная жизнь Лазика Ройтшванеца
  • - Заговор равных
  • - День второй
  • - Затянувшаяся развязка
  • - Девятый вал
  • - Оттепель
  • - - Люди, годы, жизнь (книги 1-7)

См. также

Примечания

Ссылки

  • Эренбург, Илья Григорьевич на Хроносе
  • Несколько слов в защиту Эренбурга: , , .
  • Рецензия на книгу «Илья Эренбург с фотоаппаратом: 1923-1944»

Другие книги схожей тематики:

    Автор Книга Описание Год Цена Тип книги
    Манук Мнацаканян Оттепель Рассказы М. Мнацаканяна - это раздумья о человеке, его месте и назначении в этом мире, это раздумья о судьбах современников - Советакан грох, (формат: 70x100/32, 152 стр.) 1985
    250 бумажная книга
    Энн Куин Оттепель Она – белая королева, он – черный король. Их тянет друг к другу и тут же отталкивает. Она ни за что не уступит – но тем интереснее игра. Возможно, его тепло способно отогреть ее израненную душу и… - Мультимедийное издательство Стрельбицкого, (формат: 70x100/32, 152 стр.) электронная книга
    149 электронная книга
    Энн Куин Оттепель Она – белая королева, он – черный король. Их тянет друг к другу и тут же отталкивает. Она ни за что не уступит – но тем интереснее игра. Возможно, его тепло способно отогреть ее израненную душу и… - Мультимедийное издательство Стрельбицкого, (формат: 70x100/32, 152 стр.)
    бумажная книга
    Оттепель (Ю. Ю. Клевер), в темной раме, 28 x 40 см Художественная репродукция картины Ю. Ю. Клевер "Оттепель" . Размер постера: 28 см x 40 см. Артикул: 28x40 OZ205-50404 - (формат: 70x100/32, 152 стр.)
    2706 бумажная книга
    Лев Рошаль Книга Льва Моисеевича Рошаля (1936–2010) «Оттепель. Новый этап в отечественном кино. Творчество Марлена Хуциева» явление по-своему уникальное. Эта книга написана человеком, который, вслед за… - ВГИК, (формат: 70x100/32, 152 стр.) электронная книга 2015
    20 электронная книга
    Лев Рошаль Оттепель. Новый этап в отечественном кино. Творчество Марлена Хуциева Книга Льва Моисеевича Рошаля (1936–2010) «Оттепель. Новый этап в отечественном кино. Творчество Марлена Хуциева» явление по-своему уникальное.Эта книга написана человеком, который, вслед за Хуциевым… - ВГИК, (формат: 70x100/32, 152 стр.) 2015
    бумажная книга
    Оттепель. 14 серий (2 DVD) Студия «Мосфильм», 1961 год. Герой сериала Оттепель Виктор Хрусталев – молодой, талантливый оператор. Однажды он выпивал со своим другом-сценаристом Костиком в общаге ВГИКа. И нужно же было такому… - (формат: 70x100/32, 152 стр.)
    349 бумажная книга
    Оттепель. 1953 - 1956 Это издание открывает серию из 4-х книг, представляющих собой избранные страницы русской советской литературы 1953-1965 гг. В книгу вошли произведения таких авторов, как Н. Заболоцкий, В. Померанцев… - Московский рабочий, (формат: 84x108/32, 480 стр.) 1989
    410 бумажная книга
    Оттепель. 1957 - 1959 Этот сборник продолжает серию изданий, воскрешающих наиболее яркие, спорные и драматичные страницы советской литературы периода хрущевской "оттепели" . Среди авторов книги - Ю. Казаков и В… - Московский рабочий, (формат: 84x108/32, 430 стр.) 1990
    380 бумажная книга
    Оттепель. 1960-1962. Страницы русской советской литературы В третий выпуск ОТТЕПЕЛИ вошли роман В. Аксенова "Звездный билет", повести Г. Владимова "Большая руда", Б. Окуджавы "Будь здоров, школяр!", рассказ Г. Шелеста "Самородок" идругие произведения… - Московский рабочий, (формат: 84x108/32, 528 стр.) 1990
    380 бумажная книга
    Муравьёва, Ирина Лазаревна : роман - Эксмо, (формат: 197.00mm x 130.00mm x 25.00mm, 288 стр.) оттепель. кинороман 2014
    286 бумажная книга
    Ирина Муравьева Оттепель. Льдинкою растаю на губах Москва, 1961 год. В руки Виктору Хрусталеву, талантливому оператору с «Мосфильма», попадает сценарий его погибшего друга. Виктор уверен, что это шедевр, который обязательно должны увидеть зрители… - Эксмо, (формат: 197.00mm x 130.00mm x 25.00mm, 288 стр.) электронная книга 2014
    176 электронная книга
    Ирина Муравьева Оттепель. Льдинкою растаю на губах Москва, 1961 год. В руки Виктору Хрусталеву, талантливому оператору с «Мосфильма», попадает сценарий его погибшего друга. Виктор уверен, что это шедевр, который обязательно должны увидеть зрители… - Эксмо, (формат: 197.00mm x 130.00mm x 25.00mm, 288 стр.) 2014
    бумажная книга
    Ирина Муравьева Оттепель. Инеем души твоей коснусь На "Мосфильме" кипят страсти: Виктора Хрусталева, известного оператора, арестовывают прямо на съемочной площадке. Его подозревают в убийстве! Вся съемочная группа всмятении. Что будет с фильмом? Как… - Эксмо, (формат: 80x108/32, 288 стр.) Оттепель. Кинороман 2014
    270 бумажная книга
    О. Г. Герасимова "Оттепель", "заморозки" и студенты Московского университета - См … Словарь синонимов

    ОТТЕПЕЛЬ, оттепели, жен. Теплая погода во время зимы или при наступлении весны, вызывающая таяние снега, льда. Толковый словарь Ушакова. Д.Н. Ушаков. 1935 1940 … Толковый словарь Ушакова

    ОТТЕПЕЛЬ, и, жен. 1. Тёплая погода (зимой, ранней весной) с таянием снега, льда. 2. перен. Время наступления нек рых политических свобод, ослабления жёсткого политического режима. Годы оттепели. | прил. оттепельный, ая, ое. Толковый словарь… … Толковый словарь Ожегова

    Распространённое обозначение перемен в социальной и культурной жизни СССР, наметившихся после смерти И. В. Сталина (1953). Термин О. восходит к названию повести И. Г. Эренбурга (1954 56). Период О. характеризовался смягчением политического режим … Русская история

    Название повести (апрель 1954 г.) советского писателя и публициста Ильи Григорьевича Эренбурга (1891 1967). Иносказательно: название периода советской истории (первые годы правления Первого секретаря ЦК КПСС Н. С. Хрущева), который был отмечен… … Словарь крылатых слов и выражений

    оттепель - Повышение температуры воздуха до 0°С и выше в результате адвекции теплого воздуха на фоне установившихся отрицательных температур, что приводит к таянию снега и льда … Словарь по географии

    И; ж. 1. Тёплая погода (зимой или ранней весной) с таянием снега, льда. Наступила о. 2. О смягчении режима политического давления. Хрущёвская, горбачёвская о. ◁ Оттепельный, ая, ое. О. день. О ая погода. * * * ОТТЕПЕЛЬ «ОТТЕПЕЛЬ», условное… … Энциклопедический словарь

    У этого термина существуют и другие значения, см. Оттепель (значения). Дачный проспект Петербурга во время оттепели … Википедия

    ОТТЕПЕЛЬ - Образное наименование периода в истории СССР, начавшегося после смерти И.В. Сталина* (1953 г.) и продолжавшегося до начала 60 х гг. (до смещения Н.С. Хрущева* со всех руководящих постов). Исторический термин «оттепель» восходит к названию повести … Лингвострановедческий словарь

    оттепель - ОТТЕПЕЛЬ1, и, ж Погода, характеризующаяся повышением температуры воздуха, влекущм за собой временное таяние снега зимой, ранней весной, реже осенью; Син.: потепление. Ранняя оттепель весною 2001 года сменилась сильными морозами и обильным… … Толковый словарь русских существительных