Мнение о картине свежий кавалер. Павел Федотов
Кто этот забавный чиновник, с трудом приходящего в себя наутро послевеселой пирушки, устроенной по случаю получения им первого ордена? Что за убогая обстановка? Как несуразно смотрится орден на старом халате и как насмешливо смотрит кухарка на своего хозяина, держа рваные сапоги.
Картина «Свежий кавалер» - точное воспроизведение действительности. Помимо отличного владения техникой письма, Федотов удивительно передает психологический портрет. Художник явно симпатизирует своему "кавалеру".
Laquo;Утро после пирования по случаю полученного ордена. Новый кавалер не вытерпел, чем свет нацепил на халат свою обнову и горделиво напоминает свою значительность кухарке. Но она насмешливо показывает ему единственные, но и то стоптанные и продырявленные сапоги, которые она несла чистить. На полу валяются объедки и осколки вчерашнего пира, и под столом заднего плана виден пробуждающийся, вероятно, оставшийся на поле битвы тоже кавалер, но из таких, которые пристают с паспортом к проходящим. Талия кухарки не дает право хозяину иметь гостей лучшего тона. «Где завелась дурная связь, там и великий праздник - грязь». Так Федотов сам описал картину. Не менее интересно, как описывали эту картину его современники, в частности, Майков, который, посетив выставку, описывал, что кавалер сидел и брился - тут ведь есть банка с помазком - а потом вскочил внезапно. Это значит, что раздался стук падающей мебели. Еще мы видим кошку, раздирающую обивку стула. Следовательно, картина наполнена звуками. Но она еще наполнена и запахами. Неслучайно у Майкова возникла мысль, что на картине изображены и тараканы. Но нет, на самом деле их нет, это просто богатое воображение критика добавило насекомых в этот сюжет. Хотя, действительно, картина очень густо населена. Тут не только сам кавалер с кухаркой, тут и клетка с канарейкой, и собака под столом, и кошка на стуле; везде объедки, валяется селедочная головка, которой полакомилась кошка. Кошка вообще часто встречается у Федотова, например, в его картине «Сватовство майора». Что еще мы видим? Видим, что повалилась посуда со стола, бутылки. То есть праздник был очень шумным. Но посмотрите на самого кавалера, он тоже очень неопрятный. На нем драный халат, но запахнул он его, как римский сенатор - тогу. Голова кавалера в папильотках: это бумажки, в которые заворачивали волосы, а потом прижигали их щипцами через ту бумажку, чтобы прическу можно было уложить. Похоже, что все эти процедуры ему помогает совершать кухарка, талия которой, действительно, подозрительно округлилась, так что нравы этой квартиры не самого лучшего свойства. То, что кухарка в платке, а не в повойнике, головном уборе замужней женщины, означает, что она - девица, хотя девичий платочек ей тоже не полагается носить. Видно, что кухарка нисколько не боится своего «грозного» хозяина, она смотрит на него с насмешкой и показывает ему дырявые сапоги. Потому что хотя вообще орден, конечное, многое значит в жизни чиновника, но только не в жизни этого человека. Возможно, кухарка - единственная, кто знает правду про этот орден: что им уже не награждают и что кавалер этот упустил свой единственный шанс устроить жизнь как-то иначе. Интересно, что остатки вчерашней колбасы на столе завернуты в газету. Федотов предусмотрительно не указал, какая именно это газета - "Полицейские ведомости" московские или петербургские.
В сюжете и композиции картины отчетливо прослеживается влияние английских художников - мастеров бытового жанра.
Павел Андреевич Федотов был невероятно талантливым человеком. Он обладал хорошим слухом, пел, музицировал, сочинял музыку. Во время учебы в Московском кадетском училище достиг таких успехов, что оказался в числе четырёх лучших учеников. Однако страсть к живописи победила всё. Уже во время службы в Финляндском полку Павел записался в классы Императорской академии художеств под руководством профессора батальной живописи Александра Зауервейда.
Для учёбы он оказался уже слишком взрослым, о чём не преминул ему сказать другой преподаватель академии Карл Брюллов. В те времена художеству начинали учить рано, обычно в возрасте от девяти до одиннадцати лет. А Федотов давно перешагнул этот рубеж… Но он старательно и много работал. Вскоре у него стали получаться неплохие акварели. Первым произведением, выставленным на суд зрителей, стала акварель «Встреча великого князя».
Её тематику подсказала увиденная молодым художником встреча гвардейцев с великим князем Михаилом Павловичем в Красносельском лагере, которые радостно приветствовали высокую персону. Эти эмоции поразили будущего живописца и он сумел создать шедевр. Его высочеству картина понравилась, Федотову даже был пожалован бриллиантовый перстень. Этой наградой, по словам художника, «окончательно припечаталось в его душе артистическое самолюбие».
Однако учителя Павла Андреевича остались не довольны трудами начинающего художника. Они хотели получить от него вылощенность и вылизанность в изображении солдат, какую требовало от служивых начальство на майских парадах.
Один художник угадал другого
Федотову всё это было не по сердцу, за что и выслушивал постоянные замечания. Только дома он отводил душу, изображая самые обыденные сцены, освещённые добродушным юмором. В итоге то, чего не поняли Брюллов и Зауервейд, понял Иван Андреевич Крылов. Баснописец случайно увидел эскизы молодого живописца и написал ему письмо, убеждая оставить навсегда лошадок и солдатиков и приняться за настоящее дело - за жанр. Один художник чутко угадал другого.
Федотов поверил баснописцу и бросил Академию. Теперь трудно представить, как бы сложилась его судьба, если бы не послушал Ивана Андреевича. И не оставил бы художник такой же след в русской живописи, как Николай Гоголь и Михаил Салтыков-Щедрин в литературе. Он одним из первых живописцев середины XIX века решительно встал на путь критического реализма и начал открыто обличать пороки русской действительности.
Высокая оценка
В 1846 году художник написал первую картину в новом жанре, которую решился представить на суд профессоров. Картина эта называлась «Свежий кавалер». Она ещё известна как «Утро чиновника, получившего первый крестик» и «Последствия пирушки». Работа над ней шла тяжело. «Это мой первый птенчик, которого я „нянчил“ разными поправками около девяти месяцев», - записал Федотов в дневнике.
Готовую картину вместе со второй работой - «Разборчивая невеста» он показал в Академии. И случилось чудо - Карл Брюллов, который до этого не особо привечал Павла Андреевича, дал его полотнам самую высокую оценку. Советом Академии его выдвинули на звание академика и назначили денежное пособие. Это позволило Федотову продолжить начатую картину «Сватовство майора». В 1848 году она вместе со «Свежим кавалером» и «Разборчивой невестой» появляется на академической выставке.
Следующая выставка вместе со славой принесла внимание цензуры. Было запрещено снятие литографий со «Свежего кавалера» из-за непочтительного изображения ордена, а убрать орден с картины без разрушения её сюжета было невозможно. В письме цензору Михаилу Мусину-Пушкину Федотов писал: «…там, где постоянно скудость и лишения, там выражение радости награды дойдёт до ребячества носиться с нею день и ночь. … звезды носят на халатах, и это только знак, что дорожат ими».
Тем не менее в просьбе разрешить распространение картины «в настоящем виде» было отказано.
«Свежий кавалер»
Вот что написал в своем дневнике Федотов, когда пришел из Цензурного комитета, о картине: «Утро после пирования по случаю полученного ордена. Новый кавалер не вытерпел, чуть свет нацепил на халат свою обнову и горделиво напоминает свою значительность кухарке. Но она насмешливо показывает ему единственные, но и то стоптанные и продырявленные сапоги, которые она несла чистить. На полу валяются объедки и осколки вчерашнего пира, и под столом заднего плана виден пробуждающийся, вероятно, оставшийся на поле битвы тоже кавалер, но из таких, которые пристают с паспортом к проходящим. Талия кухарки не дает право хозяину иметь гостей лучшего тона. «Где завелась дурная связь, там и великий праздник – грязь».
Кухарке в своей работе Павел Федотов отдал известную долю своей симпатии. Недурна собою, опрятная молодая женщина, с округлым простонародным лицом. Повязанный на голове платок говорит, что не замужем. Замужние женщины в те времена носили на голове повойник. Судя по животу, ждёт ребёнка. О том, кто его отец, можно только догадываться.
«Свежего кавалера» Павел Федотов впервые пишет маслом. Возможно, именно поэтому работа над ней велась довольно долго, хотя замысел сложился давно. Новая техника способствовала возникновению нового впечатления - полной реалистичности, материальности изображённого мира. Художник работал над картиной так, как будто писал миниатюру, уделяя внимание мельчайшим деталям, не оставляя незаполненным ни одного фрагмента пространства. К слову, за это его впоследствии упрекали критики.
Бедный чиновник
Как только не называли кавалера критики: «разнузданным хамом», «бездушным чиновником-карьеристом». По прошествии многих лет критик Владимир Стасов и вовсе разразился гневной тирадой: «…перед вами понаторелая, одеревенелая натура, продажный взяточник, бездушный раб своего начальника, ни о чём уже не мыслящий, кроме того, что тот даст ему денег и крестик в петлицу. Он свиреп и безжалостен, он утопит кого и что захочет, и ни одна складочка на его лице из риноцерсовой шкуры не дрогнет. Злость, чванство, бездушие, боготворение ордена, как наивысшего и безапелляционного аргумента, вконец опошлившаяся жизнь».
Однако Федотов с ним был не согласен. Он называл своего героя «бедным чиновником» и даже «тружеником» «при малом содержании», испытывающим «постоянно скудность и лишения». С последним сложно спорить - интерьер его жилища, который одновременно спальня, кабинет и столовая довольно беден. Этот маленький человек нашёл себе кого-то ещё меньшего, над кем можно вознестись…
Он, конечно, не Акакий Акакиевич из гоголевской «Шинели». У него имеется небольшая награда, которая даёт право на целый ряд привилегий, в частности, на получение дворянства. Таким образом, получение этого самого низшего ордена в русской наградной системе было очень привлекательно для всех чиновников и членов их семей.
Свой шанс кавалер упустил
Благодаря Николаю Гоголю и Михаилу Салтыкову-Щедрину в русской литературе 1830-1850-х годов чиновник стал центральной фигурой. Его сделали едва ли единственной темой для водевилей, комедий, повестей, сатирических сцен и прочего. Над чиновником пусть и потешались, но ему сострадали и сочувствовали. Ведь его терзали сильные мира сего и он совсем не имел права голоса.
Благодаря Павлу Федотову стало возможным увидеть образ этого мелкого исполнителя на полотне. Кстати, сегодня тема, затронутая в середине XIX века, звучит не менее актуально. Но нет среди писателей Гоголя, способного описать страдания современного чиновника, к примеру, из управы, и нет Федотова, который с присущей ему долей иронии нарисовал бы чиновника местного уровня с благодарственным письмом в руках от другого чиновника, повыше его рангом. Денежные премии и серьёзные награды получает руководство…
Картина была написана в 1846 году. А в 1845-м было приостановлено награждение орденом Станислава. Так что вполне вероятно, смех кухарки, что отчётливо слышится с полотна, как раз свидетельствует о том, что разбитная девица знает всю правду. Им уже не награждают и «свежий кавалер» упустил свой единственный шанс изменить жизнь.
Жанры его картин разнообразны
Павел Федотов повлиял на ход развития изобразительного искусства и вошёл в историю, как талантливый художник, сделавший важные шаги в развитии русской живописи.
Жанры его картин довольно разнообразны, начиная от портретов, жанровых сцен и заканчивая батальными полотнами. Особым вниманием пользуются те, что написаны в свойственной ему стилистике сатиры или критического реализма. В них он выставляет человеческие слабости и саму человеческую сущность напоказ. Эти полотна остроумны, и во время жизни мастера были настоящим откровением. Жанровые сцены, где высмеиваются пошлость, глупость и вообще разные стороны человеческих слабостей, в русском искусстве XIX века были новаторством.
Однако принципиальность художника наряду с сатирической направленность творчества вызвали повышенное внимание цензуры. В результате от Федотова стали отворачиваться ранее благоволившие ему меценаты. А тут ещё и со здоровьем начались проблемы: ухудшилось зрение, участились головные боли, он страдал приливами крови к голове… Отчего и характер изменился в худшую сторону.
Федотов умер забытый всеми, кроме друзей
Жизнь Федотова закончилась трагически. Весной 1852 года у Павла Андреевича обнаружились признаки острого психического расстройства. А вскоре академию известили из полиции, что «при части содержится сумасшедший, который говорит, что он художник Федотов».
Друзья и начальство Академии поместили Федотова в одну из частных петербургских лечебниц для душевнобольных. Государь пожаловал на его содержание в этом заведении 500 руб. Болезнь стремительно прогрессировала. Осенью 1852 года знакомые выхлопотали перевод Павла Андреевича в больницу Всех скорбящих на Петергофском шоссе. Здесь Федотов и умер 14 ноября того же года, забытый всеми, кроме немногих близких друзей.
Похоронен он был на Смоленском православном кладбище в мундире капитана лейб-гвардии Финляндского полка. Цензурный комитет запретил публиковать известие о смерти Павла Андреевича в печати.
Э. Кузнецов
(Утро чиновника, получившего первый крестик)
Павел Федотов. Свежий кавалер
Героя своего Павел Федотов подсмотрел в постыдную минуту и сделал все, чтобы постыдность оказалась на виду: маленький человек нашел себе кого-то еще меньшего, над кем можно и вознестись, раб отыскал себе раба, попираемый возжаждал попрать.
Что ж, Федотов сам был маленький человек, сам терпеливо поднимался и медленно возвышался, и каждая веха пройденного пути запечатлевалась прочно в его сердце: вот принят в кадетский корпус, вот «первая роль» на выпускном акте (отрада детская, но он ее так крепко запомнил, что поведал о ней в автобиографии, пусть и слегка иронически), вот первый чин, вот следующий, вот бриллиантовый перстень от великого князя Михаила Павловича...
В картине «Свежий кавалер» он открещивался не только от своего героя, но и немного от себя самого — насмешкой, брезгливым отчуждением. Никогда еще он не был и никогда больше не будет так беспощадно язвителен, как здесь.
Беспорядок, царящий в комнате, фантастичен — самый разнузданный разгул не смог бы произвести его: все разбросано, переломано, перевернуто. Мало того что курительная трубка разбита — так и у гитары оборваны струны, и стул изувечен,
и хвосты селедочные валяются на полу рядом с бутылками, с черепками от раздавленной тарелки,
Кухарке Федотов отдал известную долю своей симпатии. Недурная собою, опрятная женщина, с приятно округлым простонародным лицом, всем своим видом являющая противоположность расхристанному хозяину и его поведению, смотрит на него с позиции стороннего и незапятнанного наблюдателя.
Хозяин же решительно утратил то, что позволяет отнестись к нему сколько-нибудь приязненно.
«Разврат в России вообще не глубок, он больше дик, сален, шумен и груб, растрепан и бесстыден, чем глубок...» — кажется, что эти слова Герцена писаны прямо про него. Он налился чванством и гневом, ощетинился. Амбициозность хама, желающего поставить кухарку на место, так и прет из него, обезображивая, право же, совсем недурные черты его лица.
Федотов же совершенно чужд духу обличительства — он, не то чтобы нечаянно, но скорее всего неосознанно коснулся сокровенногo — больного места, и коснулся так неожиданно, что даже не был правильно понят.
Кто в самом деле изображенный им разнузданный хам? Это вовсе не тот бездушный чиновник-карьерист, которого захотели увидеть зрители, в том числе и такой искушенный зритель, как В. Стасов, написавший по прошествии значительного времени, то есть вполне утвердившись в первоначальном восприятии:
«...перед вами понаторелая, одеревенелая натура, продажный взяточник, бездушный раб своего начальника, ни о чем уже не мыслящий, кроме того, что тот даст ему денег и крестик в петлицу. Он свиреп и безжалостен, он утопит кого и что захочет, и ни одна складочка на его лице из риноцерсовой (то есть носорожьей.— Э. К.) шкуры не дрогнет. Злость, чванство, бездушие, боготворение ордена, как наивысшего и безапелляционного аргумента, вконец опошлившаяся жизнь».
Написано, как всегда у Стасова, сильно, но о совсем другом человеке. Герой Федотова — мелкая сошка. На это настойчиво упирал сам художник, называвший его «бедным чиновником» и даже «тружеником» «при малом содержании», испытывающим «постоянно скудность и лишения». Это слишком откровенно явствует из самой картины — из разномастной мебелишки, преимущественно «белого дерева», из дощатого пола, драного халата и беспощадно протертых сапог.
Понятно, что комната у него всего одна — и спальня, и кабинет, и столовая; понятно, что кухарка не его собственная, а хозяйская.
Ну он не из последних, не Башмачкин или Поприщин, не ветошка какая-нибудь — вот и орденок отхватил, и разорился на пирушку, но все-таки он беден и жалок.
Это маленький человек, всей амбиции которого хватает лишь на то, чтобы покуражиться перед кухаркой.
Ошибка Стасова в оценке федотовского горе-героя была не его личная и в своем роде поучительная. Бедность, ничтожность чиновника, конечно, видели, но не воспринимали, пропускали: она не укладывалась в привычный стереотип.
С легкой руки Гоголя чиновник стал центральной фигурой русской литературы 1830-1850-х годов, почти единственной темой для водевилей, комедий, повестей, сатирических сцен и проч. Чиновнику сострадали. Да, подчас над ним и потешались, но нота сочувствия маленькому человеку, терзаемому сильными мира сего, оставалась неизменной.
Жалкий чиновник стоит в позе античного героя, жестом оратора поднося правую руку к груди (к тому месту, где висит злополучный орден), а левой, упертой в бок, ловко подхватывая складки просторного халата, так, словно это не халат, а тога.
Нечто классическое, греко-римское есть в самой его позе с опорой тела на одну ногу, в положении головы, медленно повернутой к нам в профиль и гордо откинутой назад, в его голых ступнях, высовывающихся из-под халата, и даже клочья папильоток торчат из его волос наподобие лаврового венка.
Надо думать, что именно таким победительным, величественным и гордым до надменности ощущал себя чиновник.
Но античный герой, вознесшийся среди ломаных стульев, пустых бутылок и черепков, мог быть только смешон, и смешон унизительно — все убожество его амбиций вылезало наружу.
Конечно, кисть живописца сплошь и рядом оказывается мудрее его мысли или, по крайней мере, обгоняет ее, но так ли уж непроизвольно возникла у Федотова пародия на академическую картину? Ведь склонность вышучивать почтенный арсенал классического искусства обнаруживал он и раньше. Тот комический эффект, который сам собой возникал в некоторых его сепиях, Федотов употребил на сей раз достаточно обдуманно, в целях иронического осмеяния. Развенчивая своего героя, Федотов одновременно развенчивал и академическое искусство с его закостенелыми ужимками и ухватками. В его первой картине русская живопись, смеясь, расставалась с академизмом.
По материалам книги Э. Кузнецова
Павел Андреевич Федо́тов (22 июня 1815, Москва — 14 ноября 1852, Санкт-Петербург) — русский живописец и график, академик живописи, один из крупнейших представителей русского романтизма, родоначальник критического реализма в русской живописи.
П. А. Федотов. Свежий кавалер 1846. Москва, ГТГ
Сюжет «Свежего кавалера» П. А. Федотова разъяснен самим автором.
- «Утро после пирования но случаю полученного ордена. Новый кавалер не вытерпел: чем свет нацепил на халат свою обнову и горделиво напоминает свою значительность кухарке, но она насмешливо показывает ему единственные, но и то стоптанные и продырявленные сапоги, которые она несла чистить. На полу валяются объедки и осколки вчерашнего пира, а под столом заднего плана виден пробуждающийся, вероятно, оставшийся на поле битвы, тоже кавалер, но из таких, которые пристают с паспортами к проходящим. Талия кухарки не дает права хозяину иметь гостей лучшего тона. Где завелась дурная связь, там и в великий праздник — грязь»
Вполне очевидно, что картина не сводится к прямому повествованию: изобразительный рассказ включает в себя риторические обороты. Такой риторической фигурой предстает прежде всего главный герой. Его поза — поза задрапированного в «тогу» оратора, с «античной» постановкой тела, характерной опорой на одну ногу, обнаженными ступнями. Таков же его излишне красноречивый жест и стилизованно-рельефный профиль; папильотки образуют подобие лаврового венка.
Однако перевод на язык высокой классической традиции неприемлем для картины в целом. Поведение героя, по воле художника, становится игровым поведением, но предметная действительность тут же разоблачает игру: тога превращается в старый халат, лавры — в папильотки, обнаженные ступни — в босые ноги. Восприятие двоится: с одной стороны, мы видим перед собой комически-жалкое лицо действительной жизни, с другой стороны, перед нами драматическое положение риторической фигуры в неприемлемом для нее «сниженном» контексте.
Придав герою позу, не соответствующую реальному положению вещей, художник осмеял героя и само событие. Но только ли в этом состоит выразительность картины?
Русская живопись предшествующего периода была склонна выдерживать совершенно серьезный тон в обращении к классическому наследию. Это во многом обусловлено руководящей ролью исторического жанра в художественной системе академизма. Полагалось, что лишь произведение такого рода способно поднять отечественную живопись на подлинно историческую высоту, и ошеломляющий успех брюлловского «Последнего дня Помпеи» упрочил эту позицию.
К. П. Брюллов. Последний день Помпеи 1830-1833. Ленинград, ГРМ
Картина К. П. Брюллова воспринималась современниками как ожившая классика. «...Мне казалось,— писал Н. В. Гоголь,— что скульптура — та скульптура, которая была постигнута в таком пластическом совершенстве древними, что скульптура эта перешла, наконец, в живопись...». Действительно, вдохновившись сюжетом античной эпохи, Брюллов как бы привел в движение целый музей античной пластики. Введение автопортрета в картину довершает эффект «переселения» в изображаемую классику.
Выводя на всеобщее обозрение одного из первых своих героев, Федотов ставит его в классическую позу, но совершенно меняет сюжетно изобразительный контекст. Изъятая из контекста «высокой» речи, эта форма выразительности оказывается в явном противоречии с действительностью — противоречии одновременно комическом и трагическом, ибо она оживает именно для того, чтобы тут же обнаружить свою нежизнеспособность. Необходимо подчеркнуть, что осмеянию подвергается не форма как таковая, но именно односторонне серьезный способ ее употребления — условность, претендующая на место самой реальности. Так возникает пародийный эффект.
Исследователи уже обращали внимание на эту особенность художественного языка Федотова.
Федотов. Следствие кончины Фидельки. 1844
«В сепии-карикатуре „Полштоф", в сепии „Следствие кончины Фидельки", в картине „Свежий кавалер" категория исторического подвергается осмеянию. Федотов делает это по-разному: вместо натурщика в героической позе ставит полштоф, на главное место кладет труп собачки, окружая его фигурами присутствующих, уподобляет одного из действующих лиц римскому герою или оратору. Но каждый раз, изобличая и высмеивая привычки, черты характера, законы, он высмеивает их через приметы и атрибуты академического жанра. Но дело не только в отрицании. Отрицая, Федотов одновременно и пользуется приемами академического искусства».
Сарабьянов Д.П. П.А. Федотов и русская художественная культура 40-х годов XIX века. С.45
Последнее замечание очень существенно; оно доказывает, что категория исторического (в академическом ее истолковании) у Федотова подвергается не просто осмеянию, но именно пародированию. Отсюда становится понятной принципиальная установка федотовской живописи на «прочтение», на соотнесение с искусством слова, которому в наибольшей степени подвластна игра значениями. Нелишне напомнить здесь о творчестве Федотова-поэта и о его литературных комментариях — устных и письменных — к собственным картинам и рисункам. Близкие аналогии можно обнаружить в творчестве группы литераторов, прославившей искусство пародии под псевдонимом Козьма Прутков.
Предметная перенасыщенность изображения у Федотова — отнюдь не натуралистическое свойство. Значение вещей здесь подобно значению действующих лиц. С такой ситуацией мы и встречаемся в «Свежем кавалере», где представлено великое множество вещей, каждая обладает индивидуальным голосом, и все они как бы заговорили разом, спеша рассказать о событии и в спешке перебивая друг друга. Это можно объяснить неопытностью художника. Но тем самым не исключается возможность усмотреть в этом мало упорядоченном действии вещей, теснящихся вокруг псевдоклассической фигуры, пародию на условно-регулярный строй исторической картины. Вспомним слишком упорядоченное смятение «Последнего дня Помпеи».
К. П. Брюллов. Последний день Помпеи. Фрагмент
«Лица и тела — идеальных пропорций; красивость, округлость форм тела не нарушены, не искажены болью, судорогой и гримасой. Камни висят в воздухе — и ни одного ушибленного, раненого или загрязненного лица».
Иоффе И.И. Синтетическая история искусств
Вспомним и о том, что в авторском комментарии к «Свежему кавалеру», цитированном выше, пространство действия именуется не иначе как «поле битвы», событие, последствия коего мы видим,— как «пир», а пробуждающийся под столом герой — как «оставшийся на поле битвы, тоже кавалер, но из таких, которые пристают с паспортами к проходящим» (то есть городовой).
П. А. Федотов. Свежий кавалер 1846. Москва, ГТГ. Фрагмент. городовой
Наконец, само название картины двузначно: герой — кавалер ордена и «кавалер» кухарки; той же двойственностью отмечено употребление слова «свежий». Все это свидетельствует о пародии на «высокий слог».
Таким образом, значение изображения не сводится к значению видимого; картина воспринимается как сложный ансамбль значений, и это обусловлено стилистической игрой, совмещением разных установок. Вопреки распространенному мнению, живопись в состоянии овладеть языком пародии. Можно высказать это положение в более конкретной форме: русский бытовой жанр проходит стадию пародии как закономерную ступень самоутверждения. Ясно, что пародирование не предполагает отрицания как такового. Достоевский пародировал Гоголя, учась у него. Ясно и то, что пародия не сводится к осмеянию. Природа ее — в единстве двух основ, комической и трагической, и «смех сквозь слезы» гораздо ближе к ее сути, чем комическая имитация или передразнивание.
В позднем творчестве Федотова пародийное начало становится почти неуловимым, входя в значительно более «тесный» личностный контекст. Может быть, здесь уместно говорить об автопародии, об игре на грани исчерпания душевных сил, когда смех и слезы, ирония и боль, искусство и реальность празднуют свою встречу накануне гибели самой личности, их соединившей.
В нашей новой рубрике мы расскажем и покажем наиболее значимые для событий нашей истории живописные полотна и не просто попробуем расшифровать колоритные детали, хорошо понятные современникам художника, но и показать, что картины часто живут очень долго и отражают проблемы, хорошо знакомые и в наши дни. Начнём с вечной темы - российского чиновничества. Оно и сегодня отнюдь не идеально и часто попадается на различных злоупотреблениях. 170 лет назад, во времена императора Николая I , недостатки чиновников были во многом такими же, что и показал в своей нестареющей картине наблюдательный художник Павел Федотов.
Иронический реалист
Проживший совсем недолго, но успевший стать знаменитым Павел Андреевич Федотов (1815-1852) впервые в русском бытовом жанре попытался дать критический анализ повседневности. Отец живописца был военным, и сам Федотов проходил военную службу в Санкт-Петербурге, где посещал вечерние классы Академии художеств. В 1846 году он создал свою первую значительную картину - «Свежий кавалер». В 1848 году было написано не менее знаменитое «Сватовство майора». Для полотен первых лет характерны ирония и острота сюжетов, а в дальнейшем Федотов овладел и искусством психологической драмы, примером тому его поздние картины «Вдовушка» (1851) и «Игроки» (1852). Образы художника попали в точку - уже в конце 1840-х годов появилось немало живописцев, подражавших Федотову.
Павел Федотов, «Сватовство майора» (1848)
Око цензуры
Картина Федотова, написанная в 1846 году, носила сразу несколько названий: «Свежий кавалер», или «Утро чиновника, получившего первый крестик», или «Последствия пирушки». Сейчас она хранится в Государственной Третьяковской галерее.
Первые наброски будущего шедевра появились ещё в начале 1840-х годов. По совету баснописца Ивана Андреевича Крылова Федотов решил развить сюжет и переработать наброски в полноценное полотно. После того, как картина была готова, художник представил её в Академии художеств, где она была высоко оценена. В 1847 году «Свежий кавалер» был представлен на суд публике и вызвал настоящий фурор, принеся славу своему создателю. Но на картину немедленно обратила внимание и цензура: снятие литографий с неё были запрещено из-за… непочтительного изображения ордена.
Хмурое утро
Все три названия картины повествуют о её сюжете. Мы видим обычного среднего чиновника на утро после получения им первого ордена и празднования столь важного события. Сам обидевший цензуру орден св. Станислава 3-й степени был младшим в иерархии государственных наград и часто использовался для отличия чиновников.
Столь небольшая награда контрастирует на полотне с самим видом новоиспечённого кавалера: гордое и чванливое выражение лица, поза римского сенатора, закутанного как будто в тогу, а не потрёпанный халат, да и орден, прикреплённый не на мундир, а тот же халат - всё это должно вызвать у зрителя чувство противоречия и несоответствия события и его восприятия главным героем.
Зато ирония изображённой слева от орденоносца служанки вполне совпадает с нашей, зрительской. Простая горничная, перед которой выставляет свой халат кавалер, смотрит на него с нескрываемой насмешкой и, демонстративно держа в руках старые стёртые сапоги хозяина. Комичность образа чиновника, возомнившего себя важной птицей после получения мелкой награды, подчёркивается папильотками в его голове (может быть, с похмелья у героя они превращаются в лавровый венец?) и его босыми ногами.
Павел Федотов, «Свежий кавалер» (1846)
Обстановка вокруг также показывает контраст между отношением кавалера к себе и суровой реальностью. В комнате орденоносца разномастная мебель, повсюду царит страшный беспорядок, вещи разбросаны. На столе мы можем видеть оставшуюся с вечеринки колбасу, лежащую не на тарелке, а на газете, и непростой, а на «Ведомостях Санкт-Петербургской городской полиции». У стола валяются скелеты селёдки и черепки разбитой посуды. К стулу прислонилась гитара с оборванными струнами. Тощий беспородный кот терзает обивку стула.
Всё это вместе взятое - зрелище жалкое, но оно не мешает новоиспечённому кавалеру лелеять свои амбиции. Он мечтает быть не хуже всех и идти в ногу со столичной модой - об этом нам говорят лежащие на столе щипцы для завивки волос, зеркальце и бритвенные принадлежности. Модная и книга - нравоучительный роман близкого к власти Фаддея Булгарина «Иван Выжигин». Но книга валяется под стулом - похоже, наш герой не смог освоить и её.
Картина Павла Федотова невероятно насыщена говорящими деталями (что вообще отличает бытовой жанр в живописи). «Свежий кавалер» позволяет судить о жизни петербургских чиновников 1840-х годов, способных получить орден, но реально живущих бедно и нищих духовно. Сегодня, кстати, орден получить гораздо труднее, чем в 1846 году, но нравы, самомнение и манеры бюрократов изменились не очень сильно. Тем и интересен нам умерший 165 лет назад художник Федотов.
Павел Федотов, «Все холера виновата!» (1848)