Фатех Вергасов. Союз писателей

Объединяющая профессиональных литераторов Советского Союза, участвующих своим творчеством в борьбе за построение коммунизма, за социальный прогресс , за мир и дружбу между народами» Устав Союза писателей СССР, см. «Информационный бюллетень секретариата правления СП СССР», 1971, № 7(55), . 9. До создания СП СССР сов. писатели входили в различные литературные организации: РАПП, ЛЕФ , «Перевал», Союз крестьянских писателей и др. 23 апреля 1932 ЦК ВКП(б) постановил «...объединить всех писателей, поддерживающих платформу Советской власти и стремящихся участвовать в социалистическом строительстве, в единый союз советских писателей с коммунистической фракцией в нем» («О партийной и советской печати». Сборник документов, 1954, с. 431). 1-й Всесоюзный съезд сов. писателей (август 1934) принял устав СП СССР, в котором дал определение социалистического peaлизма как основного метода сов. литературы и литературной критики. На всех этапах истории Сов. страны СП СССР под руководством КПСС принимал активное участие в борьбе за создание нового общества. В годы Великой Отечественной войны сотни писателей добровольно ушли на фронт , сражались в рядах Сов. Армии и Флота, работали военными корреспондентами дивизионных, армейских, фронтовых и флотских газет; 962 писателя были награждены боевыми орденами и медалями, 417 пали смертью храбрых. В 1934 в состав СП СССР входили 2500 писателей, ныне (на 1 марта 1976) - 7833, пишущих на 76 языках; среди них 1097 женщин. в том числе 2839 прозаиков, 2661 поэт, 425 драматургов и кинодраматургов, 1072 критика и литературоведа, 463 переводчика, 253 детских писателя, 104 очеркиста, 16 фольклористов. Высший орган СП СССР - Всесоюзный съезд писателей (2-й съезд в 1954, 3-й в 1959, 4-й в 1967,5-й в 1971) - избирает правление, которое формирует секретариат, образующий для решения повседневных вопросов бюро секретариата. Правление СП СССР в 1934-36 возглавлял . Горький , сыгравший выдающуюся роль в его создании и идейно-организационном укреплении затем в разное время . . Ставский . А. Фадеев, А. А. Сурков ныне - . А. Федин (председатель правления, с 1971), . М. Марков (1-й секретарь , с 1971). При правлении работают советы по литературам союзных республик, по литературной критике, по очерку и публицистике, по драматургии и театру, по детской и юношеской литературе, по художественному переводу, по международным писательским связям и др. Аналогична структура Союзов писателей союзных и автономных республик; в РСФСР и некоторых др. союзных республиках работают краевые и областные писательские организации. В системе СП СССР издается 15 литературных газет на 14 языках народов СССР и 86 литературно-художественных и общественно-политических журналов на 45 языках народов СССР и 5 иностранных языках, в том числе органы СП СССР: «Литературная газета», журналы «Новый мир», «Знамя», «Дружба народов», «Вопросы литературы», «Литературное обозрение», «Детская литература», «Иностранная литература», «Юность», «Советская литература» (выходит на иностранных языках), «Театр», «Советская родина» (выходит на еврейском языке), «Звезда», «Костер». В ведении правления СП СССР находятся литераторов им. А. А. Фадеева в Москве и др. Направляя деятельность писателей на создание произведений высокого идейно-художественного уровня, СП СССР оказывает им разностороннюю помощь: организует творческие командировки, обсуждения, семинары и пр., защищает экономические и правовые интересы писателей. СП СССР развивает и укрепляет творческие связи с зарубежными литераторами, представляет сов. литературу в международных писательских организациях. Награжден орденом Ленина (1967). Лит.; Горький М., О литературе, М., 1961: Фадеев А., За тридцать лет, М., Творческие союзы в СССР. (Организационно-правовые вопросы), М., 1970.

Большим событием литературной жизни нашей страны было создание Союза советских писателей, в организации и работе которого Горький принимал большое участие.

Так, в конце апреля 1932 года на квартире Горького, только что приехавшего из Сорренто, происходит встреча писателей. Обсуждается принятое 23 апреля постановление ЦК ВКП(б) о перестройке литературно-художественных организаций и создании Союза советских писателей. Другая встреча писателей на Малой Никитской состоялась в октябре.

Создание единой общесоюзной писательской организации вместо различных литературных группировок, враждовавших между собой, явилось важным шагом в развитии советской литературы. В 20-е годы в борьбе литературных групп была не только принципиальная борьба за партийную линию в искусстве, трудные поиски путей развития советской литературы, борьба против рецидивов буржуазной идеологии, вовлечение в литературное творчество широких масс, но и нездоровые тенденции - зазнайство, интриги, склоки, сведение личных счетов, подозрительное отношение к любым критическим замечаниям, бесконечная организаторская возня, отвлекавшая писателей от творческой работы, от их прямого дела - писать.

И Горькому не по душе была групповщина - огульное отрицание всего того, что создавалось писателями, не входившими в ту или иную литературную группу, и, напротив, безмерное захваливание любого произведения, написанного кем-либо из членов группы. Горький оценивал произведения, не считаясь с тем, к какой литературной группе принадлежал его автор, и, например, сурово осуждал некоторые произведения своих товарищей по "Знанию". Он был за творческое соревнование в литературе разных писательских индивидуальностей и направлений, не признавал за одними писателями (в том числе и за собой) права диктовать свои мнения другим, командовать ими. Горький радовался разнообразию писательских индивидуальностей, иным, чем у него, художественным формам. Так, он признавал отдельные достижения писателей декадентского лагеря, в целом чуждого ему. "Хорошей, ценной книгой" назвал Горький роман "Мелкий бес" Ф.Сологуба - писателя, о котором не раз говорил с осуждением. Горький участвовал в литературной борьбе - одобрением тех произведений, которые ему представлялись достойными похвалы, осуждением тех, которые он считал вредными и плохими, но никогда не одобрял групповой борьбы, групповщины в литературе, "вредной замкнутости в тесных квадратиках групповых интересов, стремления во что бы то ни стало пробиться в "командующие высоты".

"Кружковщину, дробление на группы, взаимную грызню, колебания и шатания я считаю бедствием на фронте литературы..." - писал он в 1930 году, не отдавая предпочтения никакой из литературных групп, не вмешиваясь в групповые раздоры.

Существование различных литературных организаций уже не отвечало сложившейся в стране обстановке. Идейно-политическое единство советского народа, в том числе и художественной интеллигенции, требовало создания единого писательского союза.

Избранный председателем Организационного комитета по подготовке съезда, Горький с огромной энергией принялся за создание единой всесоюзной писательской организации; ему помогали А.А.Фадеев, А.А.Сурков, А.С.Щербаков.

17 августа 1934 года открывается Первый Всесоюзный съезд советских писателей. На нем присутствовало около 600 делегатов более чем от 50 национальностей.

Съезд происходил в период огромных достижений советской страны в строительстве социализма. Возникали новые заводы, фабрики, города, в деревне одержал победу колхозный строй. На всех участках социалистического строительства трудился новый человек, сформированный полутора десятилетиями советского строя - человек новой морали, нового мироощущения.

В деле формирования этого нового человека большую роль сыграла советская литература. Ликвидация неграмотности, культурная революция в стране, невиданная тяга к знаниям и искусству самых широких масс сделали литературу мощной силой в деле социалистического строительства. Невиданные тиражи книг наглядно свидетельствовали об этом: к 1934 году было издано 8 млн. экземпляров горьковского романа "Мать", около 4 млн. "Тихого Дона" М.Шолохова, 1 млн. "Цусимы" А.С.Новикова-Прибоя.

Съезд писателей стал большим событием в жизни всей страны, всего советского народа. И недаром о съезде говорили на рабочих собраниях, в институтских аудиториях, в частях Красной Армии, в пионерских лагерях.

Шестнадцать дней шел съезд, и все эти жаркие августовские дни Горький, единогласно избранный председателем съезда, сидел в президиуме на долгих заседаниях, внимательно слушал выступления, в перерывах и после заседаний беседовал с гостями и делегатами, принимал прибывших на съезд иностранных писателей и писателей из союзных республик.

Писатель произнес вступительную речь, выступил с докладом.

"Высота требований, которые предъявляются к художественной литературе быстро обновляемой действительностью и культурно-революционной работой партии Ленина, - высота этих требований объясняется высотою оценки значения, которое придается партией искусству живописи словом. Не было и нет в мире государства, в котором наука и литература пользовались бы такой товарищеской помощью, такими за ботами о повышении профессиональной квалификации работников искусства и науки...

Государство пролетариев должно воспитать тысячи отличных "мастеров культуры", "инженеров душ". Это необходимо для того, чтобы возвратить всей массе рабочего народа отнятое у нее всюду в мире право на развитие разума, талантов, способностей..." - говорил Горький на съезде.

Съезд показал, что советская литература верна коммунистической партии, ее борьбе за искусство, которое служит народу, искусство социалистического реализма. Он сыграл большую роль в истории советской литературы. В семилетие между Первым съездом советских писателей и Великой Отечественной войной (1934-1941) были закончены "Тихий Дон" М.А.Шолохова, "Хождение по мукам" А.Н.Толстого, получили читательское признание "Дорога на океан" Л.Леонова, "Люди из захолустья" А.Малышкина, "Страна Муравия" А.Твардовского, "Танкер "Дербент" Ю.Крымова, "Пушкин" Ю.Тынянова, "Последний из удэге" А.Фадеева, "Белеет парус одинокий" В.Катаева, "Таня" А.Арбузова, "Человек с ружьем" Н.Погодина и многие другие произведения, составляющие золотой фонд советской литературы.

В резолюции съезда была отмечена "выдающаяся роль... великого пролетарского писателя Максима Горького" в объединении литературных сил страны. Горький был избран председателем правления Союза писателей.

Всегда исключительно чутко и внимательно относившийся к литературным делам (он не читал присланных рукописей, если чувствовал себя немного нездоровым, боясь как бы дурное настроение не сказалось на оценке прочитанного), Горький сознавал огромную ответственность своего поста.

В области литературы, культуры вообще Горький пользовался огромным авторитетом, но всегда слушал мнение других, никогда не считал свое суждение "истиной в последней инстанции", в своих статьях и выступлениях выражал концепции, выработанные советской литературой тех лет в целом. Он считал дело литературы делом коллективным, окрик, приказ, команда в литературе представлялись Горькому недопустимыми. "...Я не квартальный надзиратель и вообще не "начальство", а такой же русский литератор, как и Вы", - писал он Б.Лавреневу еще в 1927 году.

Центральная фигура советской литературы тех лет, художник с мировым именем, Горький не одобрял создававшейся вокруг него шумихи и бесконечных восхвалений и писал, к примеру, что публикация воспоминании о нем, "человеке, еще живущем", не по душе: "Погодили бы немножко!"

На рукописи одного критика, который, желая убедить читателя в правильности своих суждений, часто цитировал Горького, Алексей Максимович написал: "Считаю нужным заметить, что М.Горький для нас не является авторитетом бесспорным, а - как все из прошлого - подлежит внимательному изучению, серьезнейшей критике".

Горький хорошо понимал, каким авторитетом пользовалось его слово, потому был очень осмотрителен в своих оценках текущей литературной жизни, щедр на похвалы, но очень осторожен в порицаниях. В его публичных выступлениях, газетных статьях последних лет не так-то уж часто встречаются слова, осуждающие конкретно того или иного писателя, - это Горький предпочитал делать в письмах и беседах.

"Ежели я похвалю его, вы его захвалите, ежели я его поругаю - вы его загрызете", - сказал Горький на художественной выставке репортеру, назойливо вымогавшему у писателя мнение о том или другом художнике.

"В манере говорить, особенно публично, с трибуны или председательского места на собрании у Алексея Максимовича сказывалась та застенчивая неловкость и осмотрительность, что ощущается в движениях и общей повадке очень сильного человека, который бережно соразмеряет свои жесты, боясь задеть кого-нибудь, - вспоминает Л.Кассиль. - Да, подлинный богатырь слова, Горький, когда говорил на людях, старался не зашибить кого-нибудь невзначай своим мощным словом. И ненаблюдательному слушателю это могло бы показаться даже речевой неуклюжестью. Но какая богатырская сила воздействия, какая сердечная глубина ощущалась за каждым словом Горького!"

Крупнейший писатель своего времени, Горький не рассматривал искусство как личное, индивидуальное дело. Он считал свое творчество, как и творчество других писателей - старых и молодых, знаменитых и малоизвестных, - частью огромного дела всей советской литературы, всего советского народа. Горький был равно добр и равно строг и к литератору, заслужившему почет и признание, и к автору первой в жизни книги: "...не следует думать, что мы, писатели, получали от него одни лишь хвалебные письма. Для оценки наших литературных работ у него был единственно твердый критерий: интересы советских читателей, и если ему казалось, что мы наносим этим интересам ущерб, он чувствовал себя вынужденным высказывать нам самую жестокую правду", - пишет К.Чуковский.

Удивляло, что писателей недостаточно привлекает тема труда, тема советского рабочего класса: "Для трех тысяч литераторов, зарегистрированных в Союзе (Союзе советских писателей. - И.Н.), любимым героем остается все еще интеллигент, сын интеллигента и его драматическая возня с самим собою".

Большое внимание обращал Горький на военную тему в литературе: "Мы - накануне войны... - писал он в марте 1935 года. - В деле организации обороны должна принять активнейшее участие наша литература".

Горький в тридцатые годы много выступает по вопросам теории советской литературы.

Он неустанно повторяет, что писатель должен понимать марксистско-ленинское учение о классовости литературы: "Литература никогда не была личным делом Стендаля или Льва Толстого, она всегда - дело эпохи, страны, класса... Литератор - глаза, уши и голос класса... он всегда и неизбежно орган класса, чувствилище его. Он воспринимает, формирует, изображает настроения, желания, тревоги, надежды, страсти, интересы, пороки и достоинства своего класса, своей группы... пока существует классовое государство, литератор - человек среды и эпохи - должен служить и служит, хочет он этого или не хочет, с оговорками или без оговорок, интересам своей эпохи, своей среды... Рабочий класс говорит: литература должна быть одним из орудий культуры в моих руках, она должна служить моему делу, ибо мое дело - общечеловеческое дело".

Горький не раз подчеркивал, что принцип коммунистической партийности является главным в творчестве каждого советского писателя - независимо от того, состоит он в партии или нет. Но эта партийность не может выражаться иначе, как в высокой художественной форме. Партийность в искусстве была для Горького художественным выражением жизненных интересов пролетариата, трудящихся масс.

Сам Горький проводил и в своих произведениях, и в общественной деятельности партийную линию. Его творчество, проникнутое страстной, непримиримой партийностью, было той частью общепролетарского дела, о котором писал В.И.Ленин в статье "Партийная организация и партийная литература".

Часто и много пишет и говорит в эти годы Горький о социалистическом реализме - художественном методе советской литературы. Главной задачей социалистического реализма Горький считал "возбуждение социалистического, революционного миропонимания, мироощущения". Он указывает, что для правильного изображения и понимания сегодняшнего дня надо четко видеть и представлять день завтрашний, будущее, исходя из перспектив развития, показывать сегодняшнюю жизнь, ибо, только зная и правильно представляя будущее, можно переделывать настоящее.

Социалистический реализм не был придуман Горьким. Никакой творческий метод не возникает в один день, не создается одним человеком. Он складывается в течение многих лет в творческой практике многих художников, творчески осваивает наследие прошлого. Новый метод в искусстве появляется как ответ на новые жизненные и художественные запросы человечества. Социалистический реализм формировался одновременно с ростом политической борьбы, с ростом самосознания революционного пролетариата, развитием его эстетического осмысления мира. Само определение творческого метода советской литературы - "социалистический реализм", появившееся в 1932 году, определило уже существующее литературное явление. Этот художественный метод был порожден прежде всего самим ходом литературного процесса - и не только в советское время, - а не теоретическими выступлениями или предписаниями. Конечно, нельзя недооценивать и теоретического осмысления литературных явлений. И здесь, как и в конкретной художественной практике, исключительно велика была роль М.Горького.

Требование "смотреть на настоящее из будущего" ничуть не означало приукрашивания действительности, ее идеализации: "Социалистический реализм - искусство сильных! Достаточно сильных для того, чтобы бесстрашно смотреть в лицо жизни..."

Горький требовал правды, но правды не отдельного факта, а правды крылатой, озаренной великими идеями великого завтра. Социалистический реализм для него - это реалистически верное изображение жизни в ее развитии с позиций марксистского мироощущения. "Научный социализм, - писал Горький, - создал для нас высочайшее интеллектуальное плоскогорье, с которого отчетливо видно прошлое и указан прямой и единственный путь в будущее...".

Он рассматривал социалистический реализм как метод складывающийся, формирующийся, находящийся в непрерывном движении. Ни свои, ни чьи-либо другие формулы и "установки" он не рассматривал как директивные и окончательные. Не случайно он часто говорил о социалистическом реализме в будущем времени, например: "Гордый, радостный пафос... придаст нашей литературе новый тон, поможет ей создать новые формы, создаст необходимое нам новое направление - социалистический реализм" (курсив мой. - И.Н.).

В социалистическом реализме, писал Горький, сливаются воедино реалистическое и романтическое начала. По его мысли, "слияние романтизма и реализма" вообще характерно для "большой литературы": "по отношению к таким писателям-классикам, каковы Бальзак, Тургенев, Толстой, Гоголь, Лесков, Чехов, трудно сказать с достаточной точностью - кто они, романтики или реалисты? В крупных художниках реализм и романтизм всегда как будто соединены".

Горький отнюдь не отождествлял свою личную писательскую манеру с методом социалистического реализма, считая, что широкие рамки этого художественного метода способствуют выявлению и развитию различных художественных индивидуальностей и стилей.

Говоря о проблеме типичности в литературе, о переплетении в человеке и в художественном образе классовых и индивидуальных черт, Горький указал, что классовые признаки человека не являются внешними, "анкетными", а коренятся очень глубоко, переплетаются с индивидуальными чертами, влияют на них и в какой-то мере трансформируются сами в тот или иной "индивидуальный вариант" скупости, жестокости, ханжества и т.д. Так, он отмечал, что "пролетариат по социальному положению... не всегда пролетариат по духу", обращает внимание на необходимость художественного постижения социальной психологии - черт характера человека, обусловленных его принадлежностью к определенной социальной группе.

Единство идейных устремлений советских писателей, социалистический реализм как метод советской литературы, указывал Горький, ни в коем случае не требует от писателей художественного единообразия, отказа от творческой индивидуальности; он хорошо знал, что тему, героев, сюжет, манеру повествования писатель выбирает всегда сам и диктовать ему тут что-либо глупо, вредно и нелепо.

В этом Горький был един с Лениным, который писал в 1905 году, что в литературном деле "безусловно необходимо обеспечение большего простора личной инициативе, индивидуальным склонностям, простора мысли и фантазии, форме и содержанию".

Не раз напоминает Горький писателям, что решающей силой истории является народ, простой рядовой человек. Он выступает против произведений, в которых все заслуги в военных операциях приписываются командирам (а подчас даже вообще одному человеку) и в тени остаются рядовые бойцы, вооруженный народ. "Основным недостатком повести Вашей, - пишет он П.Павленко (речь идет о романе "На востоке". - И.Н.), - является совершенное отсутствие в ней героической единицы - рядового красного бойца... Вы показали героями только командиров, но нет ни одной страницы, на которой Вы пытались бы изобразить героизм массы и рядовой единицы. Это по меньшей мере странно".

Много делает Горький, один из зачинателей советской литературоведческой науки, для пропаганды и изучения русской классической литературы. Его статьи по литературным вопросам поражают широтой привлекаемого материала, содержат глубокие оценки творчества русских писателей-классиков. Марксистский анализ искусства, по мысли Горького, поможет правильно понять писателей прошлого, разобраться в их достижениях и заблуждениях. "Гениальность Достоевского неоспорима, по силе изобразительности его талант равен, может быть, только Шекспиру", - писал Горький, отмечая огромное влияние идей писателя на русскую общественную жизнь. В этом влиянии необходимо разобраться, а не обходить его стороной.

"...Я против превращения легальной литературы в нелегальную, которая продается "из-под полы", соблазняет молодежь своей "запретностью" и заставляет ее ожидать "неизъяснимых наслаждений" от этой литературы", - объяснял Горький причины, по которым, он считал, следовало издать "Бесов", роман Достоевского, в котором искаженно изображалось революционное движение 70-х годов, нетипичные крайности выдавались за главное, определяющее, типичное.

Общее собрание Академии наук СССР 24 марта 1934 года единогласно избрало Горького директором Пушкинского дома (Института русской литературы) в Ленинграде - научного учреждения, занимающегося изучением русской и советской литературы и изданием академических (наиболее полных, научно проверенных и комментированных) собраний сочинений русских классиков; при Пушкинском доме есть Литературный музей, где представлены портреты и издания произведений крупнейших русских писателей, их личные вещи; в богатейшем архиве института хранятся рукописи писателей.

Постоянно в поле зрения Горького и современная зарубежная культура. Социальные бури двадцатого века - первая мировая война, Октябрьская революция в России, выступления пролетариата Европы и Америки - порядком расшатали господство буржуазии, ускорили политическое гниение капиталистического строя. Это не могло не отразиться на идеологии и на культуре господствующих классов, что верно и глубоко вскрывал Горький: "Процесс разложения буржуазии - всесторонний процесс, и литература не исключена из него".

Важную роль в тридцатые годы сыграли выступления писателя по вопросам языка художественной литературы. Горький отстаивал положение о том, что язык - средство общенародной культуры и "литератор должен писать по-русски, а не по-вятски, не по-балахонски", выступал против увлечения диалектизмами и жаргонизмами, характерного для ряда писателей в 30-е годы (к примеру, для Ф.Панферова), против художественно неоправданного словотворчества.

Еще в 1926 году Горький писал, что язык современной литературы "хаотически" засорен "хламом "местных речений", которые, чаще всего, суть искажения простых и точных слов".

Культивирование литературой жаргонизмов и диалектизмов противоречило движению самой жизни. Рост культуры широких народных масс, ликвидация неграмотности наносили сильнейшие удары по отступлениям от литературного языка, по его искажениям, по жаргонам и диалектам.

Для Горького требование богатого, образного языка было частью борьбы за высокую писательскую культуру.

Получалось, отмечал писатель, что мужики Тургенева, Льва Толстого, Глеба Успенского говорили ярче и выразительней, чем герои современных произведений о деревне, а ведь кругозор крестьян, совершивших революцию, прошедших гражданскую войну, был шире, их понимание жизни глубже.

Чрезмерным, художественно не обоснованным употреблением просторечных и диалектных слов Горький в первые писательские годы "грешил" и сам, но, став зрелым художником, вытравлял их. Вот примеры из "Челкаша".

В первой публикации, 1895 года, было:

"А снасть-то где...? Э...? - вдруг подозрительно спросил Гаврила, шныряя глазами в лодке".

"Эх, кабы дождь трахнул! - прошептал Чел-каш".

В дальнейшем Горький переписал эти фразы так:

"А снасть-то где? - вдруг спросил Гаврила, беспокойно оглядывая лодку".

"Эх, кабы дождь пошел! - прошептал Челкаш".

На собственном опыте понявший ненужность художественно не обоснованного употребления просторечных и диалектных слов, Горький убеждал в этом и советских писателей.

Горького в развернувшейся перед съездом писателей дискуссии поддержали М.Шолохов, Л.Леонов, А.Толстой, С.Маршак, Ю.Либединский, М.Слонимский, Н.Тихонов, О.Форш, В.Шишков, Вс.Иванов, А.Макаренко, Л.Сейфуллина, В.Саянов, Л.Соболев. Публикуя статью Горького "О языке", "Правда" в редакционном примечании писала: "Редакция "Правды" целиком поддерживает А.М.Горького в его борьбе за качество литературной речи, за дальнейший подъем советской литературы".

Много и упорно борется Горький за повышение писательского мастерства литературной молодежи, ее общей культуры. Эта работа была особенно актуальной в годы, когда в литературу пришли люди из народной среды, не имевшие солидной образовательной базы, а культурный рост читательских масс шел необычайно быстрыми темпами. "Нам грозит весьма оригинальная, но невеселая возможность, - с иронией говорил Горький, - увидеть читателей более грамотными, чем писатели". Поэтому он много пишет о литературном мастерстве, основывает журнал "Литературная учеба", на страницах которого опытные авторы и критики разбирали произведения начинающих, рассказывалось о том, как писали Пушкин, Гоголь, Тургенев, Достоевский, Некрасов, Л.Толстой, Г.Успенский, Стендаль, Бальзак, Мериме, Золя; своим писательским опытом делились К.Федин, Н.Тихонов, Б.Лавренев, П.Павленко, Ф.Гладков; сам Горький напечатал статьи "Как я учился", "Беседы о ремесле", "О литературной технике", "О прозе", "О пьесах", "О социалистическом реализме", "Беседа с молодыми", "Литературные забавы" и другие.

Журнал шел навстречу огромному интересу к литературному творчеству среди широких масс, рассказывал о работе литературных кружков, о творчестве русских классиков - Пушкина, Гоголя, Гончарова, Щедрина, Достоевского, Некрасова, Чехова.

Писатель с мировым именем, Горький до последних дней учился - и у признанных мастеров и у молодых литераторов, у тех, которые только что начали работать, чьи голоса звучали по-новому сильно и свежо. "Я чувствую себя моложе моих лет потому, что не устаю учиться... Познание - инстинкт, такой же, как любовь и голод", - писал он.

Призывая учиться у классиков, развивать их традиции, Горький сурово осуждал подражательность, эпигонство, стремление механически следовать стилевой или речевой манере того или иного признанного писателя.

По инициативе Горького был создан Литературный институт - единственное в мире учебное заведение для подготовки писательских кадров. Институт существует и сейчас. Со дня основания он носит имя Горького.

Горький высоко ставит звание советского литератора и призывает писателей помнить об ответственности своей работы и своего поведения, осуждает еще непреодоленные настроения групповщины, богемы, индивидуализма, моральной распущенности в писательской среде. "Эпоха повелительно требует от литератора участия в строительстве нового мира, в обороне страны, в борьбе против мещанина... - эпоха требует от литературы активного участия в классовых битвах... Советский писатель должен воспитать себя культурным человеком, он должен смотреть на литературу не как на путь к сытости и славе, а как на революционное дело, должен выработать внимательное, честное отношение к товарищам по работе".

Когда один из начинающих авторов заявил, что "писателю невозможно быть энциклопедистом", Горький ответил: "Если это Ваше крепкое убеждение, - бросьте писать, ибо убеждение это говорит, что Вы неспособны или не хотите учиться. Писатель должен знать как можно больше. А Вы пытаетесь выговорить себе право на безграмотность". Он с сарказмом писал о "матерых литераторах солидного возраста, солидно малограмотных, не способных учиться"; "они сочиняют беллетристику из материала газетных статей, очень довольны собой и ревниво охраняют свое лицо в литературе".

Будучи очень требовательным к "братьям писателям", Горький в то же время ограждает их от мелочной опеки, понимая тонкую нервно-психическую организацию художника, очень чутко относится к личности писателя. Так, впечатлительному, легко поддававшемуся настроению Вс.Иванову он мягко, дружески советовал: "Не давайте себя во власть дьявола уныния, раздражения, лени и прочих смертных грехов..." Озабоченный болезнью А.Н.Толстого, Горький писал ему: "Пора бы Вам научиться беречь себя для той великолепной работы, которую Вы так мастерски, уверенно делаете".

Помогал Горький писателям и материально. Когда начинающий поэт Павел Железнов, получив от него сумму, равную своему заработку за год, смутился, Горький сказал: "Учись, работай, а когда выйдешь в люди, помоги какому-нибудь способному молодому человеку, - и мы будем в расчете!"

"Художник особенно нуждается в друге", - писал он, и таким другом - чутким, внимательным, требовательным, а когда надо и суровым, строгим, был для многих писателей - дореволюционных и советских - Горький. Его исключительная внимательность, умение слушать и понимать собеседника были основой того, что он сумел подсказать десяткам писателей темы и образы их книг, ставших лучшими достижениями советской литературы. Именно по инициативе Горького были написаны Ф.Гладковым автобиографические повести.

Требовательный к писателям, сурово критиковавший их за промахи и ошибки, Горький возмущался, когда о "трудном деле литературы" брались судить люди, мало разбирающиеся в нем. Его очень тревожило, что критические выступления в адрес отдельных писателей велись в недопустимом тоне, он чувствовал непонятное ему стремление ошельмовать их, представить их поиски (подчас ошибки) как политические выпады против советского строя: "Я нахожу, что у нас чрезмерно злоупотребляют понятиями "классовый враг", "контрреволюционер", и что чаще всего это делают люди бездарные, люди сомнительной ценности, авантюристы и "рвачи". Как показала история, к сожалению, опасения писателя не были безосновательными.

Мимо Горького не проходило ни одно из выдающихся произведений литературы тех лет. "Спасибо за "Петра" (роман "Петр I". - И.Н.), - пишет он А.Н.Толстому, - получил книгу... читаю, восхищаюсь, - завидую. Как серебряно звучит книга, какое изумительное обилие тонких, мудрых деталей и - ни единой лишней!" "Леонов очень талантлив, талантлив на всю жизнь", - замечает он, имея в виду роман "Соть". С похвалой отозвался Горький о романе В.Кина "По ту сторону" (1928).

Как и прежде, много внимания Горький уделяет национальным литературам, редактирует сборники "Творчество народов СССР" и "Армянская поэзия", пишет предисловие к адыгейским сказкам. Высоко оценил он и повесть юкагирского писателя Текки Одулока "Жизнь Имтеургина старшего" (1934) - о трагической жизни чукчей в дореволюционное время.

Так, шестая часть "Тихого Дона" М.Шолохова пугала некоторых литературных деятелей тех лет, увидевших в ней сгущение мрачных красок.

В "Октябре" прекратили печатать шолоховский роман, требовали исключить места, которые изображали восстание на Верхнем Дону как возникшее в результате ошибочных, а подчас и просто преступных действий отдельных представителей Советской власти. Предубежденные критики - перестраховщики протестовали даже против того, что автор показал красноармейцев, ездивших верхом хуже казаков. "Важно не то, что плохо ездили, а то, что плохо ездившие победили тех, кто отменно хорошо ездил", - писал Шолохов Горькому.

Горький, прочитав шестую часть, сказал писателю: "Книга написана хорошо и пойдет она без всяких сокращений". Этого он добился.

Содействовал Горький и публикации "Золотого теленка" - второго сатирического романа И.Ильфа и Е.Петрова, который встретил немало возражений со стороны тех, кто полагал, что сатира вообще излишня в советской литературе.

Горький был авторитетнейшей фигурой в советской литературе 30-х годов. Но неверно было бы считать его ответственным за все, что происходило в ней. Во-первых, Горький, сознавая силу своего авторитета, был осторожен в оценках, не навязывал своих мнений, считался со взглядами других, хотя не всегда был с ними согласен. Во-вторых, одновременно с Горьким в литературе выступали и другие авторитетные писатели и критики, в журналах и газетах шли оживленные дискуссии. Да и не все из того, что предлагал Горький, осуществлялось.

"Я же не человек, я - учреждение", - сказал как-то, шутя, о себе Горький, и в этой шутке было много правды. Председатель правления Союза писателей, он кроме обязанностей руководителя советских литераторов редактировал журналы, читал рукописи, был инициатором десятков изданий, писал статьи, художественные произведения... "Да, я устал, но это не усталость возраста, а результат непрерывного длительного напряжения. "Самгин" ест меня". Седьмой десяток лет шел Горькому, но его энергия была по-прежнему неуемной.

Горький - инициатор издания журналов: "Наши достижения", "Колхозник", "За рубежом", "Литературная учеба", иллюстрированного ежемесячника "СССР на стройке", литературных альманахов, серийных изданий "История гражданской войны", "История фабрик и заводов", "Библиотека поэта", "История молодого человека XIX столетия", "Жизнь замечательных людей"; он задумывает "Историю деревни", "Историю городов", "Историю разночинца", "Историю женщины" - "огромное значение женщины в деле развития русской культуры в областях науки, литературы, живописи, педагогики, в деле развития художественной промышленности". Писатель выдвигает идею книги "История большевика" или "Жизнь большевика", видя в ней "фактическую, бытовую историю партии".

Отредактировав много книг в серии "Жизнь замечательных людей", Горький указывает на необходимость включить в серию жизнеописания Ломоносова, Докучаева, Лассаля, Менделеева, Байрона, Мичурина, биографии "большевиков, начиная с Владимира Ильича, кончая типичным рядовым партии" - вроде питерского большевика, председателя районного Совета Петроградской стороны А.К.Скороходова, расстрелянного петлюровцами в 1919 году.

Начатые при Горьком серийные издания продолжаются и сейчас: уже издано около пятисот книг "Жизни замечательных людей" (в том числе биография самого Горького; три раза выходил сборник литературных портретов). Появившийся при жизни писателя том "Истории гражданской войны" дополнен еще четырьмя, изданы многотомные истории городов - Москвы, Киева, Ленинграда, выходят книги по истории заводов.

Более 400 книг вышло в основанной Горьким "Библиотеке поэта" - фундаментальном своде памятников русской поэзии, начиная с фольклора и кончая сегодняшним днем. В серию включены и сборники произведений крупнейших поэтов народов СССР. "Библиотека поэта" издается и сейчас. Она состоит из Большой (научного типа) и Малой серий. В каждой из книг есть вступительная статья и комментарии (пояснения).

В серии издаются произведения не только крупных поэтов, корифеев (таких, как Пушкин, Некрасов, Маяковский), но и многих менее известных поэтов, которые сыграли свою роль в становлении русской поэтической культуры (к примеру, - И.Козлова, И.Сурикова, И.Анненского, Б.Корнилова).

Основанный Горьким журнал "Наши достижения" (1929-1936) сосредоточивал свое внимание на успехах Страны Советов (об этом ярко говорит и само название журнала) - росте промышленности, строительстве дорог, ирригации, внедрении техники в сельское хозяйство и т.д. Много писали "Наши достижения" о коллективизации сельского хозяйства, ряд номеров был посвящен достижениям отдельных республик - Армении, Чувашии, Северной Осетии.

Горький привлек к сотрудничеству передовиков производства, ученых. В журнале выступали А.Е.Ферсман, В.Г.Хлопин, М.Ф.Иванов, А.Ф.Иоффе, Н.Н.Бурденко. Благодаря заботам и помощи Горького в "Наших достижениях" выросла плеяда славных советских писателей и журналистов: Б.Агапов, П.Лукницкий, Л.Никулин, К.Паустовский, В.Ставский, М.Пришвин, Л.Кассиль, Я.Ильин, Т.Тэсс и другие.

О том, насколько отвечали "Наши достижения" запросам читателей, красноречиво говорят цифры. Тираж горьковского журнала достиг 75 тыс. экземпляров, тогда как тиражи других ежемесячных изданий были много меньше ("Октябрь" - 15 тыс., "Звезда" - всего 8 тысяч).

На четырех языках - русском, английском, немецком и французском - выходит журнал "СССР на стройке" (1930-1941), содержащий фотодокументы о жизни Советской страны, сопровождаемые краткими подписями (теперь также издается журнал такого типа - "Советский Союз").

Для журнала "Колхозник" (1934-1939) Горький отредактировал около двухсот рукописей и около сотки отклонил - подробно указав при этом их недостатки: затрудненность изложения материала или чрезмерная упрощенность его подачи, отсутствие ответов на поставленные вопросы и т.п. "В колхозах деревенский "мужичок" показал, что прекрасно умеет выбирать в библиотеке книгу, прекрасно отличает литературу от макулатуры", - говорил он. В журнале увидели свет горьковские рассказы о старой деревне "Шорник и пожар", "Орел", "Бык", написанные в новой для писателя художественной манере, со сдержанной интонацией, грустным юмором.

Журнал "За рубежом" (1930-1938) на богатом фактическом материале рассказывал читателю о зарубежной жизни, о рабочем движении, показывал моральную деградацию капиталистического мира, предупреждал о подготовке империалистами новой мировой войны. Горький упорно добивался, чтобы журнал по материалу был доступным и разнообразным, увлекательным. Он советовал привлечь к сотрудничеству писателей, которые побывали за границей, рекомендовал помещать карикатуры, рассказывать о курьезах буржуазной жизни. На страницах журнала выступали М.Кольцов, Л.Никулин, Ем.Ярославский, Д.Заславский, а также зарубежные писатели - А.Барбюс, Р.Роллан, Мартин-Андерсен Нексе, И.Бехер, печатались рисунки Ф.Мазерееля, А.Дейнеки, Д.Моора.

С журналом связана и книга "День мира", осуществленная по инициативе Горького. В ней рассказано об одном дне в жизни нашей планеты - с 27 сентября 1635 года, сопоставлены мир социализма и мир капитализма.

Рукопись была прочитана Горьким, но книги он уже не увидел.

В 1961 году вышла новая книга "День мира", объемом более 100 печатных листов, отразившая события 27 сентября 1960 года. В настоящее время издается еженедельник "За рубежом" - обзор иностранной печати.

Особое внимание обращал Горький на форму статей и очерков, публикуемых в журналах. Он требовал доступности изложения, сочетаемой с уважением к народному читателю, резко выступал против "суконного языка", "словесного баловства", против упрощенного снисходительного разговора с читателем как с лицом духовно недоразвитым. Нет, страстно утверждал Горький, и у малограмотного труженика за плечами большой жизненный опыт, мудрость поколений.

Тщательно следил писатель и за внешним видом изданий - ясностью шрифта, качеством бумаги, яркостью и доступностью иллюстраций. Так, просматривая материалы для журнала "Колхозник", Горький заметил, что репродукции картин И.Е.Репина "Арестанта везут" и В.Д.Поленова "Право господина" без пояснений могут оказаться непонятными читателю.

Писатель с большим вниманием следит за рабкоровским движением, делится своим богатым опытом. Так появляются его брошюры "Рабселькорам", "Письмо селькорам", "Рабкорам и военкорам. О том, как я научился писать" (1928).

Ценя очерки и заметки рабкоров как свидетельства непосредственных участников великих строек социализма, видя в них показатель культурного роста рабочего класса Советской страны, Горький не преувеличивал творческих возможностей их авторов. В отличие от некоторых литературных деятелей тех лет, которые полагали, что будущее литературы принадлежит рабкорам, демагогически противопоставляли их писателям старшего поколения, он считал, что только немногие из рабкоров могут стать настоящими писателями. Горький хорошо понимал, что такое талант, какие высокие требования предъявляет настоящая - "большая" - литература к ее творцам.

Успехи советского народа глубоко радовали писателя, и он сожалел, что не может уже поездить по стране, воочию увидеть достижения Страны Советов. "Наше пожелание Алексею Максимовичу, - писал в "Крестьянскую газету" ярославский колхозник Н.В.Белоусов, - поехать и посмотреть не только экономически сильные колхозы... но и колхозы слабые, которые нуждаются в своем материально-хозяйственном укреплении, и, взяв два из них, сильный и слабый, написать о них книжку с показом, как надо вести общественное хозяйство..." "Если б не мешал мне возраст мой, - отвечал писатель, - я бы, разумеется, походил годика два пешком по колхозам".

Горький - активный публицист, часто выступает в печати со статьями на разные темы. В 1931 году "Правда" поместила 40 выступлений писателя, в 1932 году - 30, в 1933 - 32, в 1934 - 28, в 1935 - 40.

Тридцатые годы были важным и сложным периодом в истории Советской страны. СССР первым в мире строил на научной марксистской основе социалистическое общество. Первым в мире... Это значит идти путем, которым еще никто не шел, преодолевать трудности, которые практически еще никто не преодолевал. Шли напряженные поиски путей социалистического развития страны, творческого практического применения марксизма к решению конкретных повседневных вопросов.

В СССР бурно растет промышленность, создаются колхозы. Турксиб соединил Сибирь с Средней Азией, пущен Сталинградский тракторный, построен Днепрогэс, растет Комсомольск... Из аграрной страны СССР становится могучей индустриальной державой. Трудовые будни, успехи в экономическом и социальном строительстве социализма - предмет постоянных дум и размышлений писателя, темы его устных и печатных выступлений.

"Жизнь с каждым днем становится какой-то удивительно интересной... - говорил Горький. - Пролетариат Союза Советов доказал, что нет такого препятствия, которое он не может преодолеть, нет задачи, которую он не в силах решить, нет цели, которую он не в состоянии достичь... - предвидения научного социализма все более широко и глубоко реализуются деятельностью партии..."

Волновала писателя тема труда, воспитания в человеке любви к работе, органической потребности трудиться: "Все в мире создано и создается трудом, - это известно, это понятно, это особенно хорошо должен чувствовать рабочий... В Стране Советов цель труда - снабдить все население страны всеми продуктами труда, которые необходимы для того, чтобы все люди были сыты, хорошо одеты, имели бы удобные жилища, были здоровы, пользовались бы всеми благами жизни, в Стране Советов цель труда - развитие культуры, развитие разума и воли к жизни, создание образцового государства работников культуры... всякий труд в Союзе Советов - государственно необходим и общественно полезен не как труд, создающий "удобства жизни" для "избранных", а как труд, который строит "новый мир" для всей массы рабочих и крестьян, для каждой из единиц этой массы". Горького беспокоило, что не все кровно заинтересованы в успехах Советской страны, что "поэзия трудовых процессов все еще недостаточно глубоко чувствуется молодежью", что многие еще не осознают принципиально иной характер труда при социализме.

Горький подчеркивал значение труда как основы культуры, разоблачал враждебность эксплуататорских классов прогрессу, утверждал историческую роль рабочего класса и коммунистической партии в создании социалистической культуры. "Разум, лучший, наиболее активный и энергичный разум трудового народа Союза Советов воплощен в партии большевиков", - писал он в октябре 1932 года, приветствуя днепростроевцев.

Бурный рост производительных сил страны Горький не считал самоцелью: "Рабочий класс Союза Советов не считает развитие материальной культуры окончательной своей целью, не ограничивает свою работу целями только обогащения своей страны, то есть самообогащения. Он понял, он знает, что материальная культура необходима ему как почва и основа для развития духовной, интеллектуальной культуры".

Горький радуется, "видя и чувствуя, как перерождается мелкий собственник-крестьянин, становясь настоящим общественником, сознательным советским гражданином, бойцом за всемирную правду Ленина и партии верных его учеников". Решительный поворот деревни на путь коллективного ведения хозяйства, на путь социализма писатель расценивает как "великую победу энергии пролетариата".

"Великая это радость - строить прекрасную, ладную жизнь на колхозной земле" - таков итог многолетних горьковских раздумий над трудными судьбами русского мужика.

Высоко оценивает Горький роль науки и ее людей в строительстве социализма: "Организованная учением Маркса - Ленина партия коммунистов рабочих и крестьян - энергичный и во всем мире единственно бескорыстный вождь трудового народа - глубоко понимает значение науки, техники, искусства как орудия строения нового мира".

С болью пишет он о плодах бесхозяйственности - гибели рыбы, лесов, призывает учиться бережному отношению к природе, разумному использованию ее богатств, напоминает, что "человек социализма обязан быть рачительным хозяином, не хищником".

Одно из последних выступлений Горького в печати - воспоминания об академике И.П.Павлове, написанные в связи со смертью великого ученого.

Борьба за новый мир, мир социализма была не только борьбой с экономической отсталостью, доставшейся в наследие от царской России, но и борьбой с пережитками прошлого в сознании людей, взглядами и представлениями, чуждыми социалистическому обществу. И здесь публицистика Горького была ярким и действенным оружием. Он не раз выступал против религиозно-церковного дурмана, полагал, что необходимо издание церковных книг с критическими примечаниями. "Почему бы не издать библию с критическими комментариями... Библия - книга в высокой степени неточная, неверная. И против каждого из тех текстов, которые могут быть выдвинуты противником, можно найти хороший десяток текстов противоречивых. Библию надо знать", - говорил Горький на открытии II Всесоюзного съезда воинствующих безбожников в 1929 году. В религии писатель видел не только враждебную идеологию, но и отражение народных представлений, народного опыта, элементы художественного творчества: "Религиозное творчество я рассматриваю как художественное: жизнь Будды, Христа, Магомета - как фантастические романы".

Всегда волновало Горького положение женщины в обществе, ее роль в жизни вообще, необходимость для женщины "поднять свою роль в мире, - свою владычность, культурную - и духовную тем самым - замечательность"; он писал об этом в "Сказках об Италии", "Матери", рассказах, повестях, пьесах, статьях. Горький радовался избавлению женщины от семейного и социального гнета, с гневом писал о позорных пережитках прошлого в отношении к женщине.

Писатель неустанно призывал бороться с мещанством: "Мещанство, взорванное экономически, широко разбросано "бризантным" (дробящим. - И.Н.) действием взрыва и снова весьма заметно врастает в нашу действительность... У нас начинает слагаться новый слой людей. Это - мещанин, героически настроенный, способный к нападению. Он хитер, он опасен, он проникает во все лазейки. Этот новый слой мещанства организован изнутри гораздо сильнее, чем прежде, он сейчас более грозный враг, чем в дни моей молодости".

Важная тема горьковской публицистики тридцатых годов - гуманизм, гуманизм подлинный и мнимый. Сам в первые годы революции подчас отходивший от классовой, пролетарской точки зрения в вопросах гуманизма, писатель теперь настойчиво подчеркивает социальную и историческую обусловленность подхода к личности.

"Мы выступаем... - говорил Горький в 1934 году, - как люди, утверждающие подлинный гуманизм - революционного пролетариата, - гуманизм силы, призванной историей освободить весь мир трудящихся от зависти, жадности, пошлости, глупости - от всех уродств, которые на протяжении веков искажали людей труда".

Социалистический гуманизм Горького - это гуманизм активный, воинствующий, основанный на научном знании законов общественного развития. Исходя в первую очередь из интересов пролетариата, социалистический гуманизм выражает общечеловеческие устремления, потому что, освобождая себя, рабочий класс создает условия для освобождения всех людей.

Часто выступает Горький по международным вопросам.

Войну можно и должно предотвратить, и это в силах сделать народные массы - в первую очередь рабочий класс.

Угроза миру, гуманизму, культуре исходила в те годы в первую очередь от немецкого фашизма.

Фашистский переворот в Германии ошеломил Горького: "Останешься один, представишь себе происходящее историческое свинство, и ослепленный ярким цветением человеческой пошлости, подлости, наглости, начинаешь мечтать о том, как хорошо было бы разбить несколько морд, принадлежащих "творцам" современной действительности. И очень неласково начинаешь думать о пролетариях Европы... о степени политического самосознания большей части немецких рабочих". Горький понимал социальную природу фашизма, видел в нем ударную силу буржуазии, прибегнувшей к последнему средству - оголтелому кровавому террору, чтобы попытаться задержать наступательное движение истории, отсрочить свою гибель.

"Проповедь средневековых идей, - пишет он о Западной Европе, - принимает тем более жуткий и безумный характер, что ведется последовательно, упорно, а часто и талантливо". В то же время, читая о разгуле фашизма, его гонениях на передовую мысль, писатель говорил: "Чем больше тиран подавляет свободу мысли и истребляет непокорных, тем глубже он роет себе могилу... Разум и совесть человечества не допустят возврата к средним векам".

В пору роста военной опасности, Горький обращался к передовой интеллигенции Запада с вопросом-призывом - "С кем вы, мастера культуры?": с миром гуманизма или с миром вражды ко всему передовому? Он призывает интеллигенцию Западной Европы поддержать Советский Союз и международный пролетариат в борьбе с фашизмом, с угрозой войны.

"...Если вспыхнет война против того класса, силами которого я живу и работаю, - писал Горький в 1929 году, - я тоже пойду рядовым бойцом в его армию. Пойду не потому, что - знаю: именно она победит, а потому, что великое, справедливое дело рабочего класса Союза Советов - это и мое законное дело, мой долг".

Глубина мысли, страстность чувства, мастерство изложения отличают горьковскую публицистику. Перед нами великий гражданин великой страны, убежденный борец за мир и социализм, великолепно владеющий искусством публицистического слова. Выступления писателя были свободны от складывавшихся в те годы в публицистике шаблонов и трафаретов, назойливого повторения "общих мест", обилия цитат.

Публицистика больше чем какой-либо другой литературный жанр является непосредственным откликом на злобу дня, теснее других видов литературы привязана к запросам и нуждам текущего момента. Публицистические статьи любого литератора отражают представления и понятия, бытовавшие в обществе того времени, представления и понятия, часть которых в ходе истории претерпевает изменения. "Правда дня" не всегда и не во всем совпадает с "правдой века" и "правдой истории", и это надо знать, читая публицистику минувших лет.

Очень любил Горький детей. Эта любовь была прочной и давней.

В юные годы по праздникам, собрав ребят со всей улицы, он уходил с ними на целый день в лес, а возвращаясь, нередко тащил самых усталых на плечах и спине - в специально сделанном кресле.

Проникновенно изображал Горький детей в своем творчестве - произведениях "Фома Гордеев", "Трое", "Детство", "Сказки об Италии", "Страсти-мордасти", "Зрители".

На Малой Никитской в гостях у Горького побывали пионеры Иркутска. Участники литературного кружка, они написали книгу о своей жизни - "База курносых". Экземпляр послали Горькому. Книга ему понравилась, и 15 "курносых" были премированы поездкой в Москву. Приехали они в дни работы съезда писателей. Одна из "курносых" выступила с трибуны съезда, а потом ребята были в гостях у Горького*.

* О встрече с писателем они рассказали в книге "В гостях у Горького" (обе книги переизданы в Иркутске в 1962 году).

Писателя восхищала образованность и талантливость советских детей. Он вспоминал: "В их возрасте даже десятая часть того, что они знают, была неизвестна мне. И еще раз вспомнил о талантливых детях, которые погибли на моих глазах, - это одно из самых мрачных пятен памяти моей... Дети растут коллективистами - вот одно из великих завоеваний нашей действительности".

Но Горький был внимателен к детям не только как отец, дед, участник их забав, просто человек. Он всегда был писателем, общественным деятелем, всегда много думал о судьбе тех, кто придет на смену его поколению.

Много сил отдает писатель организации и созданию литературы для детей, определяет ее принципы, заботится о том, чтобы книги для ребят писали люди, которые любят детей, понимают их внутренний мир, их запросы, желания, интересы. "Отличный человек и детолюб - поставлен во главе детской литературы", - писал Горький в феврале 1933 года о Маршаке, которому по его инициативе было поручено руководство выпуском детских книг.

Дети были давними корреспондентами Горького, и он отвечал им - дружески, нередко шутливо, всегда доброжелательно. "Огромное удовольствие чувствую я, переписываясь с ребятишками", - признавался писатель. В его обращении с детьми не было ни сентиментальности, ни слащавости, а были интерес к ним, внутреннее уважение, такт, разумная требовательность, учитывавшая возраст и уровень развития детей.

"Хорошее письмо прислали вы, - писал Горький пионерам далекой Игарки, которые просили его посоветовать, как им написать книгу о своей жизни и учебе. - Богато светятся в простых и ясных словах его ваша бодрость и ясность сознания вами путей к высочайшей цели жизни, - путей к цели, которую поставили перед вами и перед всем трудовым народом ваши отцы и деды".

Книга "Мы из Игарки", написанная по плану Горького, появилась после смерти писателя с посвящением: "Памяти великого писателя, нашего учителя и друга Алексея Максимовича Горького посвящаем нашу работу. Авторы".

Но, горячо любя детей, писатель был требователен к ним, не прощал лени, неграмотности. Опубликовав в "Правде" полученное им безграмотное письмо пензенских школьников, он писал: "Стыдно ученикам 4-го класса писать так малограмотно, очень стыдно! И необходимо, чтобы вы, а также подобные вам бойкие неряхи и небрежники, постыдились своего неумения ясно выражать свои мысли и своего незнания грамматики. Вы уже не маленькие, и вам пора понять, что ваши отцы и матери героически работают не для того, чтоб дети росли невеждами..." В то же время писатель щадил детское самолюбие: "Ребята, я публикую ваше письмо в газетах, но не называю ваших имен потому, что не хочу, чтоб товарищи ваши жестоко осмеяли вас за вашу малограмотность".

Дети платили писателю ответной любовью. Так, второклассница Кира В. с детской непосредственностью сожалела, что Горькому не удалось пожить в детстве так хорошо, как она: "Мне очень хотелось бы, чтобы Вы пожили на моем месте хоть один день, когда были маленьким".

С конца сентября 1934 года (до декабря) Горький снова в Тессели. Он продолжает работу над "Жизнью Клима Самгина", ведет обширную переписку.

Всю страну потрясло злодейское убийство 1 декабря 1934 года видного деятеля коммунистической партии С.М.Кирова. "Я совершенно подавлен убийством Кирова, - пишет Горький Федину, - чувствую себя вдребезги разбитым и вообще - скверно. Очень я любил и уважал этого человека".

Лето 1935 года Горький живет в Горках. Здесь у него гостит Р.Роллан. Французский писатель записал в своем дневнике: "Горький совершенно совпадает с тем образом, какой создался у тебя. Очень высокий, выше меня, значительное, некрасивое, доброе лицо, большой утиный нос, большие усы, белокурые, седеющие брови, седые волосы... добрые бледно-голубые глаза, в глубине которых видна печаль..."

На даче Горького состоялись встречи Роллана с писателями, учеными, метростроевцами, актерами, композиторами. Играли Д.Кабалевский, Г.Нейгауз, Л.Книппер, Б.Шехтер. Горький много говорил о народности музыки, обращал внимание композиторов на богатейший музыкальный фольклор народов СССР.

"Месяц, проведенный мною в СССР, был полон для меня великих уроков, богатых и плодотворных впечатлений и сердечных воспоминаний; главным из них являются три недели общения с моим дорогим другом Максимом Горьким", - писал Роллан.

В Горках у Горького бывали Сталин, Ворошилов и другие члены правительства, композиторы и музыканты, советские и зарубежные писатели (в том числе Г.Уэллс и А.Барбюс, в 1934 году), московские парашютистки, ударницы метростроя, пионеры Армении, воспитанники трудовых коммун, мастера советского кино, за работой которых внимательно следил Горький, одобрительно отзываясь о "Чапаеве", "Пышке", "Грозе".

11 августа писатель едет в Горький, откуда с друзьями и семьей (невесткой и внучками) совершает путешествие по Волге (по Волге он плавал и летом 1934 года).

Писатель хотел последний раз полюбоваться Волгой, и окружающие чувствовали, что он прощается с рекой детства и молодости. Поездка была тяжелой для Горького: мучали жара и духота, постоянная тряска от слишком мощных машин только что построенного парохода "Максим Горький" ("Можно бы и без этого", - проворчал писатель, увидев на пароходе свое имя).

Горький беседовал с партийными и советскими руководителями городов, мимо которых проплывал пароход, рассказывал о своей молодости, о волжской жизни тех лет, слушал последние шаляпинские пластинки, недавно привезенные Екатериной Павловной из Парижа от великого певца.

"Всюду по берегам рек, в городах идет неутомимая работа строительства нового мира, возбуждая радость и гордость", - подытоживал Горький свои впечатления от поездки в письме Р.Роллану.

В конце сентября Горький уехал снова в Тессели.

Тессели - слово греческое и в переводе значит "тишина". Тишина тут действительно была необыкновенной. Дача с большим запущенным парком, закрытая с трех сторон горами, находилась вдали от проезжих дорог. Одноэтажный дом в форме буквы "т" был окружен самшитом и можжевельником.

Горький занимал две комнаты - спальню и кабинет, остальные находились в общем пользовании всех жителей дачи. В кабинете писателя, выходившем углом на юго-восток, всегда было много солнца; из окна видно море и спускавшийся к нему парк. Под окном кабинета на ветке сосны - кормушка для птиц.

С трех до пяти часов в любую погоду, в любое время года Горький работал в саду - копал клумбы, выкорчевывал пни, убирал камни, корчевал кустарник, подметал дорожки, умело использовал естественные источники, не давая им без пользы стекать в овраги. Скоро сад был приведен в порядок, и Алексей Максимович этим очень гордился.

"Правильное чередование умственных и физических занятий возродит человечество, сделает его здоровым, долговечным, а жизнь радостной... - говорил он. - Пусть родители и школа привьют детям любовь к труду, и они избавят их от лени, непослушания и прочих пороков. Они дадут им в руки самое сильное оружие для жизни".

В минуты физической работы, говорил писатель, в голову приходят такие мысли, рождаются такие образы, которые, сидя за столом, не поймаешь часами.

В Тессели к Горькому приезжали Вс.Иванов, А.Толстой, Маршак, Павленко, Тренев, Бабель, видный партийный деятель Постышев, французский писатель А.Мальро. Здесь пишет известный портрет Горького - буревестника революции художник И.И.Бродский.

Жизнь в Тессели была писателю не по душе. Он пишет Роллану, что подобно Чехову тяготится заточением в Крыму, но вынужден остаться тут на зиму, чтобы сохранить работоспособность.

"Я люблю все цветы и все краски земли, и человек, лучшее ее, во все дни мои был для меня чудеснейшею из загадок, и любоваться им не устал я", - говорил в 1906 году герой миниатюры "Старик", и эту любовь к жизни, к человеку Горький сохранил до последних дней.

А здоровье все больше и больше сдает.

Из-за болезни Горький не смог поехать в Париж - на Международный конгресс в защиту культуры (его обращение к конгрессу было напечатано в "Правде").

"Я начинаю дряхлеть. Падает работоспособность... Сердце работает лениво и капризно", - пишет он в мае 1935 года. Когда Горький работал в парке, неподалеку стояла машина с кислородной подушкой - на всякий случай. Такая подушка была под рукой и во время бесед с гостями*.

* Подчас для Горького приготавливали около трехсот кислородных подушек в день.

Сами собой складывались шуточные стихи:

Надо было жить скромней, Не ломать в саду камней И не думать по ночам О возмездьи сволочам.

Но не думать "о возмездьи сволочам" Горький не мог.

"Я боюсь только одного: остановится сердце раньше, чем я успею кончить роман", - писал Горький 22 марта 1936 года. Увы, он оказался прав - "Клима Самгина" Горький окончить не успел: остались недописанными самые последние страницы.

Отдавая много сил и времени организационно-административной и редакторской работе, самой разнообразной помощи товарищам по перу, ведя обширную переписку, Горький всегда помнил и говорил, что главное дело писателя - писать. И он писал... Писал много - "Жизнь Клима Самгина", пьесы, публицистические и критические статьи.

"Прощальный" горьковский роман "Жизнь Клима Самгина"* - энциклопедия русской жизни предреволюционного сорокалетия.

* Первый том закончен в 1926 году, второй - в 1928, третий - в 1930, а четвертый окончательно завершен не был.

Замысел "Самгина" зрел долго. На грани века Горький начал "Жизнь г.Платона Ильича Пенкина", затем набросал отрывок "Меня зовут Яков Иванович Петров...", потом работал над "Записками доктора Ряхина", написал повесть "Все то же", задумал "Дневник никудышника".

Но четырехтомная история "никудышника" Клима Самгина не была простым воплощением давнего замысла. В рассказы о людях и событиях минувших десятилетий Горький вкладывал большой и актуальный для современности смысл: "Прошлое уходит с фантастической быстротой... Но оставляет за собой ядовитую пыль, и от этой пыли - сереют души, тускнеет разум. Знать прошлое - необходимо, без этого знания запутаешься в жизни и можешь снова попасть в то грязное, кровавое болото, из которого вывело нас и поставило на широкий прямой путь к великому счастливому будущему мудрое учение Владимира Ильича Ленина".

В "Жизни Клима Самгина" Горький осмысливает русскую жизнь за сорок предреволюционных лет с позиций великого художника и глубокого мыслителя, обогащенного опытом социалистической революции. Недаром Горький, старший современник Самгина, работая над романом, заново вникал в марксистские оценки исторического процесса, составил список высказываний Ленина об империализме, решений партии 1907-1917 годов.

В библиотеке писателя хранятся "Манифест Коммунистической партии" издания 1932 года и ленинская работа "Государство и революция" издания 1931 года с его пометками. Горький в процессе работы запрашивал историков о ценах на сено, овес и мясо в России в 1915 году, изучал воспоминания и документы. "Мне нужны точные даты смертей, восшествий на престол, коронаций, разгонов Думы и пр. и т.д.", - писал он в 1926 году в СССР и просил прислать книгу с "точной хронологией событий конца XIX и начала ХХ-го веков до войны. 14 года".

В романе мастерски изображены кровавая катастрофа в дни коронации Николая II - "Ходынка", Нижегородская выставка, Девятое января, революция 1905 года, похороны Баумана, столыпинская реакция, первая мировая война.

Наряду с прямо названными Николаем II, Керенским, Шаляпиным, Родзянко, в романе показаны, "не называя фамилий", Савва Морозов ("человек с лицом татарина"), писатель Н.Златовратский ("седобородый беллетрист"), Е.Чириков ("модный писатель, дубоватый человек"), сам М.Горький ("рыжеусый, похожий на солдата") и т.д.

Но "Самгин" - не историческая хроника, не учебник или хрестоматия по истории. В романе не освещен ряд важных событий, нет многих лиц, игравших важную роль в России в те годы. Движение России к социалистической революции показано не в исторических событиях, а в духовной жизни, философских спорах, личных драмах и судьбах героев. "Жизнь Клима Самгина" - это прежде всего идеологический роман, показывающий движение страны к революции через идеологические споры, философские течения, книги, которые читают и о которых спорят (в произведении упоминаются сотни произведений литературы, музыки, живописи - от "Илиады" до горьковской пьесы "На дне"). Герои романа больше мыслят и разговаривают, чем действуют. К тому же жизнь показана Горьким такой, какой видит ее Самгин, а он многого не видит или видит неправильно.

Перед читателем проходят народники, легальные марксисты, идеалисты, декаденты, сектанты, большевики - по словам писателя, "все классы", "течения", "направления", вся адова суматоха конца века и бури начала ХХ-го". "Жизнь Клима Самгина" - роман о русском предреволюционном обществе, о сложном сплетении идеологических и социальных сил в России начала XX века. Писатель рисует крах народничества, зарождение легального марксизма и марксизма революционного, появление и социальные корни декадентства, его многообразные разветвления, бурную предпринимательскую деятельность буржуазии, революционные события 1905-1907 годов, разгул мистики, порнографии и цинизма в пору реакции, рост сил пролетарской партии.

Горьковский роман направлен против буржуазного индивидуализма, разносторонне воплощенного писателем в главном герое - адвокате Климе Ивановиче Самгине.

"Индивидуализм - это заразная и опасная болезнь, корни ее в инстинкте собственности, воспитанном веками, и покамест существует частная собственность, - болезнь эта будет неизбежно развиваться, уродуя и пожирая людей, как проказа", - писал Горький.

Клим с детских лет убежден в своей оригинальности, исключительности: "людей крупнее его не видел". Это стремление быть оригинальным, не похожим на всех было привито ему с детства - родителями. Но скоро "выдумывать себя" стал и сам Клим, превратившись в маленького старичка, чуждого детским играм, забавам, шалостям.

Детство и юность Клима приводят на память пушкинские строки:

Блажен, кто смолоду был молод... или мудрое четверостишие Маршака: Существовала некогда пословица, Что дети не живут, а жить готовятся. Но вряд ли в жизни пригодится тот, Кто, жить готовясь, в детстве не живет.

У ребенка должно быть детство с его радостями и шалостями, а не детская старость - об этом не раз говорил и сам Горький. С грустью смотрел он на "старчески опытных" малолетних бедняков, пришедших на его нижегородскую елку, в 1909 году писал бакинским детям, чтобы они были детьми ("побольше делайте шалостей"), а не маленькими старичками.

Убежденный в своей исключительности, Клим Самгин на деле - "интеллигент средней стоимости", зауряднейший человек, лишенный и большого ума, и просто человечности.

Самгин живет в тревожное предреволюционное время. Как бы ни, хотел он, но от неизбежно приближающихся политических потрясении не скроешься. В душе Клим боится грядущей революции, внутренне понимает, что ему от революции ничего не нужно, но тем больше он кичится бескорыстным служением ей, оказывая революционерам кое-какие услуги. Самгину доверяют большевики, Клим выполняет их поручения - в душе не сочувствуя революции. Во время могучего революционного натиска массы быть попутчиком революции выгоднее и безопаснее - так думает Самгин. К этому побуждает его и тщеславие, стремление играть роль видного общественного деятеля.

Клим - "бунтарь поневоле", он помогал революционерам не от веры в революцию, а от страха перед ее неизбежностью. Так он приходит к выводу: "Революция нужна для того, чтобы уничтожить революционеров". Недаром жандармский полковник, человек умный, познакомившись с записками Самгина, искренне удивлен, почему тот не оказался на стороне правительства: ведь душой он за существующие порядки.

Разоблачая Клима Самгина, прослеживая его жизненный путь от колыбели до гибели в революционные дни 1917 года, писатель был далек от фатализма - признания неотвратимости судьбы, бессилия человека изменить свой жизненный путь. Человек - утверждал Горький всем своим творчеством - не обречен обстоятельствами жизни, он может и должен стать выше их. Как и у Матвея Кожемякина, у Клима была возможность (и не одна!) сойти со своего пути, по-настоящему войти в "большую жизнь" - и в личном и в общественном плане. Он увлекается женщиной - и боится страсти, бежит от нее. Атмосфера революционного подъема в стране тоже влияет на Самгина.

В романе Горький исследует, как интеллигенция, много говорившая о народе, о том, что страна и власть должны принадлежать ему, и только ему, после 1917 года, когда народ на деле взял власть в свои руки, оказалась в немалой своей части враждебной революции. Причину этого писатель видит в индивидуализме, в "вялом, но неутоленном и неутолимом самомнении".

Роман Горького - роман не о всей русской интеллигенции. Немало интеллигентов приняли Октябрь - кто раньше, кто позднее, кто полностью, кто в значительной части. Клим Самгин - художественное обобщение писателем тех черт интеллигенции, которые - вместе взятые - обусловили враждебность ее части социалистическому перевороту.

Самгин завершает и обобщает в творчестве Горького галерею буржуазных интеллигентов, показанных еще в "Вареньке Олесовой" и "Дачниках", все более уходивших от народа, все более опустошавших себя духовно (недаром подзаголовок романа - "История пустой души"). В этом образе собраны также черты многих людей, встречавшихся на жизненном пути Горького, но Самгин не портрет какого-либо конкретного лица. Сам писатель называл в числе тех, кто дал ему материал для Самгина, литераторов Миролюбова, Пятницкого, Бунина, Поссе - людей с разными характерами и судьбами.

Самгину противостоит в романе большевик Кутузов, человек с широким кругозором, верящий в пролетариат. В отличие от духовно болезненного Клима - это здоровый телом и духом человек, обаятельный, понимающий искусство. Вокруг него концентрируется все лучшее - и в пролетариате и в интеллигенции. Нет, Клим Самгин - это далеко не вся русская интеллигенция, хотя и немалая ее часть. Есть и Кутузов - великолепно эрудированный человек, талантливый оратор и полемист, есть и Елизавета Спивак, и Любаша Сомова, и Евгений Юрин и другие.

Приближаются к лагерю Кутузова и Макаров, Иноков (в нем есть некоторые черты самого Горького), Тагильский, Марина Зотова, Лютов - сложные, противоречивые, мятущиеся люди.

Широко показывает Горький в романе народную жизнь, рост народного сознания, стремление масс к свободе. Настоящий народ - сильный душевно и физически, умный - не по душе Самгину. Но и читатель, и сам писатель видят правду жизни через голову героя романа. Народ в "Самгине" в сложном переплетении "проклятого наследия" прошлого и революционного, духовного роста. Из народной среды выходят и верные слуги престола, и борцы за народное дело.

В "Жизни Клима Самгина", написанной уже старым писателем, не видно упадка или ослабления таланта. Перед нами новый мощный взлет гения. Неувядаемо свежа память писателя, огромна художественная сила его книги.

Через весь роман проходит оригинальный художественный прием "зеркальности". Все черты Самгина отражаются - более остро или сниженно - в других персонажах романа. Это, с одной стороны, развенчивает "неповторимость" главного героя романа, а с другой - делает его обобщением целой социальной группы. Такова диалектика художественного образа.

Спокойная манера изложения скрывает в себе и глубоко критическое, ироническое отношение к изображаемому миру, восхищение теми, кто готовит революцию. Не скрывая (в письмах) своего резко отрицательного отношения к Самгину, Горький всячески стремился избегать в романе авторских оценок героя, предоставляя ему самому разоблачать себя - словами, мыслями, поступками.

Очень сложный художественно, роман "Жизнь Клима Самгина" читать нелегко. Он требует большой эрудиции, глубокого знания изображаемой эпохи, вдумчивого отношения к прочитанному. Недаром Горький думал написать "сокращенный" вариант романа.

Самгин - это литературный тип, имеющий мировое значение, воплощающий духовное оскудение буржуазного интеллигента-индивидуалиста в эпоху пролетарских революций.

Как "маниловщина", "хлестаковщина", "обломовщина", "беликовщина", "самгинщина" стала художественным обобщением системы взглядов и действий, характерных для определенного социального типа. Самгинщина - идеология и психология мещанина - особенно опасна, ибо трудно уловима, трудно наказуема. Самгины заражают окружающих равнодушием, мнимой "умностью", готовят почву для злых дел, затрудняют развитие жизни, ненавидят все яркое, необычное, талантливое, но сами остаются в стороне, не совершая юридически караемых дел, - более того, внешняя, видимая причастность к великому делу довольно надежно прикрывает их от упреков и обвинений.

Образ Клима Самгина не только результат наблюдений и раздумий великого художника над жизнью. Он тесно связан с русской и мировой литературной традицией; недаром Горький подчеркивал, что интеллигент-индивидуалист, человек "непременно средних интеллектуальных способностей, лишенный каких-либо ярких качеств, проходит в литературе на протяжении всего XIX века". О буржуазном интеллигенте самгинского типа писали и современники Горького, но они придавали этой фигуре неоправданную духовную значимость, не смогли увидеть, подобно Горькому, за мнимой неповторимостью и оригинальностью внутреннюю серость и пустоту.

Глубокое и многостороннее, художественно совершенное обобщение черт человеческого характера, закономерностей общественной жизни, присущих не одной исторически конкретной ситуации, не только одному поколению людей, делает "Жизнь Клима Самгина" книгой важной, поучительной и интересной для последующих поколений. В романе Горький исследует такие социальные и психологические вопросы, которые отнюдь не ограничиваются ни Россией, ни показанной в романе исторической эпохой. События, изображенные в "Самгине", отстоят от нас на 50-100 лет. Но роман актуален и сегодня. Самгины, Дроновы, Томилины, Зотовы, Лютовы - герои и сегодняшнего дня в капиталистических странах. Их сомнения, метания, поиски многое раскрывают в поисках и метаниях интеллигенции буржуазных стран. Да и у нас кое-какие черты самгинщины, мещанского сознания еще не ушли окончательно в прошлое. "Самгинским семенем" назвал критик М.Щеглов Грацианского - одного из героев романа Л.Леонова "Русский лес".

Май 1936 года в Крыму был сухим и знойным, солнечно было и в Москве, куда выехал Горький 26 мая. В вагоне душно и часто открывали окна. Писателю не раз приходилось дышать из кислородной подушки.

А в Москве тоже духота, но и сильный ветер при нещадном солнце. 1 июня в Горках писатель тяжело заболел гриппом, обострившим болезнь легких и сердца.

С 6 июня "Правда", "Известия" и другие газеты ежедневно печатают сообщения о здоровье писателя, но для него самого был отпечатан специальный номер "Правды" - без этого бюллетеня.

"Когда заболел писатель, - вспоминает Л.Кассиль, - миллионы читателей хватали газету по утрам и искали там первым делом бюллетень о его здоровье, как искали впоследствии сводку с фронта или до этого - градус северной широты, где дрейфовала льдина челюскинцев".

Больного посетили руководители партии и правительства. Со всей страны, со всех концов мира шли пожелания скорейшего выздоровления. Московские пионеры принесли ему цветы.

Одышка не давала Горькому ложиться, и он почти все время сидел в кресле. Когда наступало временное облегчение, Алексей Максимович шутил, посмеивался над своей беспомощностью, говорил о литературе, о жизни, несколько раз вспоминал Ленина. Боль он переносил терпеливо. Последней книгой, которую читал Горький, было исследование известного советского историка Е.В.Тарле "Наполеон"; на многих ее страницах сохранились пометки писателя, последняя из них - на 316 странице, в середине книги.

Смерти Горький не боялся, хотя не раз думал о ней.

"Несколько раз в жизни, волею и неволею, мне пришлось испытать близость смерти, и множество хороших людей умерло на моих глазах. Это заразило меня чувством органической брезгливости к "умиранию", к смерти. Страха же перед нею - никогда не испытывал", - признавался он в 1926 году.

Но умирать не хотелось: "Жить бы и жить. Каждый новый день несет чудо. А будущее такое, что никакая фантазия не предвосхитит... - говорил он. - Медицинская наука хитрая, но могущественная. Немножко бы протянуть, а там болезни на земле выведутся и можно будет жить эдак лет сто пятьдесят. А то рано мы умираем, слишком рано!"

Мысли о смерти, о трагической краткости человеческой жизни часто волновали писателя в последние годы. Они отразились в пьесе "Егор Булычов и другие"; писатель думал инсценировать повесть Л.Н.Толстого "Смерть Ивана Ильича".

Горький проявлял большой интерес к проблеме долголетия, много сделал для создания Всесоюзного института экспериментальной медицины, в числе прочих вопросов занимавшегося и проблемами продления человеческой жизни. Однажды он спросил профессора Сперанского, осуществимо ли бессмертие. "Не осуществимо и не может быть осуществимо. Биология есть биология, и смерть ее основной закон".

" - Но обмануть-то мы ее можем? Она в дверь постучит, а мы скажем, пожалуйте через сто лет?

Это мы можем.

А большего я от вас, да и остальное человечество вряд ли потребуем".

16 июня наступило последнее временное облегчение. Пожимая руки врачам, Горький сказал: "По-видимому, выскочу". Но "выскочить" из болезней не удалось, и в 11 час. 10 мин. утра 18 июня Горький умер на даче в Горках.

Когда рука Горького еще держала карандаш, он писал на листках бумаги:

"Сопрягаются два процесса: вялость нервной жизни - как будто клетки нервов гаснут - покрываются пеплом, и все мысли сереют, в то же время - бурный натиск желания говорить, а и это восходит до бреда, чувствую, что говорю бессвязно, хотя фразы еще осмысленны".

Как большое личное горе переживали кончину Горького советские люди.

Плачут горы, плачут реки: "Умер Горький наш", Что-то скучно всюду стало. Во дворах ребята плачут: "Умер Горький наш". Умер, жалко мне прощаться! Умер, дорогой. Умер, жалко мне прощаться. Умер Горький мой - так восьмилетняя Светлана Кинаст из совхоза "Горняк" Азово-Черноморского края выражала свои чувства в неумелых, но искренних стихах.

А пятнадцатилетний Степан Перевалов в книге "Мы из Игарки" писал:

"О смелый Сокол, ты над землею, дыша борьбою, парил высоко. Из битв жестоких ты вынес сердце, любовью полно.

Ты гордо бросил проклятье жадным, живущим праздно чужою кровью. Ты подал руку несчастью бедных, и раб увидел дорогу к свету.

Для поколений, идущих к жизни, ты вечно будешь светящим солнцем.

Ты славно пожил... Твоею жизнью учиться будем и будем вечно дышать борьбою, как ты, любимый, как ты, наш Сокол!

Мы будем помнить и славить вечно твои заботы и будем сильны, как ты, любимый, - о смелый Сокол.

Свою утрату, потерю друга, мы переносим с рыданьем в сердце.

Прощай, учитель! Прощай, любимый!"

Гроб с телом писателя, а потом урна с его прахом были установлены в Доме Союзов. Тысячи людей прошли через Колонный зал, отдавая последний долг великому сыну великого народа.

20 июня на Красной площади состоялся траурный митинг. Гремели артиллерийские залпы, оркестры играли гимн трудящихся всего мира "Интернационал". Урна с прахом писателя была замурована в Кремлевской стене - там, где покоится прах выдающихся деятелей коммунистической партии, советского государства и международного рабочего движения.

"У великих людей не две даты их бытия в истории - рождение и смерть, а только одна дата: их рождение", - сказал на траурном митинге Алексей Толстой. И он был прав. Писателя нет с нами, но его книги нам "строить и жить помогают", учат правде, бесстрашию, мудрости жизни.

Горький ушел из жизни больше тридцати лет тому назад. Но все это время - и в годы Великой Отечественной войны и в годы развернутого коммунистического строительства - он оставался и остается с нами. Горьковские рассказы, повести, романы и сегодня продолжают волновать читателя, ставят перед ним серьезные и интересные проблемы. Как у всякого подлинно великого художника, новые поколения видят у Горького не только то, что видели их предшественники, но и открывают новое, мало замеченное или вовсе незамеченное, созвучное сегодняшнему дню.

Книги Горького и сегодня - наши друзья, советчики, наставники. Он жив, жив той жизнью, имя которой бессмертие. Живы его великие творения - его романы, повести, пьесы, рассказы. Стала первой литературой мира советская литература, у колыбели которой стоял великий, мудрый наставник и учитель Алексей Максимович Горький.

Столетие со дня рождения Горького, отмечавшееся в 1968 году, превратилось в нашей стране во всенародное чествование великого писателя. Это говорит о жизненности горьковского наследия, о его роли в борьбе за торжество коммунизма. Идут годы, сменяются поколения, но всегда с нами в борьбе за Человека, за коммунизм пламенное слово Буревестника революции.

СОВЕТСКАЯ ЛИТЕРАТУРНАЯ КРИТИКА1930 - СЕРЕДИНЫ 1950-х ГОДОВ

Черты новой литературной эпохи. - Создание Сою­ за советских писателей. Партийное постановление «О пере­ стройке литературно-художественных организаций». Первый съезд советских писателей. Роль М. Горького в литературной жизни 1930-х годов. -Партийная литературная крити­ ка. - Писательская литературная критика: А.А.Фадеев, А. Н. Толстой, А. П. Платонов. - Типология литературно-кри­ тических выступлений. -А. П. Селивановский. Д. П. Мирский. - Литературная критика в свете партийных решений. - В. В. Ермилов. -Кризис литературной критики.

Многообразие литературной жизни 1920-х годов, плюра­лизм идейно-эстетических установок, деятельность многочисленных школ и направлений оборачивается своей противоположностью в но­вых общественно-литературных обстоятельствах. Если в 1920-е годы литературную ситуацию формировала и определяла именно литера­турная критика, то, начиная с 1929 г., литературная жизнь, как и жизнь в стране в целом, протекала в жестких тисках сталинской идеологии.

С укоренением и ожесточением тоталитаризма литература посто­янно оказывалась в зоне пристального внимания партийного руко­водства. В роли литературных критиков выступали такие видные дея­тели большевизма, как Троцкий, Луначарский, Бухарин, но их литера­турно-критические оценки в 1920-е годы не носили характера единст­венно возможных, как это произойдет в 1930-50-е годы со сталин­скими литературными суждениями.

Создание и внедрение концепции социалистического реализма, приведшего к унификации нашей культуры, осуществлялось одновре­менно с другими кампаниями, которые были призваны ознаменовать завоевания социализма.

Уже в конце 1920-х годов начались поиски термина, способного обозначить то большое и единое, что должно было стать общей для

всех советских литераторов творческой платформой. До сих пор неиз­вестно, кто первым предложил сколь неубедительное по словосочета­нию и столь удачное по долгожительству понятие «социалистический реализм». Однако именно этот термин и вложенные в него идеи опре­делили на долгие годы судьбы отечественной словесности, давая лите­ратурным критикам право то распространять его на все произведения, произросшие на советской почве, - вплоть до романа М.Булгакова «Мастер и Маргарита», то отторгать сочинителей, не сумевших впи­саться в строгие каноны социалистического реализма.

Вернувшийся из эмиграции по настоянию Сталина М. Горький су­мел выполнить социальную функцию, возложенную на него вождем, и вместе с целой группой разработчиков, среди которых преимущест­венное место занимали рапповцы, помог продумать до мелочей про­цесс «воссоединения» советских писателей, входивших в разные группы и объединения. Так был задуман и осуществлен план создания Союза советских писателей. Следует подчеркнуть, что Союз создавал­ся не вопреки, а в соответствии с чаяниями многих и многих советских литераторов. Большинство литературных групп было близко к само­роспуску, прошла волна проработок Е. Замятина, Б. Пильняка, М. Бул­гакова, были сняты с редакторских постов виднейшие литературные критики эпохи - А. Воронский и В. Полонский. Рапповские издания (в 1931 г. появился еще один журнал - «РАПП») потоком печатают статьи с такими названиями: «Не все то левое, что кричит», «Беспри­зорные», «Букет крысиной любви», «Классовый враг в литературе». Естественно, такую ситуацию писатели оценивали как проявление не­свободы и стремились избавиться от насильственной опеки РАПП.Достаточно прочитать фельетон И.Ильфа и Е.Петрова «От­дайте ему курсив» (1932), чтобы представить, почему многие совет­ские писатели восторженно отнеслись к идее Союза.

23 апреля 1932 г. было принято постановление ЦК ВКП(б) «О пе­рестройке литературно-художественных организаций». Этим поста­новлением распускались все существующие организации, и создавал­ся Союз советских писателей. В писательской среде отношение к по­становлению было самым восторженным, будущие члены Союза еще не догадывались, что вместо РАПП приходит литературная ор­ганизация небывалой мощности и неслыханных нивелирующих воз­можностей. Съезд советских писателей должен был состояться очень скоро, но по семейным обстоятельствам Горького это событие было отложено.

Первый съезд советских писателей открылся 17 августа 1934 г. и продолжался две недели. Съезд проходил как большой всесоюзный праздник, главным героем которого стал М. Горький. Стол президиу-298

ма возвышался на фоне огромного горьковского портрета, М. Горький открыл съезд, сделал на нем доклад «О социалистическом реализме», выступал с краткими резюме, заключал работу съезда.

Праздничная атмосфера, царившая на съезде, была подкреплена многочисленными выступлениями писателей, имена которых еще сравнительно недавно вызывали однозначно негативную оценку. С яркими речами выступили И.Эренбург и В.Шкловский, К.Чуков­ский и Л. Леонов, Л. Сейфуллина и С. Кирсанов. Общие чувства выра­зил Б. Пастернак: «Двенадцать дней я из-за стола президиума вместе с моими товарищами вел со всеми вами безмолвный разговор. Мы об­менивались взглядами и слезами растроганности, объяснялись знака­ми и перекидывались цветами. Двенадцать дней объединяло нас оше­ломляющее счастье того факта, что этот высокий поэтический язык сам собою рождается в беседе с нашей современностью» 1 .

Пафос восторга прерывался, когда речь заходила о литературной критике. Писатели сетовали на то, что у критиков есть красная и чер­ная доска и писательские репутации нередко зависят от критического своеволия: «Нельзя допускать, чтобы литературный разбор произве­дения автора тотчас же влиял на его социальное положение» (И. Эрен-бург). Речь шла о полном и безнадежном отсутствии серьезной крити­ки, о сохранившихся в критике рапповских замашках. А сатирик Мих. Кольцов предложил забавный проект: «ввести форму для членов писа­тельского союза <...> Писатели будут носить форму, и она будет раз­деляться по жанрам. Примерно: красный кант - для прозы, си­ний-для поэзии, а черный - для критиков. И значки ввести: для прозы - чернильницу, для поэзии - лиру, а для критиков - неболь­шую дубинку. Идет по улице критик с четырьмя дубинами в петлице, и все писатели на улице становятся во фронт».

Доклад Горького и содоклады о мировой литературе, о драматур­гии, о прозе, о детской литературе носили констатирующий характер. Перелом в официально-торжественном течении съезда наступил по­сле доклада Н. Бухарина, который говорил о необходимости пере­смотреть литературные репутации, в связи с чем в качестве лидера но­вой поэтической эпохи был назван Пастернак. Доклад Бухарина носил неожиданный, а потому взрывной характер. В процессе обсуждения доклада участники съезда продемонстрировали и различие во взгля­дах на историю и будущее советской литературы, и разность темпера­ментов. Острые полемические выступления сменяли друг друга, все­общее успокоение и ощущение причастности к единому союзу на вре-

"Первый съезд советских писателей: Стенограмма. М., 1934. С. 548.

мя исчезли. Но возбуждение в зале довольно скоро прошло, поскольку все понимали, к какому значительному и торжественному финалу приближается съезд.

Итоговые слова, прозвучавшие на съезде и принадлежавшие Горь­кому, определили литературную жизнь страны на несколько десятиле­тий: «В чем вижу я победу большевизма на съезде писателей? В том, что те из них, которые считались беспартийными, «колеблющимися», признали - с искренностью, в полноте которой я не смею сомневать­ся, - признали большевизм единственной, боевой руководящей иде­ей в творчестве, в живописи словом».

2 сентября 1934 г. состоялся Первый пленум правления Союза со­ветских писателей, избранного на Всесоюзном съезде. Председателем правления Союза стал М.Горький. Вплоть до кончины писателя в 1936 г. литературная жизнь в стране проходила под знаком М. Горько­го, который сделал исключительно много для укоренения пролетар­ской идеологии в литературе, для повышения авторитета советской литературы в мире. Еще до окончательного переезда в Москву М. Горький становится инициатором издания и редактором журнала «Наши достижения», ежегодников «Год XVI», «Год XVII» и т. д. (год от начала революции), масштабных изданий «История фабрик и заво­дов», «История гражданской войны» - с привлечением большого ко­личества авторов, не имевших отношения к писательской профессии.

М. Горький издает и журнал «Литературная учеба», призванный вести элементарные консультации для новоявленных писателей. По­скольку М.Горький придавал важное значение детской литературе, в параллель с уже существующими детскими журналами «Еж», «Чиж», «Мурзилка», «Пионер», «Дружные ребята», «Костер», выхо­дит и журнал «Детская литература», где печатаются литературно-кри­тические статьи, возникают дискуссии о книгах А. Гайдара, Л. Панте­леева, Б. Житкова,С. Маршака, К. Чуковского.

Осознав себя организатором и вдохновителем новой литературной политики, М. Горький активно участвует и в литературно-критиче­ском процессе. В конце 1920-х годов горьковские статьи посвящены исследованию собственного писательского опыта: «Рабкорам Прав­ды», «Заметки читателя», «О том, как я учился писать» и др. В 1930-е годы М. Горький размышляет о специфике литературного дела («О ли­тературе», «О литературе и прочем», «О прозе», «О языке», «О пье­сах»), только что открытом художественном методе пролетарской ли­тературы («О художественном методе советской литературы», «О союзе писателей», «О подготовке к съезду») и, наконец, подчеркивает связь культурного строительства с ожесточением классовой борьбы («С кем вы, мастера культуры?», «Об анекдотах и еще кое о чем»). 300

Восторженно следит М. Горький за тем новым, что открывается ему в советской стране.

Абсолютно уверенный в том, что на строительстве Беломоро-Бал-тийского канала происходит социалистическая «перековка» вчераш­них воров и бандитов, М.Горький организует многочисленный писа­тельский десант, создавший под редакцией писателя-гуманиста ог­ромный фолиант - книгу о Беломоро-Балтийском канале, в которой воспевался труд доблестных сотрудников ГПУ (Главного политиче­ского управления, впоследствии известного как НКВД, МГБ, КГБ), перевоспитывающих «каналармейцев». М.Горький, вероятно, не до­гадывался о том, с какой силой раскручивается машина по подавле­нию инакомыслия в советской стране. В музее Горького (в Москве) хранятся единственные, выпущенные для Горького, газетные номера, в которых материалы о политических процессах, вовсю полыхавших в стране, заменялись нейтральными журналистскими сообщениями об очередных успехах в промышленности. Между тем всемерная под­держка, которую оказывал М. Горький Сталину, была связана не толь­ко с тем, что М.Горького оградили от реальной жизни в Москве и в стране. Дело в том, что М. Горький верил в необходимость ради­кального усовершенствования человека.

М. Горький не раз говорил и писал о том, что не испытывает жало­сти к страданию, и ему казалось, что государство, возведенное в Рос­сии, сможет растить людей, не обремененных комплексами сочувст­вия и душевной маеты. М. Горький публично раскаивался в том, что в 1918-21 годах помогал интеллигенции не умереть с голоду. Ему нра­вилось чувствовать себя советским человеком, причастным к великим и небывалым свершениям. Вот почему он находил высокопарные сло­ва, характеризуя Сталина и считая его «мощной фигурой». Вероятно, не всё в словах и поступках Сталина и его сподвижников устраивало Горького, однако в дошедших до нас эпистолярных и публицистиче­ских признаниях отрицательные оценки деятельности партии и госу­дарственных структур не представлены.

Итак, после объединения писателей в единый Союз, после спло­чения их вокруг.общей эстетической методологии, начинается лите­ратурная эпоха, при которой писатели хорошо осознавали, что долж­ны подчиняться некой программе творческого и человеческого пове­дения.

Жесткие рамки писательской жизни регламентировались путевка­ми в Дома творчества, квартирами в престижных писательских домах, внеочередными публикациями в крупных изданиях и издательствах, литературными премиями, продвижением по служебной лестнице в писательских организациях и - главное - доверием, доверием

партии и правительства. Не войти в Союз или выйти из него, быть ис­ключенным из Союза писателей - означало лишиться права публи­ковать свои произведения. Литературно-писательская иерархия воз­двигалась по образцу иерархии партийно-правительственной. Что та­кое социалистический реализм, знали теоретики литературы и литера­турные критики, создавшие огромное количество работ на эту тему. Когда же спросили Сталина, в чем суть социалистического реализма, он ответил: «Пишите правду, это и будет социалистический реализм». Такими лаконичными и безапелляционными формулировками отли­чались наиболее известные литературно-критические суждения Ста­лина: «Эта штука сильнее чем «Фауст» Гете (любовь побеждает смерть)» - о сказке Горького «Девушка и смерть», «Маяковский был и остается лучшим, талантливейшим поэтом нашей советской эпохи». Сталин не раз встречался с писателями, давая руководящие указания и оценивая новинки литературы, он насыщал свою речь цитатами и образами из мировой классики. Сталин в роли литературоведа и кри­тика берет на себя функции литературного суда в последней инстан­ции. С 1930-х годов намечается и процесс канонизации ленинских ли­тературных идей.

♦ * ♦

На протяжении двадцати лет - с начала 1930-х до начала 1950-х годов советская литературная критика была представлена преимуще­ственно докладами и речами, партийными резолюциями и постанов­лениями. Литературная критика имела возможность реализовать свои творческие потенции в интервалах от одного партийного постановле­ния до другого и потому справедливо может быть названа партийной литературной критикой. Её сущность и методология выковывались в речах, выступлениях, статьях и официальных документах, авторами которых были И.Сталин, А.Жданов, литературные функционеры А. Щербаков, Д. Поликарпов, А. Андреев и др. Главными чертами та­кой литературной критики становятся жесткая определенность и не­пререкаемая однозначность суждений, жанровая и стилевая монотон­ность, неприятие «другой» точки зрения - иными словами, - идей­но-эстетический монологизм.

Даже писательская литературная критика, отмеченная обычно чертами яркой индивидуальности, представляет в эти годы образцы речей и выступлений, соответствующих общему духу времени. Алек­ сандр Александрович Фадеев (1901-1956), работавший в 1939- 1944 годах секретарем Президиума Союза Советских писателей, а с

1946 по 1953 г. генеральным секретарем Союза, свои литератур­но-критические выступления посвящал, как правило, связям литера­туры и советской действительности: «Литература и жизнь», «Учиться у жизни», «Идти прямо в жизнь - любить жизнь!» «В изучении жиз­ни - залог успеха». Такое однообразие заглавий диктовалось потреб­ностями сталинской эпохи: необходимо было писать и говорить об об­щественной роли литературы. Декларативность считалась необходи­мым атрибутом публицистической литературной критики.

Активно занялся литературной критикой и вернувшийся из эмиг­рации Алексей Николаевич Толстой (1882-1945). Отстаивавший в прежние годы принцип аполитичности искусства, Толстой начал ак­тивно говорить и писать о партийности литературы. Его статьи посвя­щены новаторской роли советской литературы, утверждению принци­па социалистического реализма.

Иной тип литературно-критических раздумий представлен в рабо­тах Андрея Платоновича Платонова (Климентова) (1899-1951). До сих пор остается загадкой, почему столь тонкий художник, выдаю­щийся писатель XX в., автор «Котлована» и «Чевенгура», представил целый ряд образцов литературно-критических статей, в которых Пуш­кин трактуется как «наш товарищ», в бессмысленной риторике совет­ской прозы различаются черты художественной романтики, а творче­ство Гоголя и Достоевского интерпретируется как «буржуазное» и «отсталое». В.Перхин полагает, что специфика Платонова-критика кроется в его тайнописи - части русской потаенной речи и противо­стоянии цензурным условиям 1 . О подлинных литературно-критиче­ских способностях писателя можно судить по глубокому истолкова­нию им поэзии А. Ахматовой.

Вероятно, это лишь одно из объяснений. Другое, очевидно, кроет­ся в особенностях платоновского письма вообще. Самобытное косноя­зычие героев платоновской прозы, пропущенное через авторскую иро­нию и создающее гремучую смесь опасной литературной игры, не могло не оказать влияния на платоновскую критическую прозу. Сле­дует помнить и еще об одном: к литературной критике Платонов при­бегает в годы «непечатания», и его «размышления читателя» стано­вятся критическими оценками одного из многих пролетарских читате­лей, приобщившихся к большой литературе. А то, что он один из мно­гих, «человек из массы», Платонов постоянно подчеркивает, ведя литературные обозрения словно бы от имени одного из своих литера­турных героев.

"См. об этом:Перхин В. Русская литературная критика 1930-х годов: Критика и об­щественное сознание эпохи. СПб., 1997.

В центре внимания литературной критики зачастую оказывалась сама литературная критика. На одном из пленумов Правления писа­тельского союза в 1935 г. о критике говорил известный представитель этой профессии И. М. Беспалов. В этом и последующих докладах на аналогичные темы можно найти одни и те же структурные компонен­ты, одни и те же клише и формулы. В докладах о состоянии и задачах советской литературной критики отчетливо определяются следующие узловые проблемы: вопрос о критике актуален, как никогда; литера­турная критика - составная часть социалистической культуры; необ­ходимо бороться против пережитков капитализма в сознании людей; необходимо сплотиться вокруг партии и избегать групповщины; лите­ратура пока еще отстает от жизни, а критика от литературы; литера­турная критика должна подчеркивать партийность и классовость лите­ратуры.

Замечательный летописец литературной жизни, В. Каверин приво­дит фрагмент стенографического отчета «Диспут о критике». Заседа­ние состоялось в Доме писателей им. Маяковского в марте 1939 г. Здесь собрались вечные конкуренты - литераторы Москвы и Ленин­града для обсуждения «критического участка советской литературы» (К. Федин). И вновь - общие фразы о высоком назначении критики, о смелости и фантазии в литературно-критическом труде.

Сохраняя общую концепцию речей и статей, посвященных зада­чам советской литературной критики, авторы делали поправку на вре­мя. Так, в 1930-е годы писали и о таком обязательном качестве литера­турной критики, как революционная бдительность.

В литературной критике 1930-40-х годов наиболее заметными были выступления И. Беспалова, И. Тройского, Б. Усиевич, Д. Лукача, Н. Лесючевского, А.Тарасенкова, Л.Скорино, В.Ермилова, З.Кедри­ной, Б.Брайниной, И.Альтмана, В.Гоффеншефера, М.Лифшица, Е. Мустанговой. Их статьи и рецензии определяли реальное состояние литературной жизни.

Литературная критика сталинской эпохи в своем суммарном виде являла невыразительный идеологический довесок к большой литера­туре, хотя на общем безрадостном фоне можно было различить и инте­ресные находки, и точные суждения.

Алексей Павлович Селивановский (1900-1938) литератур­но-критическую деятельность начал в 1920-е годы. Он был одним из руководителей РАПП, сотрудничал в журналах «На литературном по­сту» и «Октябрь». В 1930-е годы Селивановский выпустил книги «Очерки по истории русской советской поэзии» (1936) и «В литера­турных боях» (1936), печатался в журнале «Литературный критик». Как и другие бывшие рапповцы, Селивановский подчеркивал: «Нас

выправила и выправляет партия» 1 . Наиболее известные его рабо­ты - «Жажда нового человека» (о «Разгроме» А. Фадеева), «Коварст­во и любовь Занда» (о Ю.Олеше), «Смех Ильфа и Петрова», а также статьи о Д.Бедном, Н.Тихонове, И.Сельвинском, В.Луговском. Эти и другие работы написаны с позиций социалистической партийности, художественный текст рассматривается в них в контексте вульгар­но-социологических сближений с действительностью. Так, например, критик призывает создателей Остапа Бендера усилить в нем черты классового врага, а пафос советской литературы Селивановский видит в «художественном утверждении строя социалистических отношений на земле». Вместе с тем, литературно-критические работы Селиванов-ского отражают тенденции, не свойственные эпохе: это касается ста­тей о поэзии.

Оценки Селивановского идут здесь вразрез с общепринятыми. Он пытается разобраться в ритмике и фонетических новообразованиях Хлебникова, стремится понять суть акмеизма (называя при этом имя Гумилева), продираясь сквозь терминологическую вязь эпохи («по­эзия позднего буржуазного классицизма», «империалистическая по­эзия», «поэзия политических обобщений»), критик расширяет поэти­ческое поле за счет имен, казалось бы, безнадежно утраченных эпохой 1930-х годов. Селивановский был репрессирован. Реабилитирован по­смертно.

Заслуживает внимания и советский период деятельности бывшего литератора-эмигранта Дмитрия Петровича Мирского (Святопол- ка) (1890-1939). В Советской России 1930-х годов Мирский печатает ряд статей и предисловий, посвященных зарубежной словесности. Ему принадлежат также статьи о М. Шолохове, Н. Заболоцком, Э. Баг­рицком, П. Васильеве. Статьи и книги Мирского заметно выделялись на общем литературно-критическом фоне: он был раскован в своих су­ждениях и нередко позволял себе оценки, не совпадающие с оценками официозной критики. Так, Мирский был убежден в единстве русской литературы послереволюционного периода 2 . Несмотря на то что творческая индивидуальность критика вобрала в себя самые разные течения и тенденции, в работах Мирского был достаточно силен эле­мент вульгарно-социологического прочтения текстов. Мирский был репрессирован. Реабилитирован посмертно.

Вмешательство и контроль партийных органов приводили, как правило, к ухудшению литературно-общественной ситуации. С

Селивановский А. В литературных боях. М., 1959. С. 452. 2 См. об этом: Перхин В. Дмитрий Святополк-Мирский // Русская литературная кри­тика 1930-х годов: Критика и общественное сознание эпохи. СПб., 1997. С. 205-228.

1933 г. в стране стал выходить ежемесячный журнал «Литературный критик» под редакцией П. Ф. Юдина, а впоследствии - М. М. Розен-таля. Безусловно, и этот журнал был изданием своей эпохи, далеко не всегда при этом отвечая названию. И все же он в большой мере запол­нял лакуны литературно-критической мысли, поскольку оперативная критика - обзоры, рецензии, дискуссионные статьи - соседствова­ли здесь с более или менее серьезными историко-литературными и теоретико-литературными работами. В результате партийным поста­новлением от 2 декабря 1940 г. «О литературной критике и библиогра­фии» издание единственного в своем роде журнала было прекращено.

Еще более печальным по своим последствиям оказалось постанов­ление ЦК ВКП(б) от 14 августа 1946 г. «О журналах «Звезда» и «Ле­нинград». Этот документ, предшествовавшее его появлению обсужде­ние темы на Оргбюро ЦК ВКП(б) и особенно доклад А. Жданова на со­брании писателей в Ленинграде не только прекратили издание журна­ла «Ленинград», но и содержали в себе беспардонные, оскорби­тельные высказывания, адресованные А.Ахматовой и М.Зощенко. После публикации Постановления и Ахматова, и Зощенко были по су­ществу отлучены от литературно-издательского процесса; им остава­лось печатать лишь художественные переводы.

Это была партийная литературная критика в её исконном чет­ко-однолинейном выражении. Партийные решения принимались по поводу пьесы И. Сельвинского «Умка - Белый медведь» (1937) и пье­сы «Домик» В.Катаева (1940), о пьесе «Метель» Л.Леонова (1940), и «т. Фадееве А.А.» (1940), о журнале «Октябрь» (1943) и журнале «Знамя» (1944). Бдительный партийный контроль над литературой подменял литературную критику. Доказательство тому - сравни­тельно недавно увидевший свет сборник документов, свидетельст­вующих о разгуле партийной цензуры 1 .

Литературная полемика в этих условиях казалась неуместной. Од­нако рудименты литературных дискуссий сохранились. Так, напри­мер, в период между 1935 и 1940 г. прошли дискуссии о формализме и вульгарном социологизме. На деле это оказались отголоски споров 1920-х годов, и главным действующим лицам - сторонникам фор­мальной школы и представителям социологического литературоведе­ния - был дан очередной, на этот раз - последний - бой. Если учесть, что 90% литераторов, вступивших в Союз советских писателей в 1934 г., к 1937-1938 гг. было репрессировано, можно понять, что дискуссии конца 1930-х годов были организованы сверху и протекали

Литературный фронт: История политической цензуры: 1932-1946 гг. М., 1994.306

крайне вяло. Если в 1920-е годы «провинившийся» критик мог поте­рять доверие товарищей по партии, то в 1930-е годы он терял жизнь. По этому поводу персонаж булгаковского романа Азазелло говорил Маргарите: «Одно дело - попасть молотком в стекло критику Латун-скому и совсем другое дело - ему же в сердце».

После окончания публикации «Тихого Дона» М.Шолоховым ли­тературная критика внезапно встрепенулась, и появились отклики, в которых Шолохова упрекали в неправильном завершении эпопеи, в том, что писатель измельчил образ Мелехова. Прошли короткие дис­куссии об исторической романистике, о прозе Н.Островского и Д. Фурманова.

В период Великой Отечественной войны внимание партии и пра­вительства к литературной критике было ослаблено, а собственных ярких ростков она не давала. Очередное усилие по «улучшению каче­ства» литературной критики было предпринято в 1947 г., когда об ее состоянии и задачах говорил и писал А. А. Фадеев. К общим рассужде­ниям Фадеев добавил мысль о том, что социалистический реализм вполне может включать в себя и романтические элементы. Фадеева поддержал Владимир Владимирович Ермилов (1904-1965), автор запомнившейся современникам фразы, в которой лишь «слегка» была переиначена формула Н.Чернышевского: «прекрасное - это наша жизнь».

Писавший с броской яркостью и повышенной экспрессивностью, В. Ермилов, литературовед и литературный критик, начал свои высту­пления еще в 1920-е годы и стал печально знаменитым в годы 1930-е и 1940-е. Ермилов всегда оставался одной из самых заметных одиозных фигур в советской литературной жизни. Он был непременным дея­тельным участником всех литературно-партийных дискуссий разных десятилетий. Долгожитель советской литературной критики, В. Ерми­лов прошел большой путь и в журналистике. В 1926-29 годах он ре­дактировал рапповский журнал «Молодая гвардия», в 1932-38 годах возглавил редакцию «Красной нови», в 1946-50 годах под его руко­водством выходила «Литературная газета». Несмотря на то что Ерми­лов входил в рапповское руководство, он легко отказался от идейных устремлений этой организации и в 1930-е годы сосредоточился на мо­нографических исследованиях творчества М. Кольцова, М. Горького, В. Маяковского. В разные годы с конъюнктурно-догматических пози­ций он резко высказывался о прозе И. Ильфа и Евг.Петрова, К. Пау­стовского, о поэзии А. Твардовского и Л. Мартынова, о драматургии В. Гроссмана.

В ] 936 г. в книге «Мечта Горького», написанной сразу после смер­ти писателя, Ермилов доказывал абсолютную связь творчества М. Горького и идей победившего социализма. В финале книги критик подробно разбирал достоинства Сталинской конституции, ставшей, по выражению Ермилова, своеобразным апофеозом горьковских идей.

В 1940-е годы Ермилов - автор ряда статей, в которых жестко декларирована мысль о партийной ответственности писателя и кри­тика 1 . По утверждению Ермилова, самой демократической литера­турой мира может считаться литература социалистического реализ­ма. Подозрительные «тенденции», проявившиеся в творчестве Зо­щенко и Ахматовой, конечно же, «глубоко враждебны советской демократии».

Ермилов без устали боролся с «политической безответственно­стью» и «упадничеством», с «мистическим извращением действитель­ности» и «пессимизмом», с «гнилой схоластикой» и «теорийками», «проповедующими толстовское самоусовершенствование». Он был одним из создателей тенденциозной и трескучей литературно-крити­ческой фразеологии, усердно тиражируемой в 1930-50-е годы. По одним только названиям ермиловских работ можно легко предста­вить, каким запретительным пафосом они были пронизаны: «Против меньшевизма в литературной критике», «Против реакционных идей в творчестве Ф. М.Достоевского», «О ложном понимании традиций», «Вредная пьеса», «Клеветнический рассказ А. Платонова» и т. п. Лите­ратурные сочинения Ермилов провозглашал оружием, необходимым для защиты «подлинной партийности» в искусстве.

Ермилов с энтузиазмом поддерживал мысль А.Жданова, выска­занную им на Первом съезде писателей, что социалистический реа­лизм должен являться методом не только советской литературы, но и советской критики. Ермилов сыграл свою роль и в борьбе с «космо­политизмом» - в безжалостной государственной акции конца 1940-х годов. Он объявлял имена литераторов-«космополитов», позволяв­ших себе усматривать в русской литературе художественные влияния мировой классики.

В 1950-60-е годы Ермилов сосредоточился на историко-литера­турных исследованиях, большую часть которых он посвятил А. Чехо-

См.:Ермилов В, Самая демократическая литература мира: Статьи 1946-1947 гг. М., 1947.

ву. Между тем и литературно-критическому труду Ермилов придавал немалое значение. После XX съезда партии, сообразуясь с новыми веяниями, критик стал писать свободнее, раскованнее, он приблизился к художественному тексту и стал обращать внимание на его поэтиче­ский строй. 1 Однако Ермилов сохранил верность себе и вводил в кор­пус своих статей бесконечные ссылки на партийные документы, дове­ряя в первую очередь своевременно высказанной политической идее, а не литературно-художественному открытию. В 1960-е годы Ерми­лов-критик утрачивает свое прежнее влияние, и его статьи восприни­маются как рядовые явления бурного литературного процесса, при­влекавшего внимание читателей совсем другими именами и художест­венными идеями.

В историю литературы Ермилова навсегда «ввел» В.Маяковский, недобрым словом помянувший критика в своем предсмертном пись­ме, а до этого сочинивший один из лозунгов к спектаклю «Баня»:

не выпарить

бюрократов рой. Не хватит ни бань

и ни мыла вам. А еще

бюрократам

помогает перо критиков -

вроде Ермилова...

В 1949 г. в стране началась «борьба с космополитизмом». В секци­ях Союза писателей прошла очередная волна суровых проработок. Ли­тераторы по необходимости раскаивались, а литературные критики сосредоточились вокруг очередных «позитивных» фактов, проявив­шихся в демонстративно-официозной, рептильной словесности. В конце 1940 - начале 1950-х годов советская литературная критика умирала. Она вынуждена была «брать на вооружение» известную сво­ей демагогической откровенностью теорию бесконфликтности. Кри­тика, как и литература, обходила острые углы, радостно, с приторным ликованием, приветствуя появление литературных произведений, само название которых призвано было внушать гордость и оптимизм. Писатели мучительно соглашались на переделку написанного. Клас-

"См., например:Ермилов В. Связь времен: О традициях советской литературы. М., 1964.

сический пример трагического безволия - переделка А. Фадеевым романа «Молодая гвардия». Литературные критики в штыки принима­ли честную литературу - книги, идущие вразрез с общим настроени­ем. Отрицательные рецензии появились по поводу стихотворений А.Твардовского, романов В.Гроссмана «За правое дело» и В.Некра­сова «В окопах Сталинграда», повестей и рассказов В.Пановой. В 1940-е - начале 1950-х годов советская литературная критика переживает тяжелейший кризис.

Материал из Википедии - свободной энциклопедии

К:Организации, закрытые в 1991 году

Союз писателей СССР - организация профессиональных писателей СССР .

Союз заменил собой все существовавшие до того организации писателей: как объединённые на какой-либо идеологической или эстетической платформе (РАПП , «Перевал »), так и исполнявшие функцию писательских профсоюзов (Всероссийский союз писателей , Всероскомдрам).

Из Устава Союза писателей в редакции 1934 года (устав неоднократно редактировался и изменялся): «Союз советских писателей ставит генеральной целью создание произведений высокого художественного значения, насыщенных героической борьбой международного пролетариата, пафосом победы социализма, отражающих великую мудрость и героизм коммунистической партии. Союз советских писателей ставит своей целью создание художественных произведений, достойных великой эпохи социализма».

Согласно уставу в редакции 1971 года, Союз писателей СССР - «добровольная общественная творческая организация, объединяющая профессиональных литераторов Советского Союза, участвующих своим творчеством в борьбе за построение коммунизма, за социальный прогресс, за мир и дружбу между народами» .

Уставом давалось определение социалистического реализма как основного метода советской литературы и литературной критики, следование которому было обязательным условием членства СП.

Организация СП СССР

В ведении правления СП СССР находилось издательство «Советский писатель », Литературная консультация для начинающих авторов, Всесоюзное бюро пропаганды художественной литературы, Центральный дом литераторов им. А. А. Фадеева в Москве и др.

Также в структуре СП существовали различные подразделения, осуществлявшие функции управления и контроля. Так, все заграничные поездки членов Союза подлежали утверждению со стороны иностранной комиссии СП СССР.

При правлении СП СССР действовал Литературный фонд , региональные писательские организации также имели свои литфонды. В задачу литфондов входило оказание членам СП материальной поддержки (соответственно «рангу» писателя) в форме обеспечения жильём, строительства и обслуживания «писательских» дачных посёлков, медицинского и санаторно-курортного обслуживания, предоставления путёвок в «дома творчества писателей », оказания бытовых услуг, снабжения дефицитными товарами и продуктами питания.

Членство

Приём в члены Союза писателей производился на основании заявления, к которому должны были быть приложены рекомендации трёх членов СП. Писатель, желающий вступить в Союз, должен был иметь две опубликованные книги и представить рецензии на них. Заявление рассматривалось на заседании местного отделения СП СССР и должно было при голосовании получить не менее двух третей голосов, затем его рассматривал секретариат или правление СП СССР и для принятия в члены требовалось не менее половины их голосов.

Численный состав Союза писателей СССР по годам (по данным оргкомитетов съездов СП):

• 1934-1500 членов
• 1954 - 3695
• 1959 - 4801
• 1967 - 6608
• 1971 - 7290
• 1976 - 7942
• 1981 - 8773
• 1986 - 9584
• 1989 - 9920

В 1976 году сообщалось, что из общего числа членов Союза, 3 665 пишут на русском языке.

Писатель мог быть исключён из Союза писателей «за проступки, роняющие честь и достоинство советского литератора» и за «отступление от принципов и задач, сформулированных в Уставе Союза писателей СССР». На практике поводом для исключения могли служить:

• Критика писателя со стороны высших партийных инстанций. Пример - исключение М. М. Зощенко и А. А. Ахматовой , последовавшее за докладом Жданова в августе 1946 г. и партийным постановлением «О журналах „Звезда“ и „Ленинград“» .
• Публикация за рубежом произведений, не опубликованных в СССР. Первым по этому мотиву был исключён Б. Л. Пастернак за издание в Италии его романа «Доктор Живаго » в 1957 г.
• Публикация в «самиздате »
• Открыто выраженное несогласие с политикой КПСС и Советского государства.
• Участие в публичных выступлениях (подписание открытых писем) с протестами против преследования диссидентов .

Исключённым из Союза писателей отказывалось в издании книг и публикации в журналах, подведомственных СП, практически они были лишены возможности зарабатывать литературным трудом. За исключением из Союза следовало исключение из Литфонда , влекущее за собой ощутимые материальные затруднения. Исключение из СП по политическим мотивам, как правило, предавалось широкой огласке, превращавшейся порой в настоящую травлю . В ряде случаев исключение сопровождалось уголовным преследованием по статьям «Антисоветская агитация и пропаганда» и «Распространение заведомо ложных измышлений, порочащих советский государственный и общественный строй», лишением гражданства СССР, вынужденной эмиграцией .

По политическим мотивам из Союза писателей были исключены А. Синявский , Ю. Даниэль , Н. Коржавин , Г. Владимов , Л. Чуковская , А. Солженицын , В. Максимов , В. Некрасов , A. Галич , Е. Эткинд , В. Войнович , И. Дзюба , Н. Лукаш , Виктор Ерофеев , Е. Попов , Ф. Светов .

В знак протеста против исключения Попова и Ерофеева из СП в декабре 1979 года В. Аксёнов , И. Лиснянская и С. Липкин заявили о своем выходе из Союза Писателей СССР.

Руководители

Руководителем СП СССР по Уставу 1934 года был Председатель правления.
Первым председателем (1934-) правления Союза писателей СССР был Максим Горький . При этом фактическое руководство деятельностью Союза осуществлял 1-й секретарь СП Александр Щербаков .

• Алексей Толстой (с 1936 по гг.); фактическое руководство до 1941 года осуществлял генеральный секретарь СП СССР Владимир Ставский ;
• Александр Фадеев (с 1938 по и с по гг.);
• Николай Тихонов (с 1944 по 1946 гг.);
• Алексей Сурков (с 1954 по гг.);
• Константин Федин (с 1959 по гг.);

По Уставу 1977 года руководство Союзом писателей осуществлял Первый секретарь правления. Эту должность занимали:

• Георгий Марков (с 1977 по гг.);
• Владимир Карпов (с 1986 г.; подал в отставку в ноябре 1990, но продолжал вести дела до августа 1991);

Контроль со стороны КПСС

Награды

• 20 мая 1967 года награждён орденом Ленина.
• 25 сентября 1984 года награждён орденом Дружбы народов.

СП СССР после распада СССР

После распада СССР в 1991 году Союз писателей СССР разделился на множество организаций в различных странах постсоветского пространства.

Основными преемниками СП СССР в России и СНГ являются Международное содружество писательских союзов (которым долгое время руководил Сергей Михалков), Союз писателей России и Союз российских писателей .

Почвой для разделения единого сообщества писателей СССР на два крыла (Союз писателей России (СПР) и Союз российских писателей (СРП)) послужило «Письмо 74-х ». В СПР вошли те, кто был солидарен с авторами «Письма 74-х», в СРП - писатели, как правило, либеральных взглядов.

СП СССР в искусстве

Советские писатели и кинематографисты в своём творчестве неоднократно обращались к теме СП СССР.

• В романе «Мастер и Маргарита » М. А. Булгакова под вымышленным наименованием «Массолит» советская писательская организация изображена, как объединение приспособленцев.
• Пьеса В. Войновича и Г. Горина «Кот домашний, средней пушистости » посвящена закулисной стороне деятельности СП. По пьесе К. Воинов снял кинофильм «Шапка»
• В очерках литературной жизни А. И. Солженицын характеризует СП СССР, как один из главных инструментов тотального партийно-государственного контроля над литературной деятельностью в СССР.
• В литературном романе «Козлёнок в молоке » Ю. М. Полякова события разворачиваются на фоне деятельности советской писательской организации. Идея романа заключается в том, что организация может сделать имя писателю, не углубляясь в его творчество. Что касается идентификации персонажей с реальностью, то по словам автора, он всеми силами старался удержать будущих читателей романа от ложных идентификаций.

Критика. Цитаты

Владимир Богомолов :

Террариум сподвижников .

Союз писателей СССР значил для меня очень многое. Во-первых, это общение с мастерами высокого класса, можно сказать, с классиками советской литературы. Это общение было возможно потому, что Союз писателей устраивал совместные поездки по стране, и заграничные поездки были. Я помню одну из таких поездок. Это 1972 год, когда я только-только начинал в литературе и оказался в большой группе писателей в Алтайском крае. Для меня это была не только честь, но и учёба и опыт определённый. Я общался со многими очень известными мастерами, в том числе со своим земляком Павлом Нилиным . Вскоре Георгий Мокеевич Марков собрал большую делегацию, и мы поехали в Чехословакию. И тоже встречи, и тоже это интересно было. Ну а потом всякий раз пленумы, съезды, когда я уже сам ездил. Это, конечно, учёба, знакомство и вхождение в большую литературу. Ведь в литературу входят не только своим словом, но и братством определённым. Вот это братство было. Оно позже было в Союзе писателей России. И всегда было радостью зайти туда. В ту пору Союз писателей Советского Союза несомненно нужен был .

Я застал то время, когда пушкинское «Друзья мои, прекрасен наш союз!» с новой силой и по-новому воскресало в особняке на Поварской. Обсуждения «крамольной» повести Анатолия Приставкина , проблемных очерков и острой публицистики Юрия Черниченко , Юрия Нагибина , Алеся Адамовича , Сергея Залыгина , Юрия Карякина , Аркадия Ваксберга , Николая Шмелёва , Василия Селюнина , Даниила Гранина , Алексея Кондратовича , других авторов проходили в битком набитых аудиториях. Эти диспуты отвечали творческим интересам писателей-единомышленников, получали широкий резонанс, формировали общественное мнение по коренным вопросам жизни народа…

Андрей Мальгин , «Письмо другу-литературоведу»:

Есть железное правило, не знающее исключений. Чем известнее ты, чем активнее участвуешь в литературном процессе, тем труднее тебе будет вступить в Союз писателей. А предлог всегда найдется, если не на творческом бюро, то на приемной комиссии, если не на приемной комиссии, то на секретариате встанет кто-нибудь и скажет: «А, одна книга? Пусть сначала издаст вторую», или: «А, две книги? Давайте подождем третью». Рекомендацию дали известные люди - протекционизм, групповщина. Дали неизвестные - пусть дадут известные. И так далее. <…> Любопытно ознакомиться со списком членов этой приемной комиссии. Состоит там, например, дрессировщица зверей Наталья Дурова . Квалифицированный судья, правда? А кто такие Владимир Богатырёв , Юрий Галкин , Виктор Ильин , Владимир Семёнов ? Не знаешь? И я не знаю. И никто не знает .

Адрес

Правление Союза писателей СССР находилось по адресу Поварская улица , 52/55 («Усадьба Соллогуба» или «Городская усадьба князей Долгоруковых»).

Напишите отзыв о статье "Союз писателей СССР"

Примечания

См. также

Ссылки

• Союз писателей СССР // Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров . - 3-е изд. - М . : Советская энциклопедия, 1969-1978.

Отрывок, характеризующий Союз писателей СССР

– Я не знаю, что со мной нынче. Не слушайте меня, забудьте, что я вам сказала.
Вся веселость Пьера исчезла. Он озабоченно расспрашивал княжну, просил ее высказать всё, поверить ему свое горе; но она только повторила, что просит его забыть то, что она сказала, что она не помнит, что она сказала, и что у нее нет горя, кроме того, которое он знает – горя о том, что женитьба князя Андрея угрожает поссорить отца с сыном.
– Слышали ли вы про Ростовых? – спросила она, чтобы переменить разговор. – Мне говорили, что они скоро будут. Andre я тоже жду каждый день. Я бы желала, чтоб они увиделись здесь.
– А как он смотрит теперь на это дело? – спросил Пьер, под он разумея старого князя. Княжна Марья покачала головой.
– Но что же делать? До года остается только несколько месяцев. И это не может быть. Я бы только желала избавить брата от первых минут. Я желала бы, чтобы они скорее приехали. Я надеюсь сойтись с нею. Вы их давно знаете, – сказала княжна Марья, – скажите мне, положа руку на сердце, всю истинную правду, что это за девушка и как вы находите ее? Но всю правду; потому что, вы понимаете, Андрей так много рискует, делая это против воли отца, что я бы желала знать…
Неясный инстинкт сказал Пьеру, что в этих оговорках и повторяемых просьбах сказать всю правду, выражалось недоброжелательство княжны Марьи к своей будущей невестке, что ей хотелось, чтобы Пьер не одобрил выбора князя Андрея; но Пьер сказал то, что он скорее чувствовал, чем думал.
– Я не знаю, как отвечать на ваш вопрос, – сказал он, покраснев, сам не зная от чего. – Я решительно не знаю, что это за девушка; я никак не могу анализировать ее. Она обворожительна. А отчего, я не знаю: вот всё, что можно про нее сказать. – Княжна Марья вздохнула и выражение ее лица сказало: «Да, я этого ожидала и боялась».
– Умна она? – спросила княжна Марья. Пьер задумался.
– Я думаю нет, – сказал он, – а впрочем да. Она не удостоивает быть умной… Да нет, она обворожительна, и больше ничего. – Княжна Марья опять неодобрительно покачала головой.
– Ах, я так желаю любить ее! Вы ей это скажите, ежели увидите ее прежде меня.
– Я слышал, что они на днях будут, – сказал Пьер.
Княжна Марья сообщила Пьеру свой план о том, как она, только что приедут Ростовы, сблизится с будущей невесткой и постарается приучить к ней старого князя.

Женитьба на богатой невесте в Петербурге не удалась Борису и он с этой же целью приехал в Москву. В Москве Борис находился в нерешительности между двумя самыми богатыми невестами – Жюли и княжной Марьей. Хотя княжна Марья, несмотря на свою некрасивость, и казалась ему привлекательнее Жюли, ему почему то неловко было ухаживать за Болконской. В последнее свое свиданье с ней, в именины старого князя, на все его попытки заговорить с ней о чувствах, она отвечала ему невпопад и очевидно не слушала его.
Жюли, напротив, хотя и особенным, одной ей свойственным способом, но охотно принимала его ухаживанье.
Жюли было 27 лет. После смерти своих братьев, она стала очень богата. Она была теперь совершенно некрасива; но думала, что она не только так же хороша, но еще гораздо больше привлекательна, чем была прежде. В этом заблуждении поддерживало ее то, что во первых она стала очень богатой невестой, а во вторых то, что чем старее она становилась, тем она была безопаснее для мужчин, тем свободнее было мужчинам обращаться с нею и, не принимая на себя никаких обязательств, пользоваться ее ужинами, вечерами и оживленным обществом, собиравшимся у нее. Мужчина, который десять лет назад побоялся бы ездить каждый день в дом, где была 17 ти летняя барышня, чтобы не компрометировать ее и не связать себя, теперь ездил к ней смело каждый день и обращался с ней не как с барышней невестой, а как с знакомой, не имеющей пола.
Дом Карагиных был в эту зиму в Москве самым приятным и гостеприимным домом. Кроме званых вечеров и обедов, каждый день у Карагиных собиралось большое общество, в особенности мужчин, ужинающих в 12 м часу ночи и засиживающихся до 3 го часу. Не было бала, гулянья, театра, который бы пропускала Жюли. Туалеты ее были всегда самые модные. Но, несмотря на это, Жюли казалась разочарована во всем, говорила всякому, что она не верит ни в дружбу, ни в любовь, ни в какие радости жизни, и ожидает успокоения только там. Она усвоила себе тон девушки, понесшей великое разочарованье, девушки, как будто потерявшей любимого человека или жестоко обманутой им. Хотя ничего подобного с ней не случилось, на нее смотрели, как на такую, и сама она даже верила, что она много пострадала в жизни. Эта меланхолия, не мешавшая ей веселиться, не мешала бывавшим у нее молодым людям приятно проводить время. Каждый гость, приезжая к ним, отдавал свой долг меланхолическому настроению хозяйки и потом занимался и светскими разговорами, и танцами, и умственными играми, и турнирами буриме, которые были в моде у Карагиных. Только некоторые молодые люди, в числе которых был и Борис, более углублялись в меланхолическое настроение Жюли, и с этими молодыми людьми она имела более продолжительные и уединенные разговоры о тщете всего мирского, и им открывала свои альбомы, исписанные грустными изображениями, изречениями и стихами.
Жюли была особенно ласкова к Борису: жалела о его раннем разочаровании в жизни, предлагала ему те утешения дружбы, которые она могла предложить, сама так много пострадав в жизни, и открыла ему свой альбом. Борис нарисовал ей в альбом два дерева и написал: Arbres rustiques, vos sombres rameaux secouent sur moi les tenebres et la melancolie. [Сельские деревья, ваши темные сучья стряхивают на меня мрак и меланхолию.]
В другом месте он нарисовал гробницу и написал:
«La mort est secourable et la mort est tranquille
«Ah! contre les douleurs il n"y a pas d"autre asile».
[Смерть спасительна и смерть спокойна;
О! против страданий нет другого убежища.]
Жюли сказала, что это прелестно.
– II y a quelque chose de si ravissant dans le sourire de la melancolie, [Есть что то бесконечно обворожительное в улыбке меланхолии,] – сказала она Борису слово в слово выписанное это место из книги.
– C"est un rayon de lumiere dans l"ombre, une nuance entre la douleur et le desespoir, qui montre la consolation possible. [Это луч света в тени, оттенок между печалью и отчаянием, который указывает на возможность утешения.] – На это Борис написал ей стихи:
«Aliment de poison d"une ame trop sensible,
«Toi, sans qui le bonheur me serait impossible,
«Tendre melancolie, ah, viens me consoler,
«Viens calmer les tourments de ma sombre retraite
«Et mele une douceur secrete
«A ces pleurs, que je sens couler».
[Ядовитая пища слишком чувствительной души,
Ты, без которой счастье было бы для меня невозможно,
Нежная меланхолия, о, приди, меня утешить,
Приди, утиши муки моего мрачного уединения
И присоедини тайную сладость
К этим слезам, которых я чувствую течение.]
Жюли играла Борису нa арфе самые печальные ноктюрны. Борис читал ей вслух Бедную Лизу и не раз прерывал чтение от волнения, захватывающего его дыханье. Встречаясь в большом обществе, Жюли и Борис смотрели друг на друга как на единственных людей в мире равнодушных, понимавших один другого.
Анна Михайловна, часто ездившая к Карагиным, составляя партию матери, между тем наводила верные справки о том, что отдавалось за Жюли (отдавались оба пензенские именья и нижегородские леса). Анна Михайловна, с преданностью воле провидения и умилением, смотрела на утонченную печаль, которая связывала ее сына с богатой Жюли.
– Toujours charmante et melancolique, cette chere Julieie, [Она все так же прелестна и меланхолична, эта милая Жюли.] – говорила она дочери. – Борис говорит, что он отдыхает душой в вашем доме. Он так много понес разочарований и так чувствителен, – говорила она матери.
– Ах, мой друг, как я привязалась к Жюли последнее время, – говорила она сыну, – не могу тебе описать! Да и кто может не любить ее? Это такое неземное существо! Ах, Борис, Борис! – Она замолкала на минуту. – И как мне жалко ее maman, – продолжала она, – нынче она показывала мне отчеты и письма из Пензы (у них огромное имение) и она бедная всё сама одна: ее так обманывают!
Борис чуть заметно улыбался, слушая мать. Он кротко смеялся над ее простодушной хитростью, но выслушивал и иногда выспрашивал ее внимательно о пензенских и нижегородских имениях.
Жюли уже давно ожидала предложенья от своего меланхолического обожателя и готова была принять его; но какое то тайное чувство отвращения к ней, к ее страстному желанию выйти замуж, к ее ненатуральности, и чувство ужаса перед отречением от возможности настоящей любви еще останавливало Бориса. Срок его отпуска уже кончался. Целые дни и каждый божий день он проводил у Карагиных, и каждый день, рассуждая сам с собою, Борис говорил себе, что он завтра сделает предложение. Но в присутствии Жюли, глядя на ее красное лицо и подбородок, почти всегда осыпанный пудрой, на ее влажные глаза и на выражение лица, изъявлявшего всегдашнюю готовность из меланхолии тотчас же перейти к неестественному восторгу супружеского счастия, Борис не мог произнести решительного слова: несмотря на то, что он уже давно в воображении своем считал себя обладателем пензенских и нижегородских имений и распределял употребление с них доходов. Жюли видела нерешительность Бориса и иногда ей приходила мысль, что она противна ему; но тотчас же женское самообольщение представляло ей утешение, и она говорила себе, что он застенчив только от любви. Меланхолия ее однако начинала переходить в раздражительность, и не задолго перед отъездом Бориса, она предприняла решительный план. В то самое время как кончался срок отпуска Бориса, в Москве и, само собой разумеется, в гостиной Карагиных, появился Анатоль Курагин, и Жюли, неожиданно оставив меланхолию, стала очень весела и внимательна к Курагину.
– Mon cher, – сказала Анна Михайловна сыну, – je sais de bonne source que le Prince Basile envoie son fils a Moscou pour lui faire epouser Julieie. [Мой милый, я знаю из верных источников, что князь Василий присылает своего сына в Москву, для того чтобы женить его на Жюли.] Я так люблю Жюли, что мне жалко бы было ее. Как ты думаешь, мой друг? – сказала Анна Михайловна.
Мысль остаться в дураках и даром потерять весь этот месяц тяжелой меланхолической службы при Жюли и видеть все расписанные уже и употребленные как следует в его воображении доходы с пензенских имений в руках другого – в особенности в руках глупого Анатоля, оскорбляла Бориса. Он поехал к Карагиным с твердым намерением сделать предложение. Жюли встретила его с веселым и беззаботным видом, небрежно рассказывала о том, как ей весело было на вчерашнем бале, и спрашивала, когда он едет. Несмотря на то, что Борис приехал с намерением говорить о своей любви и потому намеревался быть нежным, он раздражительно начал говорить о женском непостоянстве: о том, как женщины легко могут переходить от грусти к радости и что у них расположение духа зависит только от того, кто за ними ухаживает. Жюли оскорбилась и сказала, что это правда, что для женщины нужно разнообразие, что всё одно и то же надоест каждому.
– Для этого я бы советовал вам… – начал было Борис, желая сказать ей колкость; но в ту же минуту ему пришла оскорбительная мысль, что он может уехать из Москвы, не достигнув своей цели и даром потеряв свои труды (чего с ним никогда ни в чем не бывало). Он остановился в середине речи, опустил глаза, чтоб не видать ее неприятно раздраженного и нерешительного лица и сказал: – Я совсем не с тем, чтобы ссориться с вами приехал сюда. Напротив… – Он взглянул на нее, чтобы увериться, можно ли продолжать. Всё раздражение ее вдруг исчезло, и беспокойные, просящие глаза были с жадным ожиданием устремлены на него. «Я всегда могу устроиться так, чтобы редко видеть ее», подумал Борис. «А дело начато и должно быть сделано!» Он вспыхнул румянцем, поднял на нее глаза и сказал ей: – «Вы знаете мои чувства к вам!» Говорить больше не нужно было: лицо Жюли сияло торжеством и самодовольством; но она заставила Бориса сказать ей всё, что говорится в таких случаях, сказать, что он любит ее, и никогда ни одну женщину не любил более ее. Она знала, что за пензенские имения и нижегородские леса она могла требовать этого и она получила то, что требовала.
Жених с невестой, не поминая более о деревьях, обсыпающих их мраком и меланхолией, делали планы о будущем устройстве блестящего дома в Петербурге, делали визиты и приготавливали всё для блестящей свадьбы.

Граф Илья Андреич в конце января с Наташей и Соней приехал в Москву. Графиня всё была нездорова, и не могла ехать, – а нельзя было ждать ее выздоровления: князя Андрея ждали в Москву каждый день; кроме того нужно было закупать приданое, нужно было продавать подмосковную и нужно было воспользоваться присутствием старого князя в Москве, чтобы представить ему его будущую невестку. Дом Ростовых в Москве был не топлен; кроме того они приехали на короткое время, графини не было с ними, а потому Илья Андреич решился остановиться в Москве у Марьи Дмитриевны Ахросимовой, давно предлагавшей графу свое гостеприимство.
Поздно вечером четыре возка Ростовых въехали во двор Марьи Дмитриевны в старой Конюшенной. Марья Дмитриевна жила одна. Дочь свою она уже выдала замуж. Сыновья ее все были на службе.
Она держалась всё так же прямо, говорила также прямо, громко и решительно всем свое мнение, и всем своим существом как будто упрекала других людей за всякие слабости, страсти и увлечения, которых возможности она не признавала. С раннего утра в куцавейке, она занималась домашним хозяйством, потом ездила: по праздникам к обедни и от обедни в остроги и тюрьмы, где у нее бывали дела, о которых она никому не говорила, а по будням, одевшись, дома принимала просителей разных сословий, которые каждый день приходили к ней, и потом обедала; за обедом сытным и вкусным всегда бывало человека три четыре гостей, после обеда делала партию в бостон; на ночь заставляла себе читать газеты и новые книги, а сама вязала. Редко она делала исключения для выездов, и ежели выезжала, то ездила только к самым важным лицам в городе.
Она еще не ложилась, когда приехали Ростовы, и в передней завизжала дверь на блоке, пропуская входивших с холода Ростовых и их прислугу. Марья Дмитриевна, с очками спущенными на нос, закинув назад голову, стояла в дверях залы и с строгим, сердитым видом смотрела на входящих. Можно бы было подумать, что она озлоблена против приезжих и сейчас выгонит их, ежели бы она не отдавала в это время заботливых приказаний людям о том, как разместить гостей и их вещи.
– Графские? – сюда неси, говорила она, указывая на чемоданы и ни с кем не здороваясь. – Барышни, сюда налево. Ну, вы что лебезите! – крикнула она на девок. – Самовар чтобы согреть! – Пополнела, похорошела, – проговорила она, притянув к себе за капор разрумянившуюся с мороза Наташу. – Фу, холодная! Да раздевайся же скорее, – крикнула она на графа, хотевшего подойти к ее руке. – Замерз, небось. Рому к чаю подать! Сонюшка, bonjour, – сказала она Соне, этим французским приветствием оттеняя свое слегка презрительное и ласковое отношение к Соне.
Когда все, раздевшись и оправившись с дороги, пришли к чаю, Марья Дмитриевна по порядку перецеловала всех.
– Душой рада, что приехали и что у меня остановились, – говорила она. – Давно пора, – сказала она, значительно взглянув на Наташу… – старик здесь и сына ждут со дня на день. Надо, надо с ним познакомиться. Ну да об этом после поговорим, – прибавила она, оглянув Соню взглядом, показывавшим, что она при ней не желает говорить об этом. – Теперь слушай, – обратилась она к графу, – завтра что же тебе надо? За кем пошлешь? Шиншина? – она загнула один палец; – плаксу Анну Михайловну? – два. Она здесь с сыном. Женится сын то! Потом Безухова чтоль? И он здесь с женой. Он от нее убежал, а она за ним прискакала. Он обедал у меня в середу. Ну, а их – она указала на барышень – завтра свожу к Иверской, а потом и к Обер Шельме заедем. Ведь, небось, всё новое делать будете? С меня не берите, нынче рукава, вот что! Намедни княжна Ирина Васильевна молодая ко мне приехала: страх глядеть, точно два боченка на руки надела. Ведь нынче, что день – новая мода. Да у тебя то у самого какие дела? – обратилась она строго к графу.
– Всё вдруг подошло, – отвечал граф. – Тряпки покупать, а тут еще покупатель на подмосковную и на дом. Уж ежели милость ваша будет, я времечко выберу, съезжу в Маринское на денек, вам девчат моих прикину.
– Хорошо, хорошо, у меня целы будут. У меня как в Опекунском совете. Я их и вывезу куда надо, и побраню, и поласкаю, – сказала Марья Дмитриевна, дотрогиваясь большой рукой до щеки любимицы и крестницы своей Наташи.

Союз писателей

Союз писателей СССР – организация профессиональных писателей СССР. Он создан в 1934 году на Первом съезде писателей СССР, созванном в соответствии с постановлением ЦК ВКП(б) от 23 апреля 1932 года. Этот Союз заменил собой все существовавшие до того организации писателей: как объединенные на какой-либо идеологической или эстетической платформе (РАПП, «Перевал»), так и исполнявшие функцию писательских профсоюзов (Всероссийский союз писателей, Всероскомдрам).

В Уставе Союза писателей в редакции 1934 года говорилось: «Союз советских писателей ставит генеральной целью создание произведений высокого художественного значения, насыщенных героической борьбой международного пролетариата, пафосом победы социализма, отражающих великую мудрость и героизм коммунистической партии. Союз советских писателей ставит своей целью создание художественных произведений, достойных великой эпохи социализма». Устав неоднократно редактировался и изменялся. В редакции 1971 года Союз писателей СССР – «добровольная общественная творческая организация, объединяющая профессиональных литераторов Советского Союза, участвующих своим творчеством в борьбе за построение коммунизма, за социальный прогресс, за мир и дружбу между народами».

Уставом давалось определение социалистического реализма, как основного метода советской литературы и литературной критики, следование которому было обязательным условием членства СП.

Высшим органом СП СССР был съезд писателей (между 1934 и 1954 годами, вопреки Уставу, не созывался).

Руководителем СП СССР по Уставу 1934 года был Председатель правления. Первым председателем в 1934–1936 годах правления Союза писателей СССР был Максим Горький. При этом фактическое руководство деятельностью Союза осуществлял 1-й секретарь СП Александр Щербаков. Затем председателями были Алексей Толстой (1936–1938 годы); Александр Фадеев (1938–1944 и 1946–1954 годы); Николай Тихонов (1944–1946 годы); Алексей Сурков (1954–1959 годы); Константин Федин (1959–1977 годы). По Уставу 1977 года руководство Союзом писателей осуществлял Первый секретарь правления. Эту должность занимали: Георгий Марков (1977–1986 годы); Владимир Карпов (с 1986 года, подал в отставку в ноябре 1990 года, но продолжал вести дела до августа 1991 года); Тимур Пулатов (1991 год).

Структурными подразделениями СП СССР были региональные писательские организации со структурой, аналогичной центральной организации: СП союзных и автономных республик, писательские организации областей, краев, городов Москва и Ленинград.

Печатными органами СП СССР были «Литературная газета», журналы «Новый мир», «Знамя», «Дружба народов», «Вопросы литературы», «Литературное обозрение», «Детская литература», «Иностранная литература», «Юность», «Советская литература» (выходила на иностранных языках), «Театр», «Советиш геймланд» (на идиш), «Звезда», «Костер».

В ведении правления СП СССР находилось издательство «Советский писатель», Литературный институт им. М. Горького, Литературная консультация для начинающих авторов, Всесоюзное бюро пропаганды художественной литературы, Центральный дом литераторов им. А. А. Фадеева в Москве.

Также в структуре СП существовали различные подразделения, осуществлявшие функции управления и контроля. Так, все заграничные поездки членов СП подлежали утверждению со стороны иностранной комиссии СП СССР.

При правлении СП СССР действовал Литературный фонд, региональные писательские организации также имели свои литфонды. В задачу литфондов входило оказание членам СП материальной поддержки (соответственно «рангу» писателя) в форме обеспечения жильем, строительства и обслуживания «писательских» дачных поселков, медицинского и санаторно-курортного обслуживания, предоставления путевок в «дома творчества писателей», оказания бытовых услуг, снабжения дефицитными товарами и продуктами питания.

Прием в члены Союза писателей производился на основании заявления, к которому должны были быть приложены рекомендации трех членов СП. Писатель, желающий вступить в Союз, должен был иметь две опубликованные книги и представить рецензии на них. Заявление рассматривалось на заседании местного отделения СП СССР и должно было при голосовании получить не менее двух третей голосов, затем его рассматривал секретариат или правление СП СССР и для принятия в члены требовалось не менее половины их голосов. В 1934 году в Союзе было 1500 членов, в 1989 году – 9920.

В 1976 году сообщалось, что из общего числа членов Союза, 3665 пишут по-русски.

Писатель мог быть исключен из Союза писателей. Поводом для исключения могли служить:

– критика писателя со стороны высших партийных инстанций. Пример – исключение М. М. Зощенко и А. А. Ахматовой, последовавшее за докладом Жданова в августе 1946 года и партийным постановлением «О журналах «Звезда» и «Ленинград»;

– публикация за рубежом произведений, не опубликованных в СССР. Первым по этому мотиву был исключен Б. Л. Пастернак за издание в Италии его романа «Доктор Живаго» в 1957 году;

– публикация в «самиздате»;

– открыто выраженное несогласие с политикой КПСС и Советского государства;

– участие в публичных выступлениях (подписание открытых писем) с протестами против преследования диссидентов.

Исключенным из Союза писателей отказывалось в издании книг и публикации в журналах, подведомственных СП, практически они были лишены возможности зарабатывать литературным трудом. За исключением их из Союза следовало исключение из Литфонда, влекущее за собой ощутимые материальные затруднения. Исключение из СП по политическим мотивам, как правило, предавалось широкой огласке, превращавшейся порой в настоящую травлю. В ряде случаев исключение сопровождалось уголовным преследованием по статьям «Антисоветская агитация и пропаганда» и «Распространение заведомо ложных измышлений, порочащих советский государственный и общественный строй», лишением гражданства СССР, вынужденной эмиграцией.

По политическим мотивам из Союза писателей были исключены А. Синявский, Ю. Даниэль, Н. Коржавин, Г. Владимов, Л. Чуковская, А. Солженицын, В. Максимов, В. Некрасов, А. Галич, Е. Эткинд, В. Войнович, И. Дзюба, Н. Лукаш, Виктор Ерофеев, Е. Попов, Ф. Светов. В знак протеста против исключения Попова и Ерофеева из СП в декабре 1979 года В. Аксенов, И. Лиснянская и С. Липкин заявили о своем выходе из Союза писателей СССР.

После распада СССР в 1991 году Союз писателей СССР разделился на множество организаций в различных странах постсоветского пространства.

Основными преемниками СП СССР в России являются Международное содружество писательских союзов, которым долгое время руководил Сергей Михалков, Союз писателей России и Союз российских писателей.

Почвой для разделения единого сообщества писателей СССР, в котором состояло около 11 000 человек, на два крыла: Союз писателей России (СПР) и Союз российских писателей (СРП) – было так называемое «Письмо 74-х». В первый вошли те, кто был солидарен с авторами «Письма 74-х», во второй – писатели, как правило, либеральных взглядов. Оно послужило и индикатором настроений, господствовавших тогда у ряда литературных деятелей. Самые знаменитые, самые талантливые писатели России заговорили об опасности русофобии, о неверности выбранного «перестроечного» пути, о значении патриотизма для возрождения России.

Союз писателей России – общероссийская общественная организация, объединяющая ряд российских и зарубежных литераторов. Образовался в 1991 году на базе единого Союза писателей СССР. Первый председатель – Юрий Бондарев. На 2004 год Союз состоял из 93 региональных организаций и объединял 6991 человека. В 2004 году в ознаменование 100-летия со дня смерти А. П. Чехова учреждена Памятная медаль А. П. Чехова. Вручается лицам, награжденным Литературной премией имени А. П. Чехова «за вклад в русскую современную литературу».

Союз российских писателей – общероссийская общественная организация, объединяющая российских и зарубежных литераторов. Союз российских писателей образовался в 1991 году при распаде Союза писателей СССР. У истоков его создания стояли Дмитрий Лихачев, Сергей Залыгин, Виктор Астафьев, Юрий Нагибин, Анатолий Жигулин, Владимир Соколов, Роман Солнцев. Первый секретарь Союза российских писателей: Светлана Василенко.

Союз российских писателей является соучредителем и организатором Волошинской премии, Волошинского конкурса и Волошинского фестиваля в Коктебеле, Всероссийских совещаний молодых писателей, входит в Оргкомитет по празднованию юбилеев М. А. Шолохова, Н. В. Гоголя, А. Т. Твардовского и других выдающихся писателей, в жюри Международной литературной премии им. Юрия Долгорукого, проводит «Провинциальные литературные вечера» в Москве, был инициатором возведения в Воронеже в 2008 году памятника О. Э. Мандельштаму, участвует в международных и российских книжных ярмарках, совместно с Союзом журналистов России проводит конференции женщин-писательниц, творческие вечера, литературные чтения в библиотеках, школах и университетах, круглые столы по проблемам перевода, региональные семинары прозы, поэзии и критики.

При Союзе российских писателей открыто издательство «Союз российских писателей».

| |